«Сейчас мы в него врежемся кормой и остановимся. Может, прыгнуть вниз, покинуть машину? Оттолкнуться ногами от сиденья, упасть боком на башню, скатиться на броню и упасть с борта? Костей не соберешь, наверное. Но ведь мы сейчас должны остановиться…»
Дерево рывком напрыгнуло на машину, но вместо того, чтобы остановить их движение, махнуло ветками и стремительно нырнуло под корму. Виктор почувствовал, что они падают вниз, и тут же ощутил страшный удар. Его мотнуло на башне, люк попытался вырваться из рук, он вцепился в него сведенными судорогой пальцами. На мгновение они снова оказались летящими в воздухе, и снова мощный удар потряс машину, раздался металлический лязг, словно уронили ведро с болтами.
Машина с бешеной скоростью мчалась кормой вперед прямо к валунам на берегу реки. Сейчас они покатятся по ним, перевернутся и свалятся в воду, понял Витька. Теперь пора, другого шанса уже не будет! Он сам не понял, как оттолкнулся от башни. Только что он сидел наверху, глядя на приближающиеся камни, и в тот же миг оказался на земле, уже со стороны глядя, как машина стала плавно заворачивать, пошла юзом, выбросив из-под гусениц фонтан черной земли, и, резко замедляясь, покатила параллельно реке, метрах в десяти от камней. Все смолкло, машина остановилась.
Виктор поглядел на откос. У подошвы нижней подпорной стенки валялось огромное дерево. Вырванные из стенок камни, подпрыгивая, еще катились по лужайке. На изумрудной траве видны были два уродливых черных следа от траков бээмпэшки. Сверху, со стены прыгали люди, бежали к ним, размахивая руками. Виктор отвернулся от них, сел на земле и посмотрел на машину. Из водительского люка торчала голова Мишки, лицо, вытянутое от удивления, было настолько глупым, что Витька начал хохотать. Он смотрел на бегущих людей, высоченные каменные стенки, на яркую зелень травы, перечеркнутую черными грязными следами, неподвижную машину и хохотал во все горло.
– Цел? Жив? Что с тобой? – Вопросы подбежавших ребят сыпались градом, но ответить он не мог.
Он заливался счастливым смехом, представляя, как летела с обрыва 14-тонная бээмпэшка, билась кормой об уступ и, в полном соответствии с законом прямолинейного равномерного движения, не переворачивалась, а неслась дальше со второго уступа. А он, как приклеенный, мотался на башне, не разжимая железной хватки, держался за люк. Он будто бы видел себя со стороны, и это было невыносимо смешно. Новый приступ смеха буквально вывернул его наизнанку. Он завалился на бок, схватился за живот, завывая и постанывая, стал кататься по траве, не в силах произнести ни одного слова. В чувство его привел только сильный удар по голове.
Он встряхнулся, поднялся на ноги и очумелыми глазами посмотрел на собравшуюся вокруг небольшую толпу. Кленов потряс его за плечо.
– Цел, Авилкин? Считай, в рубашке родился! Как же это ты не спрыгнул?
– Сначала думал, остановимся, а потом уже поздно было, хы-ы-ы-ы, – Витька все еще давился смехом.
– Боекомплект должен был рвануть, – удивленно произнес зампотех.
– А я его… Я его, товарищ майор… Весь по горе высадил… ха-ха-ха! Конвейер пустой! Ох-хо-хо!!! Только пулеметная лента осталась… И-хи-хи… – Витьку опять скрючило.
– Заткнись, боец! Эй, ведите его наверх, да воды дайте! – Прапорщик махнул рукой стоящим рядом солдатам.
Витька не помнил, как выбрался на дорогу. Теперь он сидел на броне чужой машины и наблюдал сверху, как из люка 112-й вытащили водителя и под руки повели к дороге. В машину залез прапорщик, повозился на месте механика-водителя, после чего двигатель, как ни удивительно, взревел, из эжектора поднялся столб черного дыма, и машина покатилась по лужайке.
Возле моста, на точке Второй роты, они встретили пехоту. Витька уже успокоился. Как и с его машиной, с ним был полный порядок, только болела ушибленная нога, видимо, шарахнулся о край проема. Он высматривал Леху среди бредущих к машинам солдат. Наконец, увидев друга, неловко соскочил с брони, прихрамывая, пошел навстречу. Лешка улыбался. Он был весь в пыли, мятая хэбэшка под мышками и на спине вся мокрая от пота, но крови не было заметно.
– Салом, бача! Хуб асти?[10] – Леха приветственно махнул рукой.
– Бисёр хуб![11] Вы как, все целы? – набросился на него Витька.
– А хрен ли нам будет! Только вот ныкаться в камнях задолбались. Вы че мимо стреляли? Они на гребне сидели, а вы посередке склона лупили! Кам-кам но фамеди[12]? Лень было ствол поднять, придурки?
– Угла не хватало, – ответил Витька. – Стреляли, как могли.
– Потом, правда, кто-то зашарил, закатал по нужным валунам. Тут они поутихли, и мы смогли чухнуть. А так, метров триста-четыреста до них было, ничем ответить не можем, только Ванька из ПК долбал, а от автоматов никакого толку. Поползал я по камушкам, руку вот ободрал. – Лешка задрал рукав, показал свежую ссадину до самого локтя.
– Может, по ранению спишут? – спросил Витька.
Леха хмыкнул.
– А ты чего не на 112-й? – спросил он, оглядываясь на стоящую рядом 110-ю. – И ваще, что-то ее не видно? Что не пошла?
– Да у нас тут залет, – ответил Виктор, – или полет… Синицкий всю дорогу вонял, то я не так сижу, то рацию не слушаю, потом стреляю неправильно. Видать, так я ему надоел, что он решил больше на машине не ездить, а стать летчиком. Запустил машину с обрыва.
– Да ты чё? С обрыва слетел? А ты? Спрыгнул?
– В отсутствии командира старшим машины является наводчик-оператор, ты же знаешь, – ответил Виктор. – Поэтому я не мог спрыгнуть и бросить машину. Я сидел на башне…
– Ты чё, совсем идиот? – Лешка недоверчиво смотрел на Виктора. – А если б перевернулись?
– Тогда мы с тобой сейчас бы не разговаривали. Так и тебя могли в камнях замочить.
– Короче, повезло нам сегодня. Если Синицкий еще раз вякнет, я его сам пристрелю, – со злобой проговорил Леха. – И ты, Вить, больше на 112-ю не садись, попроси ротного, что бы тебя на Колину 111-ю перевели.
– Так она же не ходит, – вздохнул Виктор.
– Коля сказал, что вот-вот ее наладит, – ответил Леха.
Через территорию «точки», разворотив аккуратный бережок арыка, выбралась на дорогу 112-я.
– Глянь, прапор за штурвалом! – удивился Лешка. – А где ж Синицкий?
112-я пристроилась к колонне. Раздалась команда «По машинам!», и пехота полезла на броню. Витька нерешительно потоптался возле 110-й. Леха был уже наверху и тянул ему руку.
– Нет, Лех, меня никто с машины не снимал. Поеду на своей, – вздохнув, отмахнулся Виктор.
Он подошел к 112-й, Кленов кивнул ему, показывая, что можно забираться на броню.
– Не страшно на машине ехать? – улыбнулся он Виктору. – Не дрейфь, боец, Синицкого за штурвал не пущу, сам поведу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
