— Постой! — взмолился он. — Что случилось? Куда ты идешь?
У нее подгибались ноги, сердце болело так сильно, что, казалось, вот-вот разорвется. Наклоняясь к нему, вдыхая запах стирального порошка и лета, она тихо сказала:
— Он в подвеске.
— Нет! — Он не отпускал ее. — Этого не должно было случиться. Я видел это для того, чтобы можно было все изменить. На этот раз я тебя не отпущу!
— Так вот тот момент!
Еще не договорив, Ана поняла, что не ошиблась.
В этой точке времени было нечто особое. Она была похожа на звезду, взрывающуюся в огромной темной вселенной. Это место, это мгновение отличались от всех других.
— Ана, прошу тебя! Ты должна мне сказать, как я могу все изменить.
— Все в порядке. Он больше не сможет меня задеть. Теперь я все поняла.
— Ана, пожалуйста…
— Тебе надо немедленно ехать, иначе мой отец прикажет тебя арестовать. Но я приду к «просветителям». Приду, как только смогу.
— Прошу тебя! Я не могу снова тебя потерять!
Она прижалась к нему и открыла свое сердце, позволив всем своем чувствам литься сквозь нее — и снова поцеловала его. Долгим, крепким, свободным поцелуем. А когда она отстранилась, то прочла в его взгляде изумление, словно прикосновением губ смогла передать возникшие в ней силу и целостность и ему тоже.
— Мы связаны, — сказала она. — Мы можем тысячу раз потерять друг друга — и вселенная все равно снова сведет нас вместе. Ты меня дождешься?
— Да.
Она улыбнулась.
— Не забудь про звезду.
В его взгляде вспыхнуло понимание. Ей было больно смотреть на то, каким побежденным он внезапно стал выглядеть. Ему безумно не хотелось смиряться с тем, как все закончится — на данную минуту, — но он знал, что ему придется это сделать. Он понимал, что в медальоне что-то спрятано.
— Лайла у моего отца, — сказала она ему. — Поезжай быстрей. Его машина стоит в том конце проулка.
Коул прибавил обороты двигателя, но не тронулся с места.
— Поезжай! — крикнула она. — Пожалуйста!
— Ана…
— Знаю, — сказала она. — Я знала с самой нашей первой встречи.
Он включил сцепление. В вечерней тишине рокотал мотор. Коул посмотрел на нее еще один, последний раз, словно пытаясь запомнить в ней все, а потом стремительно уехал, исчезнув в проулке.
Ана повернулась к отцу. В свете фонаря его длинная тень тянулась к ней, словно палец манящей руки. Кровь пульсировала у нее в ушах, на шее, на запястьях. Вокруг нее снова накапливалось электрическое поле, заставляя ее замедляться. Казалось, ее мозг то сжимается, то расширяется, ударяясь о ее череп.
— Ты об этом не пожалеешь, Ариана, — пообещал он. — Я велел смотрителю Домбранту провести паренька и его сестру через главный КПП. Пока ты держишь слово, я гарантирую их безопасность. А через год я уничтожу записи об арестах этого паренька и все данные, связывающие его со смертью доктора Питера Рида.
На долю секунды Ана увидела себя в отцовском кабинете, с залитым слезами лицом. С последним вскриком бессильного раздражения она смахивает с полки оставшиеся книги — и обнаруживает серебристый диск, прикрепленный к стене. На нем выгравированы цифры 12.04.2021. Это не просто цифры! Это дата! Она схватила диск, почти ничего не соображая, но постепенно к ней пришло понимание: она нашла копию той записи, из-за которой убили Питера Рида, бывшего министра здравоохранения. И теперь этот диск оказался у Коула, спрятанный в деревянную подвеску в виде звезды, которую ей подарил Джаспер.
— Как я могу тебе верить? — сказала она.
— У тебя нет выбора.
— Ты хочешь, чтобы я год оставалась с Джаспером среди Чистых. Это все, о чем ты просишь?
— И ты не будешь иметь контактов с тем пареньком, его родственниками или еще с кем-то, кто не является Чистым.
— И это все?
— Это все, о чем я прошу. Только о том, чего ты всегда сама хотела.
В дальнем конце узкого прохода мотоцикл взревел мотором, уезжая прочь. Ана знала, что, если Коул в безопасности, она сможет справиться с чем угодно. Она слушала, как затихает вдали шум двигателя. Он вышел за пределы досягаемости, но она продолжала слышать тихий гул. Он слился с колебаниями, возникшими в ней, словно они стали частью симфонии, которая исполнялась даже тогда, когда ее никто не слушал.
Вечер наваливался на нее. Ана знала, что темнота станет плотнее, и только потом, позже она снова почувствует свет. Она пошла по проулку следом за отцом, направляясь к его машине, и забралась внутрь. Лавандовый аромат, оставленный Лайлой, задержался на кожаных сиденьях. Она закрыла глаза и откинула голову на спинку. Мысленно она ощутила губы Коула, теплые и нежные, запечатлевшиеся на ее губах.
33
Стена
Три недели спустя.
Ана лежала в шезлонге у теннисного корта, на котором Дэвид Торелл и ее отец вели яростный поединок один на один. Дело было теплым субботним днем в середине мая. Джаспер лежал в кровати в западном крыле с одной из своих мигреней, его сестра гостила у друзей, а его мать пила коктейли и одержимо копалась в саду.
Отложив книгу, чтение которой Ана только изображала, она села и сделала глоток свежеприготовленного лимонада. Поймав ее взгляд, ее отец подмигнул ей. Она отвела глаза. Ей не хотелось будить в нем подозрения, притворно его простив.
Укол боли вонзился ей в виски. Она отставила стакан и прижала пальцы к вискам. Джаспер был не единственным, кто страдал головными болями и бессонницей. За последние три недели Ана часто просыпалась от ночных кошмаров. Ее уже сто раз замораживали и закапывали в землю живьем. Ночь за ночью ее топили, накачивали наркотиками. Иногда ее рвали на части зомби. Ее резко выводил из сна звук собственного крика или завывание Джаспера, донесшееся из комнаты напротив. Дни шли в сюрреалистической притворной нормальности, которая нужна была для того, чтобы обмануть Коллегию, репортеров и собственных отцов, но по ночам они с Джаспером оказывались пленниками «Трех мельниц».
Ана смотрела на отца и раздумывала о том, почему — если он действительно выполнил свое обещание и позволил Коулу и Лайле уйти из Общины — в средствах массовой информации до сих пор нет никаких известий о записи министра. О ней уже должны были бы писать на первых полосах. Однако она ничего не слышала, а это означало одно из трех: либо Коул гниет в какой-нибудь тюрьме или психушке, либо диск министра такая же пустышка, как и расследование Тома Торелла, либо же Коул придержал новости. В ожидании ее. Тогда это — безмолвное сообщение о том, что он не станет разменивать ее свободу на сведения, которые могут повредить Коллегии. Потому что он должен понимать: как только Эшби Барбер узнал, что дочь не только обыскала его кабинет и нашла запись министра, но и сумела передать ее за пределы Общины, он должен был усилить свое круглосуточное наблюдение за ней.
Ана потянулась и встала. Несмотря на постоянное недосыпание, все последние десять дней она неустанно тренировалась: утром и вечером по сто раз переплывала бассейн.
— Меня пригласили соседи, — сказала она, — предложили мне пользоваться их бассейном, пока наш не починят.
Ее отец подпрыгнул навстречу мячу и с шумным выдохом отбил его. Отец Джаспера сильным ударом отправил мяч обратно через сетку. Ее отец резко развернулся, чтобы успеть его принять.
Ана сбросила рубашку и шорты, оставшись в купальнике. Просунув руки в махровый халат, она лениво сунула ноги в шлепанцы, одолженные у Люси.
— Ну, пока, — бросила она.
— Увидимся завтра за ленчем, — пропыхтел отец.
Дэвид молча помахал ей.
Ана рысцой побежала через рощицу за теннисным кортом в сторону соседского участка. У корней дуба она нашла веревку, которая лежала точно там, где она оставила ее заранее. Она быстро проверила петлю аркана, а потом повесила свернутую веревку на плечо и побежала дальше. Корни деревьев, сучки и колючий подрост прорывали тонкие подошвы тапок. Но важнее было то, что в обуви Люси нет маячков. И она почти не сомневалась в том, что Эшби не потрудился ставить маячки в халат и купальник дочери.
Пробегая по ухоженным газонам — некоторые из них были прекрасно видны с веранд, задних дворов и крылечек, — Ана следовала маршрутом, десятки раз прослеженным ею по топографическим аэрофотоснимкам, программа по поиску которых оказалась в ее интерфейсе. Она заранее приняла решение: если ей кто-то попадется на пути, она останавливаться не станет. Однако удача ей не изменила: она добралась до футбольного поля при мужской школе, не встретив ни души. Чтобы не выходить на проезжую часть, она перелезла через высокий забор. После многих дней отдыха, плаванья и дыхательных упражнений ее сломанное ребро зажило, а синяки исчезли. Она спрыгнула на игровую площадку и перебежала через поле, стараясь дышать ритмично и глубоко. От центра ее груди к рукам и пальцам бежали колкие мурашки. Предвкушение. Волнение. Она почти у цели. Почти у стены.
