Ученики задрожали еще сильнее.
– Я увижусь с вами завтра в полночь, – сказал Иисус и ушел.
Искариот заламывал руки.
– Значит, я больше никогда не увижу Галилею! – жалобно простонал Андрей. – Но почему все это должно свершиться?
– Радуйся, – сказал Иоанн. – Ты среди избранных.
– Или как ягненок, который в пятницу не знает, что в субботу его принесут в жертву, – прошептал Андрей.
– Значит, страданиям на земле нет предела? – воскликнул Симон-Петр. – Что изменил Мессия? Разве мы этого ждали?
– Радуйся, – повторил Иоанн.
Но и Иоанн мучился вопросом: а что же дальше?
Растерянность и усталость сделали свое дело. Ученики погрузились в сон. На следующий день они не могли найти себе места от отчаяния, причем те, кто остался в Вифсаиде, переживали еще сильнее, чем те, кто отправился в Иерусалим. Действительно, надо быть Иисусом, чтобы надеяться найти пустой дом во время празднования Пасхи.
В полдень они немного взбодрились, увидев Иисуса. Он был с ними, и они не могли думать ни о чем постороннем. Постепенно они забыли о своих волнениях и тревогах. Что бы они без него делали?
Почти одновременно пришли ученики, которых Иисус отправил в Иерусалим, во главе с Матфеем.
– Я нашел, – просто сказал мытарь.
Это был дом, расположенный недалеко от Силоамского источника. Первый этаж дома обычно служил складом. В зале был наведен порядок, расставлены скамьи, канделябры и установлены в держатели факелы. Стол с дорогими яствами был накрыт вышитой льняной скатертью, вино искрилось в графинах и до краев наполняло кубки. Все было готово. Еды было больше в два раза, чем требовалось.
– Кто заплатил за все это? – спросил Иисус.
Матфей протянул Симону-Петру кошелек, который тот давал ему.
– Он просил не называть его имени, но сказал, что хорошо знает тебя многие годы и обязан тебе. Это Иосиф Аримафейский.
– Член Синедриона! – воскликнул Симон-Петр. – Это ловушка!
– Нет, – сказал Иисус. – Он не принадлежит к партии Каиафы. Как тебе удалось встретиться с ним? – обратился Иисус к Матфею.
– Как ни странно, это он встретился с нами, – объяснил Матфей. – Я расспрашивал торговца, не знает ли он, где можно снять дом, поскольку в Иерусалиме слишком много людей и все дома уже заняты. И тут весьма немолодой, богато одетый мужчина остановился поблизости и стал прислушиваться к нашему разговору, совершенно не скрывая своей заинтересованности. Мужчина и торговец обменялись понимающими взглядами. Потом торговец пригласил мужчину присоединиться к нашему разговору. Мужчина, то есть Иосиф Аримафейский, спросил, что мы собираемся делать в этом доме, поскольку мы уточнили, что дом нам нужен на несколько часов. Я ответил, что трапезничать. Иосиф Аримафейский на это кивнул и сказал: «Да, я знаю, чтобы отпраздновать Пасху в соответствии с Книгой Юбилеев». Его ответ удивил нас. Потом он сказал, что предоставит дом в наше распоряжение и обо всем позаботится сам. Он отказался брать у нас деньги. Я не должен был соглашаться?
– Ты все сделал правильно, – сказал Иисус.
Лицо Матфея засияло от радости.
– Он вот еще что добавил, – немного смущенно продолжил Матфей. – Он сказал, что после трапезы мы должны немедленно, покинуть Иерусалим, как это сделали наши предки во время Исхода.
– И что мы должны найти надежное убежище, – добавил Иуда, сын Иаковлев.
– Значит, еще один член Синедриона на нашей стороне, – заметил Симон-Петр. – Вместе с Никодимом их уже двое. Ты помнишь Никодима?
Иисус задумался.
– Я все спрашиваю себя, откуда он нас знает, – сказал Иуда, сын Иаковлев. – Ведь он остановился специально, чтобы слышать наш разговор с торговцем, потому что, как он нам сказал, узнал одного из нас. Но я никогда прежде его не видел.
Остальные тоже принялись уверять, что никогда прежде не видели Иосифа Аримафейского.
Они подтащили скамьи ближе к столу. На скамьях лежали подушки, вышитые в сирийском стиле.
– Вот уж действительно щедрый человек! – воскликнул Иосиф, сын Алфеев, искрясь от счастья.
Иисус сел в центре. Лицо его по-прежнему было серьезным. Вдруг Иисус снял с себя платье и остался в одних браках. Ученики удивленно смотрели на него.
– Принесите лохань и налейте в нее воды, – попросил Иисус.
Несколько мгновений никто не мог сдвинуться с места. Неужели Иисус сошел с ума? Он повторил свою просьбу. Иоанн отправился за лоханью. Иисус поставил лохань рядом с человеком, сидящим на краю скамьи, и схватил его за ноги. Этим человеком был Андрей. Иисус вымыл Андрею ноги и обтер их в полнейшей тишине. Потом он перешел к Иуде, сыну Иаковлеву.
– Что… – начал было Матфей, но так и не смог задать вопрос.
Когда Иисус дошел до Симона-Петра, пожилой ученик бурно запротестовал:
– Я никогда тебе не позволю мыть мне ноги, учитель!
– Если ты отказываешься, значит, ты не согласен со мной.
– Вымой меня целиком, если тебе нужны доказательства, что я с тобой согласен!
– Только ноги, – сказал Иисус, – только ноги.
Иисус вымыл шестнадцать ног, время от времени соскребая с них грязь. Затем он оделся и сел за стол. Ученики посмотрели на свои ноги, потом на него, потом снова на свои ноги, словно рассчитывали увидеть необычайные изменения.
– Понимаете ли вы, что я для вас сделал? – спросил Иисус. Ученики что-то залепетали.
– Вы называете меня учителем и господином, – продолжал Иисус, – но если я, ваш учитель и господин, вымыл вам ноги, каждый из вас должен мыть ноги другим. Я подал вам пример, и вы должны делать то, что я сделал для вас. По правде говоря, ни один слуга не выше своего господина и ни один посланец не выше того, кто послал его. Если вы это поймете, хорошо, и еще лучше, если вы станете придерживаться данного правила.
Иисус вздохнул.
– И все же среди вас есть тот, кто не станет жить по правилам, поскольку не считает, что я его учитель, хотя и зовет меня так.
До сих пор его голос звучал ровно и глухо, но сейчас Иисус неожиданно резко повысил тон.
– Он предаст меня! Он уже меня предал!
Иоанн закричал, но голос его сорвался.
– И не очистится он никогда, и никто на земле и на небе не очистит его! – кричал Иисус.
Лица учеников исказились от ужаса.
– Кто это, учитель? – вскрикнул Иуда, сын Иаковлев.
– Кто это? – спросил Симон-Петр.
– Кто это? – выдохнул Иоанн, подавшись к Иисусу.
Иисус обмакнул кусок хлеба, который он только что преломил, в чашу с сезамом, смешанным с солью, и протянул его Искариоту, который нехотя взял кусок.
– Это тот, кому я протянул кусок хлеба, – сказал Иисус.
Искариот бросил хлеб и побежал к двери. Остальные, потрясенные, поднялись. Иоанн побежал за Искариотом. Но этот человек уже растворился в ночи. На смену суматохе пришла угнетающая тишина. Движения у всех стали вялыми. Факелы как-то странно потрескивали.
– Надо его убить! – заявил Матфей.
– Ты об этом уже давно знал, не правда ли? – спросил Симон-Петр у Иисуса.
– Я перестал сомневаться только несколько минут назад. Именно его узнал Иосиф Аримафейский, поскольку видел Иуду у Каиафы.
– Я убью его! – крикнул Иаков, сын Алфеев.
– Когда ты встретишься с ним, несомненно, будет уже слишком поздно, – ответил Иисус. – А теперь приступим к трапезе.
Глава XXIII
Вечером 11 апреля, в Иерусалиме, в год 34
Ирод опустил руку в большую медную чашу с ярко-красными финиками, привезенными из египетской Дельты, финиками, которые так любила Клеопатра, и взял один плод. Он резко надкусил безукоризненно белую волокнистую мякоть плода.
– Манассия был прав, – прошептал Ирод с деланно отсутствующим взглядом, в то время как его жена Иродиада, Манассия и Иешуа, жалкая копия последнего, внимательно вслушивались в его притворные вздохи.
Они вчетвером сидели в небольшой зале нового дворца, закутавшись в шерстяные накидки, поскольку начало апреля выдалось в Иерусалиме на редкость холодным, и две жаровни, доверху наполненные углями, не могли их согреть. Впрочем, их было не четверо, а пятеро, если считать кормилицу Иродиады, этого лемура, которого, казалось, поддерживали в вертикальном положении только складки накидки, разлагающуюся плоть, вот-вот готовую превратиться в прах, предмет вялой ненависти Ирода.
– Манассия точно предсказал, что на Пасху Иисуса потянет в Иерусалим, – вздохнув, продолжил Ирод. – В прошлое воскресенье этот человек въехал в город весьма примечательным образом, на осле, под восторженные крики многочисленных паломников.
Ирод сделал большой глоток бледно-розового вина и отметил, что оно слишком сладкое.
– Удивительно, как разнообразие вин способствует возвращению моей молодости, – сказал он. – Раньше у нас было два-три вида вин. Очень темное, сделанное из винограда Иудеи, которое быстро опьяняло и даже лишало рассудка, еще одно, изготовленное из винограда Галилеи или Сирии, которое не очень отличалось от первого, но было более ароматным. Его можно было пить, не испытывая никакого беспокойства, если разбавить на треть водой. И было еще приторно-сладкое хиосское вино, которое следовало разбавлять наполовину. Теперь у нас есть два-три десятка разных вин. Легкие из Галлии, некоторые из них, становясь приятными на вкус, быстро сбраживаются, отчего иногда даже взрываются сосуды; смолистые, янтарно-прозрачные вина с Крита и Кипра и даже италийские вина, которые, должен признаться, вызывают у меня головную боль… Так о чем я говорил? Ах да, Иисус явился во всей своей славе, а у членов Синедриона от злости разболелась печень. У Каиафы это уже четвертый, пятый или даже шестой приступ. Странно, не правда ли, в какое сильное возбуждение приводит некоторых этот святой человек?
