Огонь желания смешался с любовью, вожделение Дэра было тесно связано с радостью — Шарлотта принадлежит ему, сейчас, сегодня ночью, всегда.
Дэр подвинулся вперед, приподнял Шарлотту. Она скользнула рукой между их телами и медленно стала садиться на него. Волна удовольствия захлестнула Дэра. Он показал жене, как нужно двигаться на нем, и в груди вспыхнуло чувство собственности. Это его жена, его Шарлотта, его ошеломительная, страстная богиня, чья любовь исцеляет, несмотря на желание умереть.
Он думал, что она воплощение дьявола? Дэр перестал целовать ее нежную шею и посмотрел на жену. Она выгнула спину и широко распахнула глаза от восторга приближающегося экстаза. Ее исступленный восторг заполнил Дэра, привязал его к ней, и он уже не мог понять, где заканчивается она и начинается он сам. Ее любовь омывала его жаркой волной такой силы, что захватывало дух, его имя сорвалось с ее губ, и он сдался, изливаясь в нее своим семенем. Шарлотта сладко дышала на него, нежно целовала, говорила какие-то милые, бессмысленные слова…
Она не дьявол, она ангел.
И он никогда ее не отпустит.
Глава 16
Шарлотта удобно лежала на муже, все еще сжимая его ногами. Он дышал уже спокойнее, но все же немного хрипловато. Она легонько пошевелилась и улыбнулась. Его сердце сильно колотилось. Кто бы мог подумать, что такая простая вещь, как сердцебиение, может доставить столько удовольствия, такую удовлетворенность? Причем, подумала Шарлотта, это связано не столько с самим актом, сколько с тем, что в момент пика Дэр громко прокричал ее имя.
Она умиротворенно вздохнула. Как хорошо, что ей удалось его соблазнить! Как чудесно увидеть в его глазу что-то другое, а не только жалость к себе!
Она снова пошевелилась, и рука Дэра обняла ее крепче.
— Я бы с радостью, любовь моя, но дай мне немножко времени. Я уже не тот, что раньше.
Шарлотта захихикала, поняв, о чем он, и вдруг замолчала — надо же было настолько потерять контроль над собой, чтобы захихикать! Она никогда не хихикала, она гордилась тем, что не относится к хихикалкам.
— Боже, какая я сегодня дурочка, — пробормотала Шарлотта и заерзала. Она замурлыкала себе под нос от удовольствия и покрутила бедрами.
Дэр удивленно посмотрел на нее, и его губы медленно-медленно изогнулись в лукавую улыбку.
— Вы, мадам жена, совершенно неисправимы.
— Знаю. За это ты меня и любишь, — ответила она с безупречным самообладанием. — Значит ли это, что ты поправляешься? Может, уже перестанешь хандрить и вернешься к работе над двигателем?
Его единственный глаз, сверкавший от страсти, мгновенно потускнел. Дэр хмуро поджал губы, аккуратно снял с себя Шарлотту, поставил ее на ноги и сел сам.
Дурной знак, решила Шарлотта. Она вздохнула и одернула платье.
— Жизнь, милая моя жена, вовсе не так проста, как кажется.
Дэр отвернулся от нее и посмотрел в окно, на оживленную улицу внизу. Шарлотта нахмурилась.
— Это цитата или просто твое наблюдение?
Он пожал плечами и не ответил.
И тогда Шарлотта разозлилась. Сильно, по-настоящему разозлилась. Вот только что она наслаждалась чудом их слияния, полнотой их любви, радостью, расцветавшей в душе при мыслях о счастливом будущем, и вдруг ее охватила ярость, превратившаяся в ледяную решимость.
— Я провела восхитительные полчаса в твоих объятиях. Мы пережили нечто особенное, по-настоящему волшебное и важное. Я готова сделать все, что угодно, лишь бы заставить тебя понять, что после взрыва мои чувства к тебе не изменились, но ты снова закрываешься от меня, чтобы продолжать свой пагубный путь, погружаясь в жалость к себе и страдания. — Она схватила со столика пистолет. — Да будет так. Раз ты так жаждешь антрацита, я его тебе дам.
Дэр повернулся и обнаружил, что смотрит прямо в длинное дуло своего дуэльного пистолета.
— Наверное, ты хотела сказать, суицида?
— Я прекрасно знаю, что значит слово «антрацит»! — отрезала Шарлотта, обеими руками взводя курок. — И заверяю тебя: раз ты стремишься достичь непроницаемого черного ничто, ты его получишь. Если ты сию же секунду не прекратишь дуться, я тебя застрелю.
— Я не дуюсь. Боже милостивый, Шарлотта, посмотри на меня, просто посмотри! Я потерял глаз, возможность пользоваться рукой и единственную надежду спасти нас от работного дома! Я что, дуюсь? Нет, я скорблю над ошибкой, которая мне так дорого обошлась! Разве я дуюсь? Нет, я знаю, что уже никогда не стану таким, как был. Я дуюсь? Нет, я понимаю, что погубил не только свою жизнь, но и твою. Я не дуюсь, я оплакиваю утрату собственной мужественности. Как я могу дать тебе то, что ты хочешь, чего ты заслуживаешь, если сам нахожусь в таком жалком состоянии?
— Можешь и дашь, если только перестанешь себя жалеть и подумаешь для разнообразия обо мне. Честное слово, Дэр, любой другой муж просто бы из кожи вон лез, лишь бы меня ублажить, а ты… сначала так красиво занимался со мной любовью, а потом тут же отвернулся, будто у меня прямо на лбу появился некрасивый прыщ. Я этого не потерплю, понял? Просто не потерплю! И если ты предпочитаешь умереть, а не жить счастливо со мной, так тому и быть. Я тебя застрелю.
— Не застрелишь, — страдальчески вздохнув, ответил Дэр и шагнул к ней. — Ты сама сказала, что любишь меня, а раз любишь, значит, не застрелишь.
— Застрелю. Я говорю совершенно серьезно, Дэр. Посмотри на мой лоб. Видишь морщинку? Она может там остаться. Я не так-то часто морщу лоб, рискуя нажить морщины, и по одному этому ты должен бы понять, что я говорю серьезно.
— Ты меня не застрелишь, — повторил он, сделав еще один шаг и протянув руку за пистолетом. — Я даже этого не стою.
— Фазаньи перья! — рявкнула взбешенная Шарлотта, и пальцы ее непроизвольно надавили на спусковой крючок. Пистолет дернулся, отдавшись болью в руке, звук выстрела прогремел в комнате с такой силой, что в ушах зазвенело. На языке возник вкус пороха, Шарлотта закашлялась и с ужасом посмотрела на мужа.
— Ты в меня выстрелила! — потрясенно воскликнул он, глядя себе на ногу, потрогал ее и вытянул ладонь, показав испачканные красным пальцы. — Клянусь Иисусом, ты в меня выстрелила!
— Но ты же хотел, чтобы тебя застрелили, — ответила Шарлотта, уронила пистолет и бросилась к его ногам.
— Не в ногу, — возразил Дэр. — Никто не хочет, чтобы ему стреляли в ногу, это немужественно. Стрелять в висок — это прилично. Но не в ногу, Шарлотта, только не в ногу! О! Больно!
— Если ты перестанешь вертеться, я посмотрю как следует… о, Бэтсфоум, у нас тут случилось небольшое происшествие.
— Ты выстрелила в меня! Нарочно!
