class="subtitle">169. Ланч с Лейлой
Ее старая подруга Лейла Томпсон носила теперь фамилию Дин. Она покинула церковь на много лет раньше Натали. Она работала на «Черном и азиатском радио» начальником отдела подготовки музыкальных программ. Она была замужем за человеком, который владел двумя интернет-кафе / копировальными салонами в Харлсдене и управлял ими. Дэмиен. Трое детей. Когда Натали Блейк спорила с кем-нибудь об образовании (а она постоянно об этом спорила), то во всех возможных случаях она приводила в качестве положительного примера свою старую подругу Лейлу.
Используя Лейлу в качестве положительного примера таким образом, она обычно забывала упомянуть, что уже пару лет как ее не видела. У Лейлы были дети, а у Натали тогда еще не было детей, и в этот период Натали считала ланчи с Лейлой обременительными, заботы Лейлы казались такими ограниченными, такими мелкими. Теперь, когда у Натали были свои дети, ей пришло в голову, что неплохо бы снова регулярно встречаться. У нее накопилось столько всего, чем она могла поделиться с Лейлой и больше ни с кем другим. Договорились о ланче. И теперь она поймала себя на том, что говорит очень быстро и вовсю пользуется гостеприимством Лейлы в прекрасном афроамериканском ресторане на Камден-Хай-стрит. Она пребывала в настроении, в котором ей казалось, что как бы быстро она ни говорила, все равно не сможет выложить всего, что хочет сказать.
– «Какое это облегчение не быть обязанной делать вид, что тебя интересуют новости», – сказала Натали Блейк, цитируя другую женщину и поглощая из маленькой китайской миски креветки в бульоне из кокосового молока. – И я просто сидела в кругу этих фриков и думала: я здесь чужая. Покажите мне, где выход. Мне нужны люди, с которыми я могла бы танцевать. Снаружи пронеслась машина; звучала «Билли Джин».
– Я буду с тобой танцевать, Натали.
– Спасибо! Мой брат говорил, что где-то в Фаррингдоне устраивают вечера олдскул-хип-хопа. Можем пойти туда в следующую субботу. Я могу пригласить мою подругу Аниту. Она так поет «Старик Макдональд»![85]
– Мне нравятся детские классы. Я все время на них ходила.
– Здесь другое. Здесь шик-блеск. Но вот что мне совсем поперек горла, так это когда все они… – начала Натали и не останавливалась на протяжении всего основного блюда.
Официанты приносили пунш, они выпивали пунш. Ее стакан никогда не был пуст больше, чем наполовину, и никогда не был полон больше, чем наполовину, но всегда пополнялся. Официанты приносили пунш. Снаружи пронеслась машина; из нее звучало «Не останавливайся, пока не получишь достаточно».
– Что? – спросила Натали Блейк. Она и в самом деле была слишком пьяна, чтобы возвращаться на работу. Ее подруга Лейла улыбалась немного печально. Она сидела, уставившись на скатерть.
– Ничего. Ты все та же.
Натали как раз набирала эсэмэску Мелани – предупреждала, что не сможет прийти до завтрашнего утра.
– Верно. Дело же не в том, что я должна стать другим человеком, только потому…
– Ты всегда не оставляла никаких сомнений в том, что ты не такая, как все мы. Ты и сейчас это делаешь.
Подошел официант спросить, будет ли десерт. Хотя Натали Блейк ужасно хотелось десерта, она чувствовала, что не может его заказать. Ее охватил страх. Сердце колотилось как сумасшедшее. Ее переполняла девчоночья потребность наябедничать официанту на Лейлу Дин, урожденную Томпсон. Лейла ужасно со мной поступила! Она меня ненавидит! Снаружи пронеслась машина; из нее звучало «Хочу начать кое-что».
Лейла не подняла взгляда на официанта, и он ушел. Она обеими руками мяла плотную белую салфетку.
– Даже когда мы пели песни, ты была со мной, но в то же время не со мной. Выставляла себя напоказ. Фальшь. Кривлянье. Знаки мальчишкам в зрительном зале или что-нибудь такое.
– Лейла, ты о чем?
– Ты и сейчас продолжаешь делать то же самое.
170. В чужой одежде
Одежда дочери. Одежда сестры. Одежда матери. Одежда жены. Одежда адвоката. Богатая одежда. Бедная одежда. Британская одежда. Ямайская одежда. Для каждого случая – свой гардероб. Но, размышляя над этими разными положениями, она пыталась понять, какой из ее нарядов самый настоящий или, может быть, самый ненастоящий.
171. Я, я сама, только я[86]
Натали посадила Наоми в детское кресло, пристегнула. Натали посадила Спайка в автомобильное детское кресло, пристегнула. Натали села в гигантскую машину. Натали закрыла все окна. Натали включила кондиционер. Натали включила «Обоснованное сомнение»[87]. Натали попросила Фрэнка убирать звук, когда и если звучит чудовищная нецензрущина.
172. Перед ящиком
Когда Натали Блейк шла по Килбурн-Хай-роуд, ею овладело сильное желание заскользнуть в жизни других людей. Понять, как это желание можно осуществить практически и что оно означает (если только оно что-то означает), было затруднительно. «Заскользнуть в» – какая-то неясная мысль. Последовать за сомалийским ребенком в дом? Присесть с русской старушкой на автобусной остановке у «Паундленда»? Подсесть к украинскому гангстеру за столик в кондитерской? Местная подсказка: автобусная остановка у килбурнского «Паундленда» – место многочисленных, и самых занятных, разговоров, которые можно услышать в Лондоне. Добро пожаловать.
Подслушивать было недостаточно. Натали Блейк хотела узнавать людей. Быть глубоко вовлеченной в их жизни.
А тем временем:
На работе как у Натали, так и у Фрэнка все были глубоко вовлечены в жизнь группы афроамериканцев (в основном мужского пола), которые сбывали по двадцать долларов ампулы с крэком в кустах между рядом кварталов ужасающей архитектуры, застроенных жилыми башнями в переживающем упадок и забытом городе с одним из самых высоких в Штатах уровнем смертности по причине убийств. То, что все оказались так глубоко вовлечены в жизни этих молодых людей, раздражало Фрэнка, хотя он так и не мог толком понять, почему это его раздражало, а потому он в знак протеста исключил себя и свою жену из того, что, как ни посмотри, представляло собой всеобщее исступленное телевизуальное сумасшествие.
А тем временем:
Натали Блейк просмотрела индекс предложений. Дала ответы на полученные ответы.
173. На детской площадке
Курить на детской площадке нельзя. Это очевидно. Любой хоть немного цивилизованный человек должен это знать.
Да, соглашалась Натали. Да, конечно.
Он все еще курит? Спросила пожилая белая дама.
Натали подалась вперед на скамейке. Он все еще курил. Лет восемнадцати. С ним были еще двое парней: белый парнишка с ужасными угрями и симпатичная девушка в сером спортивном костюме и неоново-желтых «найках». Девушка делала то, что Натали и ее друзья называли «лениться» или «безделить», то есть сидела между ног белого паренька, уперев локти в его колени в ленивом летнем объятии. Вместе они, расположившиеся в этой ленивой позе на карусели, выглядели очень мило.
