этому какие-то дальнейшие объяснения – здесь они не требуются. Не думаю, что в то время, когда были написаны этот и еще несколько романов, кто-нибудь из нас читал исследование Чарльза Тарта[165] о снах, – но теперь я его прочел, и еще почитал Роберта Э. Орнстейна[166], совершившего «революцию мозга» в Стэнфордском университете, к северу от моего дома. Из трудов Орнстейна складывается впечатление, что, возможно, у нас два совершенно отдельных мозга, а не один мозг, разделенный на два равных друг другу полушария, что, в сущности, у нас одно тело и два сознания (здесь сошлюсь на статью Джозефа Э. Богена[167]
The Other Side of the Brain: An Appositional Mind, опубликованную в сборнике под редакцией Орнстейна
The Nature of Human Consciousness). Боген показывает: время от времени исследователи начинали подозревать, что у нас два мозга, два сознания, однако только современные техники «картографии мозга» и связанные с этим исследования позволили это показать. Например, в 1763 году Иероним Гаубиус[168] писал: «…Надеюсь, вы поверите Пифагору и Платону, мудрейшим из древних философов, которые, согласно Цицерону, разделяли ум на две части: одна из них рассуждает, другая же рассуждению чужда». В своей статье Боген описывает концепции столь завораживающие, что, читая, я спрашивал себя, почему же никому это не приходило в голову: наше «бессознательное» – вовсе не бессознательное, а другое сознание, с которым у нас довольно напряженные отношения! Именно этот другой ум или сознание по ночам показывает нам сны: мы – слушатели и зрители его историй, зачарованные маленькие дети… вот почему «Резец небесный» – возможно, одна из величайших, базовых книг нашей цивилизации, тем более что Урсула Ле Гуин, я уверен, пришла к своим формулировкам, не зная трудов Орнстейна и экстраординарной теории Богена. Суть в том, что оба мозга получают одну и ту же информацию через различные сенсорные каналы, однако по-разному ее обрабатывают; каждый мозг работает своим уникальным образом (левый – как цифровой компьютер; правый – скорее, как аналоговый компьютер, сравнивающий образцы). Обрабатывая идентичную информацию, они могут прийти к совершенно разным результатам; наша личность конструируется в левом мозгу, так что, если правый приходит к чему-то жизненно важному, мы в левом мозгу остаемся об этом не в курсе, и сообщать нам это приходится во сне. Таким образом, Сновидец, столь неотступно общающийся с нами по ночам, неврологически, по-видимому, заключен в нашем правом мозгу, в том, что не-Я. Но ничего больше (например, не является ли правый мозг, как полагал Бергсон, приемником или передатчиком ультрасенсорной информации в обход левого?) мы пока сказать не можем. Я думаю, однако, что покрывало
докса сплетает наш правый мозг: мы как вид склонны обитать в одном лишь мозговом полушарии, оставляя другое делать то, что должно, чтобы защитить мир. Стоит помнить, что эта защита обоюдна, что это обмен между миром и нами. Каждый из нас – сокровище, которое нужно беречь и лелеять; но то же верно и для мира, и для дремлющих в нем сокрытых семян. Иных сокрытых семян. Итак, благодаря правому полушарию – Кали, танцующей со своим покрывалом, – каждый из нас не знает того, чего пока не должен знать. Но время подходит к концу; тает зима со всеми своими снегами, ужасами и тиранией.
Лучшее описание того, как создается покрывало-докса, что я читал, вышло в Science Fiction Studies[169] (март 1975) за авторством Фредрика Джеймисона[170]: After Armageddon: Character Systems in Dr. Bloodmoney. Цитирую: «Каждый читатель Дика знаком с этой неопределенностью ночного кошмара, с этим мерцанием реальности, какое иногда относят за счет наркотиков, иногда шизофрении, а иногда считают новым НФ-приемом, в котором мир психики как бы выходит наружу и предстает в форме симулякров или иной фотографически точной репродукции мира внешнего».
По описанию Джеймисона вы видите: речь идет о чем-то очень похожем на покрывало Майи, но также и на голограмму. У меня есть отчетливое ощущение, что Карл Юнг не ошибался, когда говорил, что все наши бессознательные образуют единое целое, то, что он называл «коллективным бессознательным». В таком случае этот наш коллективный мозг, состоящий буквально из миллиардов принимающих и передающих «станций», образует огромную коммуникативную и информационную сеть, очень похожую на концепцию ноосферы Тейяра. Это и есть ноосфера, такая же реальная, как ионосфера или биосфера; слой нашей земной атмосферы, состоящий из голографических и информационных проекций на единый и непрерывный Гештальт, источниками которых являются наши многочисленные правые полушария. Вместе они составляют огромное Сознание, имманентное нам, наделенное такой мощью и мудростью, что для нас оно равно Творцу. Кстати, таким Бергсон и видел Бога.
Любопытно, как умнейших греческих философов беспокоила деятельность богов; они видели и эту деятельность, и (как они думали) самих богов, но как говорил об этом Ксенофан: «Даже если человеку выпадет случай произнести самую полную истину, сам он ее не узнает; все вещи окутаны кажимостями».
Эта мудрость порождена тем, что видели они многое, однако знали априори: то, что они видят, не может быть реально, ибо существует лишь Единое.
«Если Бог есть все, значит, кажимости нас обманывают; и, хотя наблюдение за миром может вызывать различные размышления и обобщения касательно замыслов Бога, истинное знание о них можно получить лишь из прямого контакта с Его разумом» (я здесь цитирую Эдварда Хасси[171], его замечательную книгу The Presocratics). Дальше он переходит к двум фрагментам из Гераклита: «Природа вещей имеет обыкновение скрывать себя» и «Скрытая гармония лучше явной».
Хочу напомнить, что древние греки и евреи мыслили себе Бога или Ум Божий как нечто, находящееся не над вселенной, а внутри нее; имманентный Ум или имманентный Бог, вся видимая вселенная – тело Бога, а Сам Он является для вселенной тем же, что и психэ для сомы. Но еще они предполагали, что Бог, возможно, не психэ, а великий ноос, иная форма разума; в этом случае вселенная – не Его тело, но Сам Бог. Пространственно-временная вселенная – обитель Бога, но не его часть; Бог – это, в сущности, чистое энергетическое поле.
Если вы предположите (и правильно сделаете), что наши сознания – своего рода энергетические поля, и это не дискретные частицы, а поля, активно и тесно взаимодействующие друг с другом, у вас не будет теоретической проблемы представить, как взаимодействие между этими миллиардами отпечатков мозга порождает, формирует и корректирует ноосферу. Однако, если вы все еще смотрите на себя, на манер XIX века, как на идеально настроенную замкнутую систему, нечто вроде машины, в которой все
