— К сожалению, нет, миледи.
Шарлотта перестала снимать перчатки и внимательно посмотрела на дворецкого. В последние четыре недели его привычный страдальческий вид исчез, словно уход за тяжело раненным хозяином избавил его от погружения в себя. Бэтсфоум так же усердно, как и сама Шарлотта, пытался спасти Дэра в эти тяжелые недели. Они сменяли друг друга, чтобы, пока один сидит с Дэром и следит, чтобы тот не сгорел от лихорадки, второй мог хоть немного поспать. Битва была долгой и мучительной, но спустя две недели они отпраздновали первую победу — жар спал, и Дэр быстро начал восстанавливать силы.
Но в последнюю неделю он впал в уныние и хандру.
— Из спальни выходил?
— Он пошел в свой кабинет.
Глаза Бэтсфоума потемнели от дурного предчувствия. Стягивая вторую перчатку, Шарлотта нахмурилась. Что там такого может быть в кабинете, почему Бэтсфоум так озабочен? Дэр не покидал своей спальни с тех пор, как его принесли наверх. Наверное, то, что он все-таки вышел из комнаты и пошел в кабинет, это хороший признак?
Поднимаясь вверх по лестнице, она вспоминала, что произошло утром. Он сказал, что не нуждается в ней. Отверг ее заигрывания, даже не поцеловал ее, когда она к нему прижалась, и в его единственном глазу Шарлотта увидела ненависть к самому себе. Она понимала, что Дэр все глубже погружается в бездонный колодец жалости к себе. Доктор сказал, что физически Дэр исцелен, и теперь причиной тревоги может быть только его душа…
— Проклятие! Пистолеты!
Она понеслась вверх по лестнице, чувствуя, как бешено колотится сердце. Почему ей не хватило мозгов спрятать пистолеты? Ответ появился, когда она добежала до верхней ступеньки и помчалась по длинному коридору. Ей и в голову не приходило, что Дэр настолько отчаялся, что готов лишить себя жизни.
— Леди Шарлотта!
Не обратив внимания на крик Бэтсфоума, она влетела в маленькую комнату в задней половине дома — ту, что Дэр использовал, как кабинет.
Он сидел в темной комнате перед пустым камином, рядом стояла бутылка виски, на коленях лежал дуэльный пистолет. Медленным зловещим движением Дэр повернул голову, посмотрел на Шарлотту, и у нее перехватило дыхание — такое безнадежное выражение было в его единственном темно-синем глазу. Он сдался. Доктор Милтон предупреждал, что мужчины либо борются за жизнь, либо сдаются и умирают. Несмотря на всю ее любовь и заботу, Дэр выбрал второй, мрачный путь.
Ну, так пусть подумает еще разок! Шарлотта остановилась перед мужем и сжала кулаки. При виде этого пистолета у него на коленях ее охватил такой гнев, какого она в жизни своей не испытывала. Она его любит! Дэр просто не имеет права вот так запросто сдаваться! И он ее любит. Разве это не значит, что он готов ради нее на все?
— Если ты себя убьешь, я тебя никогда не прощу! — заорала она. — Никогда, понял? Никогда! Я превращу твою жизнь в ад, вот увидишь!
Дэр моргнул, и на его лице появилась мрачная улыбка. У Шарлотты зачесались руки, так захотелось влепить ему пощечину, лишь бы исчезла эта улыбка.
Но она не может его ударить — он тяжело ранен. Хорошие жены не бьют своих мужей по щекам, если им только что удалось выжить после ужасного взрыва.
— Если я умру, ты вряд ли сможешь превратить мою жизнь в ад.
Звонкий хлопок ладони по щеке потряс обоих. Бэтсфоум, стоявший в дверях, удивленно ахнул, потом усмехнулся, бесшумно попятился вон из комнаты и закрыл за собой дверь. Дэр недоверчиво взглянул на жену, медленно положил пистолет на стол и, оттолкнувшись одной рукой, поднялся из кресла. Шарлотта даже не шелохнулась. Она осталась там, где стояла, запрокинув голову и глядя на него таким взбешенным взглядом, что дух захватывало.
— Ты меня ударила! — прорычал Дэр.
— Да, ударила. И с большим удовольствием, — с вызовом ответила она. И сказала чистую правду — она в самом деле ударила его с удовольствием, и этого следовало бы стыдиться, но Шарлотта по горло была сыта его жалостью к себе.
Доктор Милтон только сегодня днем сказал, что если Дэр не перестанет себя жалеть, то вряд ли доживет до конца месяца. А глядя на пистолет, Шарлотта сомневалась, что муж протянет даже столько.
— Да, с таким удовольствием, что, пожалуй, я повторю. После второй пощечины на лицо Дэра вернулись краски, но самое главное — глаз кровожадно заблестел. Увидев это, Шарлотта чуть не сплясала на радостях джигу — до сих пор в этом прекрасном глазу отражались только апатия и безнадежность.
— Я был ранен, мадам. Неужели моя боль доставляет вам столько удовольствия, что вы решили добавить еще немного? — сквозь зубы поинтересовался Дэр.
— Ну, разумеется, — ответила Шарлотта, вздернув подбородок еще выше и радуясь — на красивом лице мужа возникло искреннее негодование. — Вот почему я не отходила от тебя последние четыре недели. Вот почему сидела у твоей постели целых две недели, пока ты метался в жару. Вот почему купала тебя, меняла повязки, заботилась, кормила, плакала над тобой, умоляла не сдаваться, побороть лихорадку и вернуться ко мне. Вот почему до сегодняшнего дня, до визита к доктору, которого ты отказался видеть, я шагу из дома не сделала после того взрыва. И делала я все это только потому, что твоя боль доставляет мне огромное удовольствие!
Дэру хватило совести устыдиться, но этого было недостаточно. Настало время принять решение, и, Бог свидетель, если решение Дэра будет неверным, Шарлотта сама примет его за мужа.
— Я не собираюсь снова проходить через весь этот кошмар — выбирать и дрессировать другого мужа, — заявила она, ткнув его в грудь.
— Дрессировать? — взревел Дэр. — Ты что, уподобляешь меня животному, которого нужно дрессировать?
— Я уподобляю тебя твердолобому упрямому мужчине, который понятия не имеет, что в жизни главное! Пока ты не поймешь, какой ты счастливый человек, потому что у тебя есть такая жена, как я…
— Я понимаю, что я счастливый… — заорал он в ответ, побагровев от ярости. — Ты самая прелестная, самая поразительная женщина на свете, будь я проклят! Я тебя люблю!
— Ну, так пора начинать вести себя соответственно! — ответила она тоном, который менее утонченная особа сочла бы за вопль.
— Да черт тебя подери, как? Я калека! Почти слепой! Бесполезный во всех чертовых смыслах этого слова! У меня нет ни денег, ни титула, ни положения, и даже то последнее, что у меня было — тело, достойное почитания, — и то уничтожено! Единственный способ, каким я могу доказать тебе свою любовь, — это избавить землю от своего презренного существования и подарить тебе свободу, чтобы ты вышла замуж за человека, который даст тебе все то, чего не могу дать я.
