— Янкель жалуется, что ты ложишься не так, как он хочет. Почему?
— Нет, пусть не просит, я ни за что этого не сделаю!
— Еврейская женщина должна ложиться так, как хочет ее муж.
— Но этого он от меня требовать не может.
— И чего же он требует?
— Чтобы я лежала в трех метрах под землей.
Трое евреев беседуют.
— Мне уже шестьдесят лет, но я все еще могу выполнять свои супружеские обязанности два-три раза в неделю, — говорит первый и трижды стучит по дереву.
— А мне шестьдесят пять, — говорит второй, — но примерно раз в неделю я еще могу иметь это удовольствие! — и тоже трижды стучит по дереву.
Третий, которому уже стукнуло семьдесят, вздыхает и говорит:
— Постучать по дереву я тоже могу…
Шлезингер застал свою дочь и Шмуля на месте преступления. В бешенстве он хватает парня за лацканы пиджака и трясет изо всех сил:
— Вы соблазнили мою дочь, негодяй, и вы мне за это заплатите… Скажите, а сколько вы заплатили за материальчик на этот пиджак?
Супруга на смертном одре признается:
— Не могу унести эту тайну с собой в могилу. Знай же: Исаак — не твой сын.
— Чушь! От кого же он может быть?
— От нашего конторщика Гиршфельда.
— Не верю ни одному твоему слову! Такой красавчик, как Гиршфельд, и такой мордоворот, как ты…
— Я заплатила ему две тысячи франков.
— И где же ты взяла столько денег?
— Из твоей кассы.
— Ну вот, я и говорю: Исаак — мой сын!
— Говорят, Ашерзон стал богатым рантье?
— Это верно. Одни говорят, он хорошо зарабатывает на своих гешефтах и может кое-что себе позволить. А другие утверждают, что его жена кое-что себе позволяет и может на этом хорошо заработать.
Старик Кон распекает своего сына за то, что он целыми днями шатается без дела и домой является только на рассвете.
— Я хочу насладиться радостями жизни, — защищается юноша.
— Ну что ж, — резонно замечает старик Кон, — почему бы и не насладиться? Но делай это так, как я, — днем в лавке, а ночью в своей постели, как все порядочные люди.
Моисей Штейнпильц, находясь в деловой поездке, привел к себе в номер гостиницы девицу легкого поведения. Вдруг стук в дверь: пришла телеграмма. Штейнпильц вскрывает конверт, бросает взгляд на строчки, видит сообщение о внезапной смерти супруги, быстренько прячет телеграмму и говорит:
— Ты будешь смеяться! Завтра утром я так перепугаюсь и зарыдаю…
Тфилт, коробочки с пергаментными текстами для утренней молитвы, обычно хранят в красивом бархатном мешочке.
— Куда ты собрался? — спрашивает Исидор своего приятеля, который в пять часов вечера шагает по улице, помахивая бархатным мешочком для тфилин.
— В бордель — отвечает тот.
— В пять вечера и с тфилин?
— А может, я задержусь там до утра!
Привратница богатого еврейского дома ждет ребенка и спрашивает хозяйку, нельзя ли ей взять детскую коляску, десятилетиями стоящую на чердаке без всякого употребления.
— Даже не знаю, что вам сказать, — ломается хозяйка. — Может быть, она еще мне самой понадобится.
Мимо проходит ее супруг, он слышит разговор и бросает на ходу:
— По мне — так вряд ли.
Кан пригласил на ужин своего приятеля Леви. Госпожа Кан, у которой с Леви любовная интрижка, старается ногой дать ему знак под столом. Но Леви никак не реагирует.
Внезапно Кан, багровый от злости, оборачивается к жене:
— Розалия, перестань наступать мне на ногу! В присутствии единоверца я ем так, как мне нравится.
Раввин проповедует:
— Жена должна быть бережливой, спокойной и молчаливой. Такая жена — образец для всех.
А Шварц размышляет про себя: "Моя-то как раз такая! Она так бережлива, что по шесть недель не меняет полотенца. Так спокойна, что ее ничем с тахты не сгонишь. И так молчалива, что до сего дня мне еще не сказала, от кого наш Давидка".
Казаки вламываются в квартиру Хаима, крадут все драгоценности, вытаскивают его из кровати, мелом рисуют на полу круг, ставят Хаима в середину и предупреждают:
— Если выйдешь из круга, пристрелим!
После этого насилуют Сару.
Когда они уходят из квартиры, Сара говорит:
— Ты трус, не решился хоть как-нибудь мне помочь!
— Почему это я трус? — возражает Хаим. — Ведь я все время стоял одной ногой по эту сторону круга!
Галицийский раввин ненадолго вышел из дома. А вернувшись, заметил на свежем снегу перед домом слова "барух або" (формула приветствия — "благословен входящий"), начертанные мочой.
Войдя в дом, он спрашивает супругу, кто это написал.
— Наш шамес, — отвечает жена.
— Но ведь он не умеет писать!
— А я водила его перышком…
Йосель приезжает к родственникам в Кротошин на праздник обрезания.
— На кого похож мой сын? — спрашивает гордый отец.
— Почем я знаю? — отвечает Йосель. — Ведь я всего полчаса как приехал в Кротошин.
Леви, оптовый торговец, пишет некоей певице: "Ваше душевное пение от 30-го числа прошлого месяца все еще звучит у меня в ушах, и мои чувства к Вам с последней декады июля до сего дня остались неизменными".
Ландсбергер застает свою жену на месте преступления с конторщиком и бросает ему с королевским достоинством:
— С конца месяца эти отношения должны быть закончены!
Но спустя несколько недель он опять застает эту парочку. Дело доходит до драки, и более сильный конторщик швыряет своего шефа под стол. Тот с трудом поднимается с пола и произносит:
— Ваши полномочия с сегодняшнего дня прекращаются.
Шеф застает бухгалтера со своей женой. И молча выходит из комнаты.
В день выдачи жалованья шеф говорит бухгалтеру:
— Я вычел у вас десять франков. И вы знаете почему!
Глава фирмы говорит кассиру:
— На прошлой неделе я увидел вас в постели с моей женой. Одно это мне уже не понравилось. Сегодня в кассе недостает ста злотых. Если теперь случится хоть что-нибудь, я вас уволю!
Хозяин застает в своем кабинете собственную жену с делопроизводителем в весьма пикантной ситуации. Задыхаясь от злости, он вопит:
— Финкельштейн, когда вы были у меня учеником, то имели кое-что из кассы почтовых сборов. Потом вы служили на складе и имели кое-что из товаров. И вот теперь вы стали делопроизводителем, и я нахожу вас в собственной конторе с моей женой — и прекрати сейчас же, когда я с тобой говорю!
Шлезингер едет к своему приятелю Гринбергу в какой-то галицийский городок. По дороге с вокзала Гринберг приветствует некую даму и шепчет на ухо Шлезингеру:
— Эту вы можете заполучить за два гульдена.
Потом им попадаются еще полдесятка других дам, которых Гринберг оценивает в сумму от трех до пяти гульденов. Наконец Шлезингер спрашивает:
— Скажите, Гринберг, а что, в этом городке вообще нет порядочных женщин?
— Конечно, есть, — отвечает тот. — Только они очень дороги.
Абрам с приятелем сидят в оперетте.
— До чего же прелестна эта малышка Жерар, — мечтательно вздыхает Абрам. — Как бы мне хотелось еще раз провести с ней часок-другой!
— Разве у тебя с ней уже что-то было?
— Нет, но пару раз уже хотелось.
Гиршфельд в рабочее время неожиданно возвращается домой. Он пробегает мимо своей смертельно испуганной жены, влетает в спальню, распахивает дверь гардероба — и видит перед собой своего компаньона Блау!
— Что ты здесь делаешь, черт тебя побери? — ошалело спрашивает он.
— Ты будешь смеяться, но я жду трамвая.
— Привет, Цукерман! Ты идешь на работу? А разве ты не знаешь, что твоя жена как раз в это время принимает у себя молодого офицера?
Цукерман тотчас бежит домой, врывается в квартиру, пролетает мимо перепуганной жены, ищет во всех комнатах, непрерывно восклицая: "Тут его нет… И тут его нет…" Наконец он распахивает дверцу гардероба — а там стоит офицер с пистолетом в руке. Цукерман быстренько закрывает дверцу шкафа, запирает ее на ключ и объявляет:
— Тут его тоже нет!
Тайтелес неожиданно возвращается домой из деловой поездки. Пройдя в спальню, он находит свою жену совершенно голой и лежащей в кровати.
— Дорогой Мойшеле, я вся горю! — объясняет она. — У меня жар, я больна!
Он хочет повесить свое пальто в шкаф, открывает дверцу — внутри стоит, тоже совершенно голый, его сосед Кац.
