Он садится за руль и без лишних слов жмёт на газ. Большой, огромный аэропорт словно вырастает из моих воспоминаний, и на сердце делается тепло, будто увидел старого друга.
Множество машин, автобусы, толпы прибывающих и убывающих пассажиров — смотрю в окно, наслаждаясь ожившими картинками прошлого.
Дорога из Внуково знакома и незнакома. Сколько раз я по ней мотался туда и обратно, но так, как сейчас уже и не вспомню, когда. Машины есть, машин много, но пробок нет. А счастье, соответственно, есть. Мы доезжаем до Лубянки минут за сорок пять. Всю дорогу наслаждаюсь прекрасным зрелищем, по названию Москва.
Да, она выглядит более сдержанно, без рекламы, вывесок и показной роскоши витрин, но в таком виде она мне кажется по-настоящему живой, юной и естественной, как Ира Новицкая без косметики. А вот и «Детский мир», и Железный Феликс тоже здесь. Ворота, КПП, проверка документов и длинный коридор.
Наш встречающий-сопровождающий ведёт нас по лестницам, этажам и тёмным ходам и, наконец, заводит в небольшой кабинет с портретом Дзержинского на стене. За столом сидит человек в штатском. На вид ему лет сорок пять, и он напоминает мне киношного мафиози. Элегантный костюм, очки в модной оправе, смеющиеся глаза, уверенность и очень жёсткая улыбка, не оставляющая ни малейших сомнений в железной хватке её обладателя.
— Товарищ подполковник, — начинает наш конвоир, но хозяин кабинета машет рукой, останавливая его.
— Вижу-вижу, спасибо что привёз. Подожди пока, далеко только не убегай, ещё понадобится твоя помощь.
— Слушаюсь, — говорит безымянный боец и исчезает.
— Ну что, — обращается к нам хозяин кабинета, оценивающе оглядывая, — давайте знакомиться.
— Егор Брагин, — представляюсь я. — Это лейтенант Лидия Пирогова. А вы, должно быть Леонид Юрьевич.
— Так точно, — встаёт он из-за стола и подходит к нам, протягивая руку. — Полковник Злобин. Присаживайтесь вот сюда.
Он показывает на стулья у приставного столика. Мы располагаемся и сам он тоже садится напротив нас.
— Как там родной город поживает? — спрашивает он.
— В принципе хорошо, — киваю я. — Надо только с некоторыми негативными явлениями разобраться, и всё вообще отлично станет.
— Ну что же, — хмыкает Злобин, — тогда не будем терять время и сразу преступим к делу. Рассказывайте.
Я рассказываю всё, что мы придумали с Куренковым. Полковник слушает внимательно, задавая уточняющие вопросы. И мне, и Лиде. Потом изучает документы — это наши с ней показания и рапорт Артюшкина. Также я передаю копии материалов дела, которое Троекуров требует закрыть.
— Всё? — спрашивает полковник.
— Я немного мешкаю, поскольку это последний козырь, лишаться которого было бы крайне нежелательно, но всё-таки решаю показать папку, полученную от табачного капитана.
— А вот ещё одно дело, с этим напрямую не связанное. Но аналогичное по итогу. Двухлетней давности. Групповое изнасилование с участием и по инициативе Каховского-младшего. Закрыто по личному приказу генерала Троекурова, друга Каховского-старшего.
Злобин берёт папку с большим интересом и внимательно просматривает все бумаги.
— То есть сделали так, будто никакого дела вообще не было? А как урегулировали с потерпевшей?
— Насколько я понимаю, никак. Типа, сука не захочет, кобель не вскочит. Она просто уехала в деревню к матери. Ну, может денег дали, не знаю, Артюшкин не говорил.
— Ясно, — кивает Злобин. — Скажу так. Повезло вам, ребята. Шефу моему как раз что-то такое нужно было. Иначе никто бы вас и слушать не стал. А так, может и получится что-нибудь. Пойдёмте со мной.
Мы выходим из кабинета и снова идём по долгим коридорам и широким лестницам. Заходим в просторную приёмную, обшитую панелями из дорогой древесины, и садимся на стулья. Через несколько минут у секретаря, строгой дамы лет шестидесяти, сидящей за массивным столом, раздаётся звонок. Она снимает трубку и кивает Злобину. Тот поднимается и заходит в кабинет.
Минут через пятнадцать из кабинета выходит человек с очень знакомым лицом. Он останавливается и смотрит на нас с Лидой.
Набрякшие усталые глаза строго взирают из-за очков в металлической оправе. Капризные складки вокруг губ, седина, чуть оттопыренные уши… Мы с Лидой вскакиваем одновременно.
Он чуть оборачивается к секретарю, слегка кивает и выходит из приёмной.
— Узнал? — спрашивает мой лейтенант.
— Ага, — киваю я.
А потом время замедляется. Мы проводим в приёмной около полутора часов, прежде чем дверь кабинета снова открывается и появляется наш Злобин.
— Всё, уходим, — мотает он головой, и мы выходим вслед за ним.
Зачем нас приводил? Непонятно. Наверное, на всякий случай.
— Леонид Юрьевич, — говорю я, — я ж забыл совсем.
Действительно из головы вылетело. Достаю из сумки пакет с кедровыми орехами.
— Это вам от Куренкова. И вот это ещё.
Ставлю на стол бутылку армянского коньяка.
— Ну, что ты за человек, Брагин, — вроде как улыбается он. — Самое главное и не передал. Наверное, подумал, если дело не выгорит себе оставить, да?
Я смеюсь.
— Ладно, — качает он головой. — Спасибо. Я ему позвоню, поблагодарю. В общем, взяли в оборот вашего Троекурова.
— А Каховского? — спрашиваю я с тревогой.
— И Каховского… Почти.
— В смысле, почти?
— В прямом. Сейчас поедете в гостиницу. Поселитесь и будете ждать. На регистрации скажете, бронь от Главснаба, по литере «А». Никуда не уходить. Даже на обед. Ясно?
— Так точно, — отвечает Лида.
— Молодцы.
— А чего ждать? — уточняю я.
— За вами приедут и повезут в… В общем, повезут, куда надо. Поговорите с ещё одним нашим земляком, всё ему расскажете, как мне. И тогда с Каховским всё окончательно станет ясно.
Тот же молчаливый сопровождающий выводит нас из здания и ведёт к машине. Он подвозит нас прямо к гостинице «Москва» и высаживает в гуще чёрных «Волг» и «Чаек». Мы проходим через огромный, отделанный камнем холл, ощущая незыблемую имперскую мощь. На стойке регистрации без проблем получаем два ключа от одноместных номеров и талоны на завтрак и идём к себе. Номера достаются соседние. При размахе и размерах гостиницы это совсем не лишнее.
— Нам бы с тобой и одного номера хватило, правда? — спрашиваю я, когда мы оказываемся в лифте.
Лида выглядит уставшей и… милой. Я поправляю выбившуюся прядку волос, закладываю её ей за ухо.
— Устала, — говорит она, когда мы подходим к своим комнатам. — Хочу немного отдохнуть.
Она заходит в номер и закрывает дверь перед моим носом. Ну, что же, пусть отдохнёт. Я тоже иду к себе. Интерьер почти не отличается от того, что я много раз видел здесь в девяностых годах. Телевизор другой. Но цветной. Паркет, деревянные двери, высокий потолок.
Щёлкаю выключателем. По телеку передают песни советских композиторов. И снова, как ещё совсем недавно, слышу: «Забота у нас простая, забота наша такая»…
