— Ох… — Зезва перекатился по траве, спасаясь от жуткого жара. Черныш сидел возле тела Горемыки и выл, выл, не переставая.
Стена огня смела визжащих, мечущихся крысолюдов. В мгновение ока большая часть монстров превратилась в шипящие, катающиеся по траве клубки ослепительного пламени. Уцелевшие бросились наутек. Темные квеши некоторое время благоговейно смотрели на цветок огня, но затем опомнились и бросились вдогонку, оглашая цвинтарь воинственными криками.
— Они бегут к тем склепам! — закричал Амкия. — Там катакомбы, ведущие к морю. Не дайте водяным уйти! На соль!!
— На соль!! — кровожадно подхватили черные квеши.
Амкия отбросил алебарду, подбежал, огибая догоравшие обуглившиеся остатки виртхов. Зезва сел, бочком отодвинулся от Атери. Но жара уже не было. Огненный цветок исчез. Атери обессилено опустилась на землю, подползла к Горемыке, положила голову ему на грудь и тихо заплакала. Пуще прежнего заскулил Черныш.
— Горемыка, радость моя…твои руки, твои сильные руки…у нас будет маленький, слышишь Горемыка? Ребенок будет у нас…Мой добрый великан, свет моих глаз…мой ласковый медвежонок…пожалуйста, пожалуйста…Горемыка, почему, почему…Дейла, матерь-богиня, за что… Горемыка! Твой взгляд, твое тепло…не покидай меня…
Ныряльщик прикусил губу. Ныла кровоточащая рана на бедре. Шелестел дождь, и тяжелые холодные капли, которым Зезва подставил лицо, смешались со слезами. Подошел Амкия, молча взглянул на незнакомого человека с мечом в руках. Опустился на колени, склонил голову. Сидевший у него на плече удод расправил крылья.
И выглянула Луна, словно решив вернуть хотя бы толику света в черный и беспросветный мир.
— Ах, мой могучий воин! — промурлыкала рыжеволосая опахальщица, гладя Сайрака по волосатой груди. Бравый офицер вдохнул аромат волос юной красавицы, любуясь изгибами молодого и упругого тела.
— Марех… — пробормотал он. — Ты просто чудо…все соки из меня выжала, чтоб мне не тискать больше сисек!
Марех засмеялась, обнажив два ряда прелестных зубов. Кокетливо заложила руки за голову, игриво подмигнула раскрывшему рот Сайраку. Словно не замечая, как офицер поедает глазами ее груди, поднялась с кровати и налила в кубок вина. Покачивая бедрами, вернулась к ложу, протянула кубок мзумцу.
— Говоришь, странная история, мой геройский командир? — ласково спросила Марех.
— Очень, — подтвердил телохранитель, залпом выпивая терпкий напиток. — Дерьмо Кудиана, аж голова закружилась… И стены двоятся, ха!
— Ну-ну, — подбодрила Марех, широко раскрывая глаза, — расскажи мне, храбрый рыцарь! Гроза душевников…
— Да! — оживился Сайрак, заглядывая в кубок. — Когда эта падаль накинулась на нас, Зезва и тот душевник, ну, который кузнец, помнишь?
— Помню, солнышко, продолжай.
— Э? А, ну да…Так вот. Они бросились в тот проулок, а мы, ха, бились с оставшимися душевниками. Ну, потеряли еще пятерых, уложили кучу врагов, когда подоспела подмога. Причем…э… ах, вкусное винцо, Марех… Зезва и этот, как его, Горемыка… ну, думаем, пропали и…
— Подмога, — обворожительно улыбнулась Марех, крутя пальчиком рыжий локон.
— Ах, да, клянусь задом жены рыночного устабаша! — Сайрак икнул, не сводя глаз с левой груди Марех. — Прибыла кавалерия, оттеснила душевников, ну, думаем, сейчас посекем в капусту! Не тут-то было. Примчался светлейший тевад, мать его. А с ним — угадай кто?
— Кто?
— Влад Картавый, ашарский рыцарь! И оба такие серьезные, жуть. Руками машут, кричат! В общем, выяснилось, что знать договорилась беспорядки прекратить, мятежников усмирить, и вернуться к мирной, мать ее, жизни. Прекратили мы бой, разошлись душевники. А у меня несколько трупов!
Сайрак яростно запулил кубком в угол. Марех терпеливо ждала, делая вид, что рассматривает ногти.
— Правда, — продолжал, немного успокоившись, Сайрак, — и у них много на соль отправились, ха! Так что, теперь снова мир, согласие, дружба народов! В городе болтают: собрались, мол, командиры наши да дворяне большую встречу устроить, потому что нельзя так дальше продолжать. Их величеству Ламире тоже не худо бы присмотреть за тевадством нашим! Тевад Красень вроде даже в столицу, в Цум, собрался. Решил сам просить войск, не иначе.
— Войск? — повторила Марех, кусая губы.
— Ага, — Сайрак слез с кровати, поднял кубок и, слегка пошатываясь, направился к столу, где стоял кувшин. — Меч — лучший миротворец!
— Так что случилось с Зезвой и Горемыкой? — тихо спросила Марех.
— А, с этими… Кузнеца убили, а Зезва живехонек, хоть и…Нашли мы его рядом с кладбищем, сидел возле коня, бледный как смерть. Причем, с перевязанной раной, так аккуратно перевязанной. На цвинтаре — словно смерч прошел. И еще, — Сайрак глотнул вина, причмокнул, — крысолюдов там нашли дохлых. Горелых. Их просто поджарили, как рыбу на вертеле!
— Виртхи, — Марех прищурилась. — Интересно…
— Ну! — Сайрак икнул, уставился на девушку. — А ты, э… знаешь про ви…ик…ртхов, а?
Марех заулыбалась, заурчала и прижалась к офицеру, который сразу задохнулся от тепла девичьего тела, окончательно теряя осторожность.
— И еще Зезва толковал что-то про восьмирукого, рвахела, представляешь?
— Надо же, — Марех ничем не выдала напряжения.
— О, Марех, о…ты убиваешь меня…
— Сайрак, любимый… а тот страшный рвахел, он, наверное, хотел Зезву вашего убить?
— Не…нет! Не убил, в общем. Да я и не услышал толком. Зезва с дружками своими, монахом и пареньком худющим, при мне особо не распространялись. Секретники, мать ихню! Но кое-что я услышал. Цветок Аж… нет, Ужвана какой-то…
Марех широко раскрыла глаза, но поправлять захмелевшего мзумца не решилась.
— …а восьмирукий тоже там оказался. Видать, с виртхами бой вели. Ах, жаль, не было меня с ними! Ужо я бы крысолюдам вставил!
'Радуйся, дурачок, что тебе не вставили! — думала Марех, нежно покусывая мочку уха Сайрака. — Хвали своих Ормаза с Дейлой, что не попал водяным в лапы…'. Кудиан-ведьма содрогнулась. Повелитель Кудиан, виртхи! Выходит, Снежный Вихрь оказался-таки рядом с Зезвой Ныряльщиком. Но почему не убил его, почему? И, откуда там взялся Цветок Эжвана? Неужели схлестнулись белые и темные квеши? Ну, конечно! Что, что там произошло на самом деле? Рокапа лопнет от любопытства. И злости, ведь юный рвахел не сумел прикончить Ныряльщика. Но, может, он убьет его вскоре? Ладно, со Снежным Вихрем она еще поговорит… А этот человек неплох в постели. Образ рыжей опахальщицы сработал хорошо. Ведьма улыбнулась.
Сайрак громко захрапел, раскинув ноги и выронив кубок. Марех некоторое время прислушивалась к храпу, затем повела пальцами, и офицер задышал свободнее. Кудиан-ведьма не выносила храпа. За окном барабанил дождь. Подставив ладонь под голову, Марех долго смотрела, как Сайрак мерно вдыхает и выдыхает воздух. Что-то незримое шевельнулось в душе ведьмы, но она тряхнула головой, словно отгоняя от себя крамольные, неподобающие мысли. Крамольные, да… Марех соскользнула на пол, прошлепала босиком к большому, во весь рост, зеркалу, что высилось рядом с пылающим огнем в камине. Всмотрелась в отражение. Рыжие волосы — красиво. И почти ничего не потребовалось менять, лишь цвет волос, да немного изменить форму носа, а так… Так она же осталась Марех. Ведь она…кудиан-ведьма! Хоть и человек. Да, она — человек, а не дедабери, как погибшая от руки Ныряльщика Миранда или Рокапа. У Марех нет хвоста. Не ткаесхелхка, как черноокая Сарис. У кудиан-ведьм нет дурацкого разделения на расы и народы. Они все служат Кудиану. Марех улыбнулась, оглянулась на посапывавшего Сайрака. Ах, ты, снова захрапел! Ведьма села рядом с мзумцем, поднесла ладонь к его лбу, и офицер счастливо заулыбался, переворачиваясь на бок.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
