Ноа вернулся, помог ей надеть пальто, они направились к выходу, желая всем на пути счастливого Рождества и отвечая на добрые пожелания.
На улице все было покрыто снегом: пешеходные дорожки, крыши домов, седла и одеяла на спинах у мулов, привязанных к перилам.
Они шли в молчании, изредка случайно касаясь друг друга локтями. Когда свернули в проулок и начали взбираться по крутому склону, внезапный звон заставил их остановиться.
- Что это?
Звуки раздались снова, откуда-то сверху.
- Колокольный звон,- выдохнула Сара. Они подняли головы. Все ущелье наполняли мелодичные звуки, они вибрировали, отталкиваясь от каменных стен, падали в пропасти, вырывались оттуда и дрожали высоко в темном небе. Ночь жила этими звуками, эхо подхватывало их и разносило далеко по округе, небесный купол служил великолепным резонатором.
Сара и ее спутник стояли неподвижно, захваченные этим колокольным благовестом.
- Это Нед Джадд, - прошептала Сара.
- Где он, по-вашему? - спросил Ноа.
- Наверное, где-то на горе, возле одной из шахт... Какой подарок к Рождеству сделал он всем нам...
Колокола продолжали звенеть.
Ноа нашел руку Сары, прижал ее своим локтем. Они двинулись дальше, шагая почти в такт музыке.
На верхней площадке лестницы, возле дома, стояла миссис Раундтри и несколько ее постояльцев. Все, подняв головы, прислушивались к звукам, падавшим сверху - с неба, со скал, с ветвей сосен. Ноа отпустил руку Сары, они присоединились к остальным, стоявшим у входа.
Вскоре звуки умолкли, однако все продолжали обсуждать сегодняшний вечер - костюмы детей и других артистов, их песни и инсценировку рождественских историй. Звон колоколов возобновился, но все уже начали расходиться. Сара не увидела Ноа - он, вероятно, ушел раньше.
У себя в комнате она переоделась, не зажигая света, закуталась в толстый фланелевый халат, вынула шпильки и валик из волос, потом накинула на себя одеяло, открыла окно и села возле него в деревянную качалку.
Нед Джадд вызванивал уже четвертую рождественскую мелодию. Сара медленно расчесывала волосы щеткой, ей не хотелось ложиться в постель: ведь тогда она может уснуть, не дослушав музыку, несущуюся почти с неба.
Через две комнаты от Сары Ноа Кемпбелл тоже раскрыл окно. Он зажег лампу, сел и свернул сигарету. Закурил ее от лампы и так сидел, пуская клубы дыма и наблюдая, как они мельтешат возле окна, не решаясь уплыть наружу и возвращаясь в тепло комнаты.
Он выкурил две сигареты, вслушиваясь в мелодичный звон, наполнявший ущелье, пока у него не замерзли пальцы. Тогда он отошел от окна, потушил лампу и сел на кровать, укрыв ноги одеялом и спрятав под него руки.
Он думал. Думал о Саре Меррит. О том, как они пели одну и ту же песню, издали глядя друг другу в глаза и чувствуя, что они совсем рядом в эти минуты. Вспоминал, как избегали один другого... Как целовались у нее в редакции... Как потом старались уверить себя, что между ними ровно ничего не произошло...
Он встал, потянулся, снова подошел к окну.
Если бы она была, как ее сестра, одной из девиц у мадам Розы, он бы знал, как с ней обходиться. Но она была не такой, она из тех, с нем всегда одна морока...
Он постоял еще некоторое время у окна, прежде чем подошел к двери, тихо открыл ее и вышел в коридор, осторожно ступая ногами в теплых носках без ботинок, у двери Сары остановился, помешкал в раздумье. Потом тихонько постучал и замер в ожидании.
Почти сразу дверь приоткрылась. Через щель он увидел, что в комнате Сары совершенно темно, сама она почти сливалась с этой темнотой.
- Да? - прошептала она. - Кто это?
- Это Ноа.
- Что... что вы хотите?
- Я не могу уснуть. А вы?
Она подумала, прежде чем ответить:
- Я тоже.
- Что вы делаете?
- Сижу у окна и слушаю звон.
- Я тоже. Мы могли бы слушать вместе. - Ответом было молчание.
- Я могу войти, Сара?
- Нет, я переоделась, чтобы лечь в постель.
- Наденьте халат.
- Ноа, я не думаю, что...
- Ну, пожалуйста.
Она довольно долго стояла неподвижно, потом отступила в глубь комнаты. Он отворил дверь шире, беззвучно закрыл ее за собой. Благодаря снегу, белевшему за окном, он мог теперь различить, что она стоит, закутавшись в одеяло, которое сжимает у груди. Он подошел к ее кровати и сел там с края, в глубокой тени. Оттуда он смутно видел ее лицо, повернутое к окну, волосы, руки.
Некоторое время они слушали музыку металлических треугольников, имитирующих колокола. Это была мелодия гимна "О, самое святое..."
Наконец он произнес из темноты;
- Сара, я просто не знаю, как мне с вами быть... - Фраза прозвучала как некий конечный вывод, как результат долгих раздумий.
- Не понимаю, что вы хотите сказать.
- Нет, понимаете... Я дважды поцеловал вас, и мы оба были рады этому. А на следующий день я чувствовал испуг...
- Вы тоже это почувствовали?
- Да, тоже.
- Мне очень жаль. Я...
Она не знала, что сказать... как ответить. Он заговорил снова.
- Я много думал о вас... Вы на меня просто... как бы это сказать... нагоняете страху.
- Я?!
- Клянусь вам.
- Никогда не думала, - прошептала она.
- Но это в самом деле так. Вы лучше многих мужчин умеете работать. Умеете наладить дело. Вы и редактор, и музыкант, и...
Он замолчал.
- И что?.. - спросила она.
- И я хотел бы знать, что вы думаете обо мне.
Она ответила не сразу. Голос у нее был тихий, немного испуганный.
- Я тоже боюсь вас...
Она опять замолчала, но он ничего не говорил, и она продолжала:
- Я тоже думаю о вас. Больше, наверное, чем сама хотела бы. Вы... вы, в общем, не тот человек, который... - Она остановилась.
- Который что? - спросил он. - Продолжайте.
- Который должен мне нравиться...
Ну, вот и все... Она сказала эти слова. Произнесла их...
Ей казалось, что жар ее щек можно было различить в темноте.
- А какой же я? Говорите.
Она не хотела, но слова сами вырвались из нее:
- Вы из тех, кто посещает публичные дома.
- Я не был у Розы с того вечера, когда мы встретились там.
- Но факт остается фактом. Вы бывали там... и с моей сестрой.
- Сара, я очень сожалею об этом, только ничего изменить нельзя.
- И я не могу изменить своего отношения к этому. Оно всегда будет между нами.
- Говорю вам, я не ходил туда больше! Спросите у своей сестры.
- Я потеряла сестру из-за таких, как вы.
- Нет! Не я причина, что она стала тем, нем стала!
- Говорите тише.
Он повторил, умерив тон:
- Не моя вина, что она сделалась проституткой.
- Но чья же? Чья?! Если бы только я могла понять!.. - Она опустила голову к коленям. Какое-то время одни лишь колокольные звуки наполняли темное пространство комнаты. Когда он коснулся ее наклоненной головы, она резко и испуганно выпрямилась: она не слышала, как он подошел к ней так близко.
