– Ваше Высочество ждут, – сказал он.
Девушка хорошо знала дорогу. Она ловко взбежала по лестнице, ведущей на второй этаж.
– Входи, Саломия, входи, – сказала старая женщина, скрючившаяся на диване между двух жаровен.
С ее морщинистой шеи свисали тяжелые гранатовые бусы, царское украшение, свидетельствовавшее, что она, Мария, дочь первосвященника Симона, была одной из жен Ирода Антипатра, прозванного Великим, и матерью тетрарха Ирода Антипы. Черное платье указывало на то, что она была вдовой. Ее второй муж Клеопа умер несколько лет назад. Сидевшая у ее ног еще одна Мария, дочь одного из ее сыновей и сестра покойного Лазаря, та, что умастила благовониями голову, руки и ноги Иисуса, подняла глаза, потом встала, чтобы поцеловать руку своей родственницы.
– Так что ты, дочь моя, узнала за последние часы? – спросила Мария, вдова Клеопы.
– Можно глоток теплого вина? – попросила Саломия, растирая ноги. – На улице подморозило! Отец говорит, что воспротивится аресту Иисуса, хотя мать ненавидит этого человека так же сильно, как она ненавидела Иоканаана.
– Хм! «Отец говорит»! Саломия, ты же умная девочка! – воскликнула старая женщина, обращаясь к другой Марии, которую звали Мария Лазаря, поскольку таковым было имя ее отца. – Она не сказала: «Отец воспротивится аресту Иисуса», нет. Она сказала: «Отец говорит», потому что хорошо знает своего отчима. И почему же твой отчим не хочет выполнить волю своей жены?
– Кто знает? – сказала Саломия, погружая розовые губы в красное вино. – Возможно, наперекор Каиафе. Или Иродиаде.
Вино окрасило щеки Саломии в розовый цвет. Она сбросила накидку. Стало видно ее тело, облаченное в вышитое шерстяное платье, под которым в вырезе был заметен край льняного платья, тоже вышитого, но золотыми нитями. Застывшие от холода, груди стояли торчком. Бабка прищурилась, чтобы лучше рассмотреть внучку.
– На кого похож Иисус? – спросила Саломия.
Мария Лазаря растерялась, но все же попыталась ответить.
– Он высокий, спокойный и внушает почтение.
Потом она повернулась к бабке и попросила разрешения удалиться, поскольку очень устала.
– Мария не любит меня из-за смерти Иоканаана, – сказала Саломия. – Но не я же приказала отрубить ему голову! Я бы поступила иначе, – задумчиво произнесла она.
– Девочка, – строго сказала старая Мария, – они святые люди.
– Это значит, что они вовсе не люди? – спросила Саломия.
Лицо Марии Клеопы исказила гримаса.
– Ты той же крови, что и Ироды, – с горечью отметила она. – Но эта добыча слишком велика для твоих маленьких коготков, Саломия. Он Мессия. В состоянии ли ты это понять? Человек, посланный Господом! – Она закрыла глаза и добавила: – Как бы то ни было, соглядатай сообщил нам, что Иисус арестован. Господи, сжалься над нами!
Мария воздела свои узловатые руки к небу.
– Значит, все потеряно? – спросила Саломия. – Ирод ничего не может сделать? Мне бы Ирод не отказал…
– В Иерусалиме у твоего отчима нет никакой власти! – отрезала Мария Клеопа. – Здесь распоряжается Понтий Пилат. Но, возможно, мне удастся добиться, чтобы Иисус не умер на кресте!
– На кресте? – вскрикнула Саломия.
– А что ты думала, маленькая царевна? Каиафа, его тесть Анна и все эти разбойники из Синедриона в большей мере преисполнены решительности, чем мой слабовольный сын! Они хотят смерти Иисусу, потому что уже своей жизнью он создает опасность для их существования! Что касается Пилата… Но если ты, девочка, повторишь это, ты больше никогда не переступишь порог моего дома!
– Я никогда не выдавала тайны, – высокомерно заявила Саломия.
– Ну что же! Недавно ко мне приходила жена Пилата. Пилат тоже не хочет смерти Иисуса, но по совершенно нелепым причинам!
– По каким причинам?
– Он вбил себе в голову, что Иисус мог бы быть царем Иудеи под опекой Рима! Разве есть что-нибудь более замутненное, чем мозги римлянина, вмешивающегося в дела иудеев?
– Но как вы не допустите, чтобы Иисус умер на кресте? – спросила Саломия, допивая кубок до дна.
– Хитростью и подкупом. Мы не допустим, чтобы он слишком долго оставался на кресте. И не разрешим разбивать ему берцовые кости.
– Я это смогу увидеть?
Однако Мария Клеопа сделала вид, будто не расслышала вопроса внучки. Она вновь воздела руки к небу, ударила себя в грудь и заплакала, говоря, что Господь покинул иудеев. Саломия села рядом и взяла бабкины руки в свои.
– Тебе пора возвращаться, – сказала старая женщина, – уже слишком поздно. Ты уверена, что кормилица спит?
– Я подсыпала ей в вино опиума, – смеясь, сообщила Саломия. – Чтобы ее разбудить, потребуется бить в гонг. А когда она проснется, я дам ей руту, и она будет прыгать, как бесноватая.
Снежная пелена сковала Иерусалим холодом. Крыса, перебежавшая улицу перед Саломией, оставила дорожку аккуратных следов на этом девственно чистом покрове.
Глава XXIV
День и вечер 12 апреля
Руки Иисуса едва заметно дрожали. Он сильно побледнел. Дверь, через которую убежал Иуда, была по-прежнему открыта. Около нее стояли Иоанн и Матфей.
– Давайте поедим, причем быстро! – сказал Иисус. – Он может вернуться с охраной.
– Предатель! – возмущенно бросил Симон-Петр.
– Позволь мне уйти. Я найду Иуду, приведу сюда, и мы свяжем его, – сказал Матфей.
– Слишком поздно, – ответил Иисус. – Садись! Подойди сюда, Иоанн!
Иисус поднял глаза.
– Впрочем, Сын Человеческий идет, как писано о Нем, но горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается: лучше было бы этому человеку не родиться.
Они ели мало и неохотно, не отрывая глаз от двери.
– Мы успеем окончить нашу трапезу. Пока он доберется до первосвященника, пока они созовут охранников, пока они придут сюда… Нас здесь уже не будет.
– Когда ты впервые заподозрил его? – спросил Нафанаил.
– Когда Филипп отдал Иуде его старые сандалии – свидетельствовало, что Иуда был в Иерусалиме. А потом в Иерусалиме Иосиф Аримафейский узнал одного из спутников Матфея, Вопреки утверждениям Искариота, он не ждал меня в Вифсаиде.
– Нам следовало заставить его замолчать навсегда, сказал Симон-Петр. – Мы могли бы уложиться в один час.
– Нет, уже тогда было поздно, – произнес Иисус. – Если бы я прогнал его после ужина у Симона Прокаженного, Синедрион прислал бы к нам легион охранников. А принимая во внимание, что Искариот был одним из нас, он мог поддерживать иллюзию, будто он предан нам, и, следовательно, выиграть время.
Тарелки были пустыми, а блюда – наполовину полными. Иисус взял остатки хлеба, к которому они едва притронулись, преломил его и раздал ученикам.
– Примите, ядите: сие есть Тело Мое.
Он налил в свою чашу вина и, пустив ее по кругу, произнес:
– Пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставлении грехов. Сказываю же вам, что отныне не буду пить от плода сего виноградного до того дня, когда буду пить с вами новое вино в Царстве Отца Моего.
Многие из учеников залились слезами.
– У нас достаточно времени, чтобы бежать из Иерусалима, учитель, – сказал Симон-Петр. – Бежим немедленно. Они никогда тебя не найдут.
– Бежать, словно тать в ночи? В городе Соломона и Давида должна воссиять истина!
Иисус запел пасхальный гимн. Ученики подхватили, по-прежнему не спуская глаз с двери.
– Об остатках позаботятся слуги, – сказал Матфей.
Иисус встал, собрал крошки с платья и положил их в рот. Иоанн выбежал на улицу и через мгновение вернулся, сказав, что путь свободен.
На улицах толпились чужеземцы, трактиры были переполнены.
Сандалии мягко скользили по припорошенной снегом земле.
Они спустились в долину Кедрона и направились к Елеонской горе.
– Почему бы нам вообще не уехать из страны? – спросил Иаков, сын Алфеев.
– Ты скоро уедешь отсюда, ибо все вы соблазнитесь о Мне. Ведь сказано: поражу пастыря, и рассеются овцы стада.
– Учитель, – запротестовал Симон-Петр, – если и все соблазнятся о Тебе, я никогда не соблазнюсь.
– Истинно говорю тебе, что в эту ночь, прежде нежели пропоет петух, трижды отречешься ты от Меня.
Пойдут ли они в Вифанию или в Виффагию? Искариот знал оба дома. Если охранники не найдут их в одном, они отправятся в другой. Неужели надо будет бежать за Иордан и еще дальше? Они дрожали от холода и страха и поэтому шли все медленней. Дойдя до маслобойни, находившейся на склоне Елеонской горы, того места, которое называлось Гефсиманским садом, поскольку в первые дни весны земля покрывалась здесь цветущими фиалками и цикламенами, они сделали привал. Воздух наполнился запахом раздавленных фиалок.
Иоанн считал, что следует продолжить путь, чтобы скрыться в лесу, но его никто не захотел слушать. Симон-Петр сел и сразу же уснул. Матфей последовал его примеру.
– Уже уснул? – спросил Иисус. – Не можешь ли ты бодрствовать еще один час? Вы все, не позволяйте себе заснуть!
