Глаза вот у рыся вполне человеческие.
Только грустные.
— Зар живет, но только в этом обличье. Домой иногда заглядывает, чтобы матушку успокоить, но так-то больше леса держится. За молодняком приглядывает.
Рысь повернулся на бок, вытянув лапы.
Интересно, сколько в нем весу?
— Я его кликнул, когда мои тебя потеряли, — Мир поморщился. — По-дурацки вышло. Вроде видели, держались рядом, а тут толпа, музыка эта… еще и фейерверк одна дура устроила, завоняла все сгоревшим порохом. Там вовсе запахов много, вот и упустили. Извини.
— Думаю, что хорошо, что упустили, — я глядела на рыся. И… зверь не выглядит подавленным, наоборот, спокоен весьма. Печален несколько. И не исхудал за годы скитаний, вполне такой себе упитанный рысь. Тоски не чую… приворотное все-таки?
Многое бы объяснило.
Включая уверенность этой, неизвестной мне Василисы, в собственных силах.
— Ведьме нужна была я. И она бы не остановилась. Знаете… я не уверена, что поможет… но… я уже начинаю привыкать, что тут оно все как-то… случайно получается. Я на днях зелье одно сварила.
И задумчиво уставилась на рыся.
Он на меня.
— Надеюсь, не отравится…
А еще у меня флакон был. С водой, которая то ли живая, то ли мертвая, но всяко на чудо способная. И только мне решат, кому это чудо достанется.
Только как?
Я руку в карман сунула и флакон сжала. Рыся жаль? Жаль. И Дивьяна… и его неожиданную невесту, которая сама себя к нему привязала, а теперь, может, и оба сгинут. Или нет? И еще Машку Игнатьеву, которая уже не Игнатьева.
Дитя её нерожденное.
Всех жаль.
А на всех воды не хватит. И что остается? Верить? Надеяться? И разбираться.
— Я… — тихо произнес Мирослав. — Беру ответственность на себя.
Глава 40
Что сказать.
В этом доме и одежда отыскалась, пусть слегка большеватая, но все же.
— Я вас одну с этими мохнатыми не отпущу, — княжич с красными от недосыпу глазами — начинаю подозревать, что они тут ночью чем-то донельзя интересным занимались и без меня — выглядел грозно. Ну или пытался. Мятая майка немного сбавляла градус пафоса.
Мирослав и вовсе не впечатлился.
— Можно подумать, можно подумать… — пробормотал он в сторону. — У тебя сегодня ужин с потенциальными невестами!
— А я из конкурса выбыла, — призналась я, правда, изобразить сожаление не получилось.
— Почему? — поинтересовались и княжич, и Мирослав.
— Так… конкурс же. Я ничего не сделала для пользы города или что там еще надо было…
— А, это… формально сделали. Камеры отметили вашу работу с клумбами. Да и горожане проголосовали за то, чтобы оставить вас.
Вот… спасибо вам, добрые люди.
— Есть такое право у них, сохранить невесту на конкурсе, — пояснил Лютобор и руку протянул. — Привет, Зар, рад встрече.
Рысь вежливо подал лапу.
— Но пользуются им нечасто. Для этого надо, чтобы под петицией подписалась хотя бы треть горожан…
А она подписалась? Какие активные в Упыревке граждане.
— У нас много родичей… так уж вышло. И прямых, и не совсем.
— У оборотней сложные отношения, — поддержал Лютобор. — Он говорил, что браки у них недолгие? Так вот, многие женщины остаются в городе, при детях. Ну или с детьми… отцы оборотни хорошие, даже когда ребенок дар не принимает. Приглядывают. Помогают. Да и жить тут удобно, тихо, спокойно. Часто потом повторно замуж выходят. Другие дети рождаются… ну и вышло, что если копнуть, кто-то кому-то да родичем выходит.
Надо, наверное, благодарности преисполниться. А не выходит. Ведь какая возможность была с конкурса этого…
Нет, ну вот что с ними делать-то?
Ничего.
Зелье мое так и стояло, на полочке, где я его оставила.
Рысь.
И зелье. Ведь книга подсказывала. Опять же, почему мне, а не Наине?
— Почему? — спросила я у нее. Но страницы остались чистыми. Ясно, отвечать не станут. Хорошо. Попробуем иначе. — Его ведь приворожили? Того рыся? Но чем?
Тихий шелест.
И снова страницы раскрываются. На них рисунок, явно сделанный во времена стародавние, уж очень характерное, схематическое почти изображение. Две девицы с несуразно огромными головами склонились над котлом. На одной — длинные в пол одеяния, другая обнажена.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Обе — длинноволосые.
Над котлом поднимается пар. А над ним уже нарисован зверь.
И рецепт тут же.
Зелье сердечную страсть возжигающее.
Приворотное?
Не совсем… я веду пальцам по строкам. Волчеягодник, снятый после первых морозов. И змеецвет, о котором я только слышала. Кровь… не совсем понятна, чья. А нет, внизу уточнение. Девы невинной. И зверя, коего приручить надобно.
Зверя?
Стало быть не просто приворотное, а на оборотней рассчитанное?
А вот пыльцеголовник и сон-трава в нем как раз на то, чтобы зверя подчинить. Как и полуночная роса, которая со следа собрана. Непростой рецепт.
Закусываю губу.
Если так, то… эта Василиса Зара знала? Откуда? Хотя, если ведьма, то, наверняка, не из молодых. Надо было спросить, какого рода эта Василиса, и где училась. Некоторые ингредиенты очень специфичны. И если допустить, что росу с рысьего следа она при толике удачи получить могла, то вот шерсть и ус — уже сложнее. Стало быть, Зар доверял ей?
Или не ей?
А что, если зелье изготовила не она?
Кто?
Кто-то, кто жил достаточно давно, чтобы знать чуть больше остальных. Кто-то… хитрый и изворотливый?
Я дочитала до конца страницы.
Так и есть. Зелье работало, но заклятье держалось от луны до луны. Стало быть, и зелье требовалось подавать снова и снова. Оно, конечно, с зачарованного зверя и росы собрать, и шерсти надрать проще, но вот…
Я взяла бутылочку, книгу тоже подхватила и вышла в кабинет.
Что-то случилось.
Мир устроился напротив Люта и оба сверлили друг друга взглядом. Мрачным таким.
— Если драться станете, то в саду лучше, — сказала я.
— Прошу прощения, — Мир чуть склонил голову. — Мы не собираемся выяснять отношения…
— Здесь, — добавил Лют.
— И хорошо.
Я положила книгу на стол. К счастью, открывшееся мне заклятье не исчезло.
— Посмотрите, пожалуйста. Могли ли быть… — я отошла, позволяя Миру приблизиться. И Лют тоже не усидел. Только Зар остался спокоен. Лежал себе, лапу на лапу закинув, и голову поверх пристроил. Позевывал да щурился, будто все происходящее его и не касается.
— А пожалуй… — Мир выдохнул резко и зло. — Вот… тварь! Я снимок сделаю? Это… важно. Очень.
— Если получится сделать. Книга может и не позволить.
— Пусть сделают, — попросила я книгу. — Пожалуйста.
— Спасибо… о таком мы не слышали, — Мирослав сделал несколько фотографий, да и Лют не утерпел. Он коснулся страницы, наклонился, даже понюхал.
— Старая запись. Раннее средневековье ориентировочно…
— С чего ты…
— Рисунки. Характерные весьма изображение. Посмотри, с одной стороны кажутся схематичными, с другой — очень детальны. Манера написания опять же. Вот эти обозначения…
Палец Люта ткнул куда-то в сторону.
— И здесь… это переписано и, вероятно, с очень старого свитка. Видишь, знаки тут и тут?
Мирослав склонился.
— Кто…
— Василиса была сильной ведьмой?
— Да, но… сомневаюсь, что она могла бы сама. Сильная — да. Умная — нет. Самолюбивая. Самоуверенная. Но не умная. Другая бы куда осторожней пользовалась… а тут… почему мы ничего не почуяли?
— Не знаю.
— Заговор, — Лют провел пальцем по строке. — Видишь? Эти слова кажутся бессмыслицей, но лишь кажутся. Это тайное имя Велеса. А его слово для зверя…
— Закон.
Мир отстранился.
— Откуда она… если бы знала… или её родители… воспользовались бы и раньше. А больше ничего подобного и не происходило. Или я не знаю?
— Розалия, — я опустилась на пол возле рыси. — Она как раз была и сильной ведьмой. И старой. И опытной. И что-то такое могла уметь… даже записи не надо, сама вспомнила бы.
