— Я помочусь на твоё тело, — сказал Сабан.
— Глупец! — сказал Джегар. Он ударил копьём со змеиной скоростью, отбрасывая Сабана назад, потом опять нанёс удар снова, и Сабан запрыгнул на камень так, что стал выше Джегара, но тот замахнулся мечом по ногам Сабана, вынуждая того отступить ещё выше. Джегар расхохотался, увидев страх на лице Сабана, шагнул вперёд, чтобы уколоть копьём, и в этот момент Слаол поразил его.
Тонкий луч солнца пробился через множество колышущихся зелёных листьев. Это был клинок солнечного света, скользнувший среди ветвей, чтобы поразить и ослепить Джегара. Блеск длился всего лишь мгновение, но Джегар отклонился и дёрнул головой, и в этот момент Сабан спрыгнул с камня и вонзил своё копьё прямо Джегару в горло. Он громко кричал при этом, и это был крик во имя мучений Дирэввин, его собственной победы, и его радости, которую он испытал, увидев пролившуюся кровь своего врага.
Джегар упал. Он выронил копьё и вцепился руками в горло, где его дыхание булькало в тёмной крови. Он согнулся, его колени подтянулись к животу, а глаза закатились, когда Сабан провернул бронзовый клинок, затем провернул его снова, так что ещё больше крови потекло на траву. Он вытащил копьё, а Джегар снизу глядел на него, не веря в случившееся. Сабан вонзил клинок в живот своего врага.
Джегар задёргался и замер. Сабан с широко открытыми глазами, и тяжело дыша, смотрел на своего врага, не осмеливаясь поверить в то, что Джегар мёртв. Он думал, что тот победит, и так почти и случилось, но вмешался Слаол. Он вытянул копьё из тела Джегара, и повернулся в сторону потрясённых воинов Рэтэррина.
— Идите и скажите Ленгару, что Дирэввин отомщена, — сказал он. Он плюнул на тело Джегара.
Люди Джегара ушли, а Сабан наклонился, чтобы развязать кожаные ремешки, привязывающие меч к безжизненной руке Джегара.
— На сколько вы останетесь в Сулле? — спросил он Льюэдда, который был рядом с Сабаном во время яростной схватки.
— Недолго, — сказал Льюэдд. — Нам надо вернуться домой к Летнему Солнцу. А что?
— Я вернусь через четыре дня, — сказал Сабан, — и вернусь в Сэрмэннин с вами. Дождись меня.
— Четыре дня, — сказал Льюэдд, затем отшатнулся, увидев то, что делал Сабан. — Куда ты собрался? — спросил он.
— Я вернусь через четыре дня, — повторил Сабан, и больше не сказал ни слова. Он поднял свою ношу и пошёл вверх по холму.
Сабан был уставший, голодный и больной. Он шёл большую часть ночи и дня, сначала двигаясь на восток от Суллы, затем по старой торговой тропе на север через нескончаемые леса. Сейчас, на второй вечер после выхода из Суллы, он забрался на протяжённый вычищенный от деревьев пологий холм, однако если урожай когда-то и рос на его склоне, то теперь тут рос только папоротник. Не было видно и свиней, единственных животных, которые едят папоротник, и ни одного живого существа вокруг, куда простирался взгляд. Вечер был тёплым и душным, совсем не было птиц, и когда он остановился и прислушался, не услышал ничего, даже звука ветра в папоротниках. И он понял, что вероятно таким был мир перед тем, как боги населили землю людьми и животными. Вокруг низкого солнца клубились облака, затемняя все позади него.
Сабан оставил свой лук, колчан со стрелами и копьё у Льюэдда, и держал в руках только тяжёлый свёрток, завёрнутый в окровавленный плащ Джегара. Он был весь в грязи, волосы свисали. С того времени, как он покинул Суллу, он задавал себе вопрос, зачем он совершает это путешествие, и не находил ответа, кроме веления чувств и долга. У него было обязательство, и жизнь была полна таких обязательств, которые нужно уважать, если хочешь, чтобы судьба была благосклонна к тебе. Каждый знает это. Рыбаку посылается хороший улов, и он должен кое-что вернуть богам. Обильный урожай — и часть его отдаётся на жертвоприношение. Благосклонность порождает то же самое в ответ, а проклятие так же опасно для того, кто его посылает, как и для того, на кого оно направлено. Всё хорошее и плохое в мире уравновешено, вот почему люди так внимательны к знамениям, но некоторые, как Ленгар, пренебрегают этим. Они просто нагромождают зло на зло, и бросают вызов богам, но Сабан не будет таким. Его беспокоило, что часть его жизни была уничтожена, и поэтому он шёл по этому долгому пути по заросшему папоротником холму, где ничего не шевелилось и не издавало ни звука. Густые деревья покрывали холм, и ему было страшно заходить в их тень, когда наступила ночь. Страх усилился, когда он дошёл до окраины леса, и увидел стоящие по обе стороны тропы подобно стражникам два тонких шеста, увенчанные человеческими головами.
Уже просто черепа, так как птицы выклевали глаза и плоть, хотя на одном из черепов ещё болтались остатки волос с лоскутом желтеющей кожи. Пустые глазницы вглядывались с мрачным предостережением на подножие холма. «Развернись сейчас, — говорили глазницы, — развернись и уходи».
Сабан продолжил путь.
Он запел. Ему едва хватало дыхания на это, но он не хотел, чтобы стрела просвистела среди листьев, и поэтому было лучше дать знать о своём присутствии воинам, охраняющим эти края. Он пел историю Дикэла, бога белок. Это была детская песенка с весёлой мелодией, и она рассказывала, как Дикэл хотел обмануть лису, чтобы заполучить её большую челюсть и острые зубы, но лиса повернулась задом во время заклинаний Дикэла, и белка вместо челюсти получила пушистый лисий хвост. «Дёрни хвост, дёрни хвост», — пел Сабан, вспоминая, как мать пела ему эти же слова, и тут услышал позади себя шорох листвы, и остановился.
— Ты кто такой, «Дёрни хвост»? — спросил насмешливый голос.
— Моё имя Сабан, сын Хенгалла, — ответил Сабан. Раздался резкий вздох, и он понял, что человек позади него хочет его убить. Он заявил, что он брат Ленгара, а на этой земле этого было достаточно, чтобы приговорить его к смерти, и поэтому он заговорил снова.
— Я принёс подарок, — сказал он, приподнимая свёрток с засохшей на нём кровью.
— Подарок для кого? — спросил человек.
— Для вашей колдуньи.
— Если ей не понравится подарок, — сказал человек, — она убьёт тебя.
— Если ей не понравится этот подарок, — сказал Сабан, — я заслуживаю смерти.
Он обернулся и увидел троих. Все с татуировками убийства на груди, все с луками и копьями, и у всех были горькие и осторожные лица людей, сражающихся в бесконечной битве, но сражающихся со страстью. Они охраняли границу, защищённую черепами, и Сабану стало интересно, вся ли территория Каталло окружена головами его врагов.
Люди раздумывали, и Сабан понял, что они всё ещё хотят убить его, но он был безоружен и не выказывал страха, поэтому они неохотно оставили его в живых. Двое повели его на восток, а третий тем временем побежал вперёд рассказать о незваном госте. Сабана торопили, так как наступала ночь, однако летние сумерки были долгими, и небо ещё было светлым, когда они пришли в Каталло.
