- Говорю вам, я не ходил туда больше! Спросите у своей сестры.
- Я потеряла сестру из-за таких, как вы.
- Нет! Не я причина, что она стала тем, нем стала!
- Говорите тише.
Он повторил, умерив тон:
- Не моя вина, что она сделалась проституткой.
- Но чья же? Чья?! Если бы только я могла понять!.. - Она опустила голову к коленям. Какое-то время одни лишь колокольные звуки наполняли темное пространство комнаты. Когда он коснулся ее наклоненной головы, она резко и испуганно выпрямилась: она не слышала, как он подошел к ней так близко.
- Вам нужно уйти, - прошептала она.
- Да, - согласился он. - Нужно... Я познал вашу сестру, как о том говорится в Библии, и теперь должен уйти. И какое имеет значение все, что мы чувствуем друг к другу?.. Все должно быть отброшено из-за того, что произошло еще до той поры, когда мы встретились. Так получается?
- Да, - ответила она.
Глаза ее были широко раскрыты, в горле стоял ком.
Схватив ее за руки, он поднял ее со стула.
- Это чушь, Сара! И вы сами знаете.
Он склонил голову, нашел ее губы. Они оставались сомкнутыми. Он подождал, не отстраняясь. Она не ответила на поцелуй.
- Я не тороплю вас, - прошептал он, поднимая голову. - Но не решайте сразу. Подумайте...
Он опять прижал свои губы к ее губам, опять водил по ним языком осторожно, ласково, умело. Его не отталкивала ее инертность.
Она дрожала всем телом и крепче прижимала к себе одеяло.
Он снова поднял голову и, не отнимая рук от ее плеч, глядел в темноте в ее широко открытые глаза, словно пытаясь что-то отыскать в них.
Потом его руки скользнули вниз, удержались в изгибе ее бедер. Он еще крепче прижал ее тело к своему. Пауза перед тем, как он вновь наклонился к ее губам, похожа была на промежуток между вспышкой молнии и ударом грома.
Она сопротивлялась, упирая руки ему в грудь, откидывалась назад. После нескольких попыток он признал свою неудачу и отступил. Теперь они стояли на некотором отдалении, не сводя друг с друга глаз.
- Разве вы не хотите, чтобы вам было приятно? - произнес он, протягивая руку, касаясь ее волос возле виска, от чего дрожь пробежала по ее телу. Зачем же тогда...
Он медленно наклонился, легко поцеловал ее веки, мочку уха, щеку, подбородок; затем снова - более настойчиво - коснулся губ. Она ощутила запах табака, шелковистость усов. Его руки слегка скользили по халату, со спины, и складки одежды чуть слышно касались ее ножи: как занавески - подоконника. Потом он с силой сжал ее в объятиях.
С возгласом отчаяния она поддалась, прильнула к нему, словно тонущий к кромке берега, высвободив руки, но не выпуская из них одеяла и как бы накрывая им обоих. Тепло их тел, сами тела слились в одно. Они застыли в неподвижности, словно статуи, только сердца были живы и бешено колотились.
Никогда она не знала, даже не думала, что если вот так близко стоишь с другим человеком, то все, во что раньше верила, может сразу куда-то исчезнуть, улетучиться. В ее душе снова рождался крик - робкий, испуганный, полный трепета. Крик попавшего в ловушку.
Из-за окна донесся умирающий звук колоколов. Казалось, что звенит ее тело, которое сейчас так обнимал Ноа Кемпбелл.
Она высвободила рот.
- Ноа... - Глаза ее были закрыты. - Нам не надо так... Это очень плохо.
- Это человеческая природа, Сара, - настаивал он. - Так повелось у мужчин и у женщин выяснять, что они думают друг о друге.
- Но... но вам пора идти. - Голос ее был совсем еле слышен.
Он стал целовать ее шею. Его дыхание согревало ей грудь сквозь плотную фланель халата.
- Перестаньте! О... прошу вас... Я не могу... - шептала она, упираясь ему в плечи, пытаясь оттолкнуть.
Одеяло вырвалось из ее рук, упало на пол. Она сжала в кулаках складки его рубашки, отстранила его. По ее щекам текли слезы.
- Я не Аделаида! - выкрикнула она. - И не буду такой, как она... И как моя мать - тоже!.. Пожалуйста, Ноа, не надо...
Он застыл на месте. Его руки еще прикасались к ее телу, но в них не было ни силы, ни настойчивости.
- Пожалуйста... - повторила она шепотом.
Он отступил, охваченный внезапным чувством вины.
- Извините, Сара...
Она стояла, тоже неподвижно, со скрещенными руками - словно оберегая грудь.
- Уходите...
- Да, я уйду, но сначала обещайте, что не станете хуже о себе думать. Во всем только моя вина, я должен был уйти, когда вы сказали... Сара, я ничего не знал о вашей матери.
Она отвернулась к окну, обхватив себя руками, не отвечая ему.
Колокольного звона уже не было. Все очарование ночи исчезло.
Ноа поднял с пола упавшее одеяло, накинул на плечи Саре; не отнимая рук от ее плеч, начал говорить.
- Хочу, чтобы вы знали кое-что, Сара. Я так же удивлен и огорошен тем, что происходит между нами, как и вы. Уверен, никто из нас и не думал, что такое может случиться. Даже не было мысли об этом... Но, скажу честно, сегодня я зашел в вашу комнату не только потому, что хотел быть настойчивым... Не только... Меня привлекает... как бы это сказать... даже восхищает в вас многое другое... Ваш ум, ваше упорство, как вы умеете работать... Я уже говорил про это... Умеете драться за то, во что верите... Школа, церковь... А как вы действовали во время эпидемии... Вы молодчина. Понимаете?.. Даже когда бьетесь за то, чтобы закрыть дома в "плохом" квартале... В тот момент, когда я запирал вас в эту чертову шахту, я уже чувствовал, что вы самая бесстрашная женщина из всех, кого знал. И самая мужественная... Можете не верить ни одному моему слову, плюнуть на все, что я говорю, как только закроется за мной дверь, но, видит Бог, это так... И многое другое меня привлекает в вас... Как вы поете песни с детьми... Можете смеяться, но это так... После того как вы спели "Тихую ночь", ко мне пришло... я почувствовал... Чего раньше никогда не чувствовал. Это было впервые... Сара... Пожалуйста, поглядите на меня... - Он вынудил ее повернуться, поднять к нему лицо. - Из-за того, что произошло сегодня, совсем не надо плакать.
Слезы продолжали литься из ее глаз.
- То, что мы позволили себе сегодня... это нельзя... - проговорила она, всхлипывая. - Это обедняет все чувства.
- Мне жаль, если вы так считаете.
- Да, считаю.
- В таком случае, обещаю, это никогда не повторится. - Его руки упали с ее плеч, он отступил назад. - Что ж, - пробормотал он, - я пойду.
С опущенной головой он пошел к двери. Ей хотелось остановить его, сказать, что ей жалко, что так все кончается, но она не могла позволить себе говорить такое, потому что ведь несомненно она была права, а он не прав: он не должен был заходить к ней в комнату и так вести себя. Порядочные мужчины так не поступают...
У двери он обернулся: