Алиенора выгнула бровь:
– Обычно я верно сужу о людях. – Как жаль, что проницательность изменила ей, когда она выходила замуж за Генриха.
Он крякнул, предоставив ей самой решать, что означает этот звук, и, когда доел, вылез из ванны и нетерпеливо стоял, дожидаясь, пока слуги облачат его в чистую рубашку и свободную накидку. Потом взял в руки переплетенный томик «Песни о Роланде».
– Чтение для военного времени, – обронил Генрих.
– Это читает Ричард. Его очень заинтересовало то, что меч Роланда Дюрандаль и его охотничий рог Олифан находятся в Аквитании. – И она с иронией добавила: – А еще он горит желанием отправиться воевать против сарацин, как оба его прадеда.
Генрих перевернул несколько страниц и отложил книгу.
– Ну, дело это благородное, но Ричард еще может перерасти его. – Он налил себе вина в кубок. – Бекет все упрямится. Вчера пришли новые письма. Он стоит на своем, потому что думает, будто я не могу короновать Гарри без него. Но нет такого Божьего закона, где бы говорилось, что коронация должна проводиться архиепископом Кентерберийским!
– Тебе все равно нужна папская диспенсация. Ты же не хочешь, чтобы коронацию Гарри объявили недействительной?
Генрих раздраженно дернул плечом:
– У меня есть другой архиепископ – Йоркский. Пон-Левек всяко согласится, даже если Бекет будет возражать. А диспенсация у меня уже есть. Папа Александр даровал ее мне много лет назад в обмен на мою помощь.
По мнению Алиеноры, папа не предполагал, что его диспенсация будет использована при подобных обстоятельствах, но в любом случае документ был ценным подспорьем.
– А как ты поступишь с Маргаритой? Она тоже будет коронована?
Генрих почесывал подбородок:
– Это еще надо будет решить. Людовик мечтает увидеть дочку королевой, только хочет, чтобы церемонию провел непременно архиепископ Кентерберийский. Иначе усомнится в ее законности. А значит, Людовик тоже будет давить на Томаса, принуждая пойти на примирение со мной.
– Думаешь, Томас уступит?
Генрих раздраженно выдохнул:
– Бог его знает. За моей спиной он отлучает от Церкви моих епископов и угрожает интердиктом. Говорит, что будет слушаться меня во всем, но только не в тех случаях, когда ему пришлось бы нарушить клятву Церкви. Прекрасно! Тогда я скажу, что готов принять его обратно, но только не дарую поцелуя мира.
Алиенора знала, что никакой поцелуй мира не гарантирует того, что в Англии Бекет будет в безопасности. Генрих все равно станет остерегаться его, если не чураться. Они вели себя как два сцепившихся рогами барана: оба пытаются побороть противника, но ни тот ни другой ничего не могут поделать.
Генрих, по своему обыкновению, заходил по комнате.
– Я тут думал о детях, – сказал он, обернувшись к супруге. – О самых младших.
Алиенора насторожилась. Все идеи Генриха об устройстве будущего их отпрысков приводили к тому, что у него в руках концентрировалось все больше власти, а у нее оставалось все меньше.
– Вот как?
– Поскольку в Аквитании в последнее время неспокойно, да и им обоим пора приступить к учебе, я отправляю их в аббатство Фонтевро. Может сложиться так, что Иоанн пойдет по церковной стезе, так что ему это будет в любом случае полезно. – Обычно жесткий взгляд Генриха смягчился. – Ребенком я часто жил там, когда родители были заняты. Кстати, и тебе это на руку: во время поездки по герцогству тебе не придется заботиться о них и непрестанно отвлекаться.
Алиенора смотрела на мужа с недоверием. Возможно, таким способом он хочет ограничить ее влияние на детей. Все же она видела и выгоды его предложения, да и Фонтевро любила.
– По-моему, это хорошая мысль, – произнесла она. – Я напишу настоятельнице.
– Отлично!
Он еще побродил по комнате, беря в руки то одно, то другое. Молчание затягивалось. О чем еще им говорить? Все дела, которые нужно было обсудить, они обсудили. А ложиться вместе не было причины, потому что они больше не собирались заводить детей.
В конце концов Генрих отправился к своим сотоварищам. Алиенора смотрела за тем, как прачка собирает грязное белье короля, чтобы постирать. В помещении пахло терпким мужским потом. Когда-то этот запах возбуждал ее так, что кружилась голова. Теперь же ее одолевало головокружение совсем иного рода: ей не терпелось выйти на свежий воздух. Приказав женщинам разжечь в покоях благовония, Алиенора набросила на плечи мантию и ушла гулять. В спутницы себе она взяла только Марчизу.
Минуя большой зал, Алиенора увидела, что к Генриху и его свите присоединились и трое ее старших сыновей. Выпячивая грудь и раздувая щеки, они воображали себя мужчинами и были на седьмом небе от счастья в грубой мужской компании. Генрих приобнял Гарри за плечи, но говорил со всеми тремя мальчиками. На проходящую мимо Алиенору он бросил лишь краткий взгляд и продолжил беседу с сыновьями. Все его внимание предназначалось только им, а она значит не более, чем кошка, попавшаяся ему под ноги. Он готов их всех у нее забрать, с горечью подумала она. Сделав вид, будто ничего не заметила, Алиенора дошла до башни на другой стороне замка и взобралась на крепостную стену. Оттуда открывался чудесный вид на весь Пуатье, сияющий под весенними лучами. От этой картины на душе у Алиеноры стало спокойнее. Завтра утром Генрих опять уедет.
Она еще не совсем отдышалась после подъема по крутым ступеням, когда к ней приблизился Амлен. Он был в зале с королем, но, по-видимому, заметил Алиенору и пошел за ней следом.
– Ваш новый тронный зал стал значительно больше с тех пор, как я видел его в последний раз. – Он кивком указал на деревянные леса, опутывающие место нового строительства.
– Начало положено, – согласилась она, – и работа продвигается быстро – спасибо хорошей погоде. Мечтаю о том, какие пышные пиры буду проводить здесь, как трубадуры будут петь в этих стенах мелодичные лэ.
– Уверен, это будет ни с чем не сравнимое наслаждение. Я тоже собираюсь возвести новый замок в моих йоркширских землях, когда вернусь в Англию.
– Чтобы устраивать там пиры с трубадурами? – поддразнила она его.
Улыбаясь, он облокотился о каменный парапет.
– Не такие, как в Пуатье, но достойные, я надеюсь.
Алиенору его слова немного удивили. Амлен имел пристрастие к простой еде, хотя и хорошего качества. Дайте ему буханку пропеченного хлеба, кусок сыра от коров, что пасутся на зеленых пастбищах, и выдержанное вино, и он будет вполне доволен. Никакие приправы, никакие ухищрения на обеденном столе его не привлекали. Он скорее терпел пиры, эти символы высокого положения, чем получал от них какое-то удовольствие.
– Как поживает Изабелла? Здорова ли она?
Амлен потер затылок.
– Вот поэтому-то я и пошел за вами, – признался он. – Хочу поговорить от ее имени. Она опять на сносях и чувствовала себя совсем плохо, когда плыла сюда из Англии. Сейчас Изабелла отдыхает в Коломбьере. Там очень спокойно, и она была бы крайне счастлива увидеться с вами.
– Конечно, я навещу ее, как только смогу. Она дорога мне и как сестра, и как друг. – Дурнота в первые недели беременности бывает и вправду изматывающей, хотя Амлен зачастую излишне волновался о самочувствии жены, которая была хрупкой внешне, но при этом выносливой, как бык. Алиенора шутливо нахмурилась. – Мы с Изабеллой почти не встречались с тех пор, как вы женились на ней и увезли от меня.
Он ухмыльнулся:
– За это я не буду извиняться.
– А я и не жду извинений. – В порыве чувств она поцеловала Амлена в щеку. – Я рада за вас обоих. Такие близкие отношения у супругов поистине редкость.
– Я отлично понимаю, как мне повезло, и благодарю Господа ежедневно.
Невысказанное жгло губы им обоим, но они сдерживались, ибо ни один не хотел идти на риск, делясь сокровенным.
Алиенора вновь обратила взор на живописную картину, раскинувшуюся под стенами башни.
– Правильно, – сказала она. – Цените свое счастье.
* * *На следующий день Генрих выехал из замка. Его багаж везла целая процессия вьючных лошадок. Рыцари – плечом к плечу, ряд за рядом – ехали в блестящих доспехах. За ними следовали сержанты в кожаных колетах и стеганых коттах. Ричард, Гарри и Жоффруа решили немного проводить отцовский отряд; их сопровождал Уильям Маршал. Когда осела пыль за последней лошадью, Алиенора облегченно вздохнула, но при этом почувствовала себя брошенной. Почему-то получается так, что в одиночестве остается всегда она.
Глава 37
Коломбьер, Анжу, лето 1169 года
Стоял прекрасный летний день, пропитанный солнечным светом. Среди роз и лаванды гудели мохнатые пчелы, набирая полные хоботки сладкого нектара. Изабелла сидела вместе с Алиенорой в саду, а рядом играли дети. Белле – старшей дочери Изабеллы, названной в честь матери, – исполнилось четыре года. Это была очаровательная девочка, с темными, как у мамы, волосами. Она и Нора увлеченно показывали друг другу своих кукол.
