После этого шел на помост, а после тренировки в душ, прихватив с собой Уолта, и когда снова звонил домой, Хелен была уже дома и ждала только звонка, чтобы ехать за ними.
Поэтому Гарп не любил дождя, и, хотя борьба доставляла ему удовольствие, дождь ломал его привычный распорядок дня. Так что для Марджи Толуорт было полной неожиданностью, когда он, злой, тяжело дышащий, появился у нее за спиной на крыльце.
— А-а! — воскликнула она и сжала записочку так, как будто это была яремная жила какого-то животного и надо остановить в ней ток крови.
— Привет! — сказал Гарп. Он принял ее за няню, которую приглашают посидеть с детьми. Гарпы только недавно перестали пользоваться их услугами. И улыбнулся ей с откровенным любопытством.
— А-а-а! — опять издала протяжный звук Марджи Толуорт. Говорить она не могла. Гарп увидел в ее руке смятую записку; не раскрывая глаз, она протянула ему бумажку, как будто сунула руку в огонь.
И если поначалу Гарп принял ее за одну из студенток Хелен, то теперь ему в голову пришло совсем другое. Видно было, что девушка не может говорить и очень смущается, протягивая записку. Весь опыт общения с женщинами, утратившими дар речи и от этого смущавшимися, ограничивался у Гарпа знакомством с джеймсианками, и он постарался подавить в себе злую вспышку — ну вот, еще одна безумная навязывается в друзья. А может, она пришла с целью выудить что-нибудь интересное у живущего замкнуто сына знаменитой Дженни Филдз?
«Привет! Меня зовут Марджи. Я джеймсианка, — наверняка говорилось в ее глупой записке. — Вы знаете, что это такое?»
Следующий их шаг — создание союза, вроде того, что организовали помешанные на вере идиотки, разносящие по домам брошюрки и листовки о Христе. Отвратительно, что джеймсианки добрались уже до таких молоденьких девушек; эта, например, так молода, подумалось ему, что вряд ли даже осознает, как ужасна вся дальнейшая жизнь без языка. Он покачал головой, отказываясь от записки.
— Да-да, я все знаю. — сказал Гарп. — Ну так что?
К такому повороту Марджи Толуорт была не готова. Она явилась ангелом-мстителем, чтобы исполнить свой кошмарный долг, — если бы кто знал, как он для нее тяжек! Она принесла в дом дурную весть. А он уже все знает! И его это ничуть не трогает!
Марджи обеими руками прижала записку к своей хорошенькой, вздымающейся груди, причем так стремительно, что волна ее духов и аромата юности с головой окатила глядящего на нее во все глаза Гарпа.
— Ну так что? — повторил Гарп. — Неужели вы думаете, что можно уважать женщин, которые отрезают себе язык?
— Что? — еле слышно проговорила Марджи. Она очень испугалась. Теперь понятно, почему бедняга целыми днями ходит взад-вперед по дому: он душевнобольной.
Гарп четко расслышал произнесенное слово. Это было не придушенное «А-а!», сказанное безъязыким ртом. Это было настоящее слово.
— Что? — переспросил он.
— Что? — снова произнесла она.
Он уставился на записку, все еще прижатую к груди.
— Вы умеете говорить? — удивился он.
— Конечно, — кивнула она.
— А это что? — он показал на записку.
Но теперь она уже испугалась смертельно. Рогоносец, да еще умалишенный. Бог знает, на что он способен. Может убить детей, ее. Вон какой здоровый и сильный. Такой убьет Майкла Милтона одной левой. И вообще любой мужчина, пристающий с расспросами, небезопасен. Марджи Толуорт подалась назад, чтобы повернуться и бежать от него.
— Стойте! — воскликнул Гарп. — Это записка для меня? Что в ней? Записка для Хелен? Кто вы?
Марджи Толуорт покачала головой. «Произошла ошибка», — прошептала она и, повернувшись, столкнулась с промокшим насквозь почтальоном. Тот выронил сумку, из нее посыпалась почта. Гарпу вспомнилась Дюна, выжившая из ума медведица, когда она гналась по лестнице за почтальоном в Вене. Только с Марджи получилось проще, она упала на крыльце, порвав чулки и ободрав коленку.
Почтальон решил, что пришел в не очень удобную минуту, и нагнулся, пытаясь найти среди рассыпавшихся конвертов письма Гарпа, но того сейчас интересовало только послание плачущей девушки.
— Что это у вас? — спросил он мягко, пытаясь помочь ей встать, но она не хотела подниматься и без удержу плакала.
— Простите меня, — пролепетала Марджи Толуорт. Вся ее решимость куда-то улетучилась, к тому же, побыв немножко с Гарпом, она почувствовала, что он ей, пожалуй, нравится. А она принесла ему такую ужасную весть.
— Коленка не очень пострадала, — сказал Гарп. — Надо только продезинфицировать ранку.
Он пошел в дом за йодом и бинтами, а Марджи, воспользовавшись его отсутствием, прихрамывая, сошла с крыльца и скоро скрылась за ближайшим углом. Она не могла из рук в руки передать записку, но не могла и утаить от него жестокой правды. И она оставила записку вместе с почтой. Почтальон смотрел ей вслед, пока она ковыляла по переулку до автобусной остановки. «Вечно с этими Гарпами что-то происходит», — подумал он. И еще подумал — у Гарпов самая большая почта в округе.
Это были письма, которые Гарп писал издателю Джону Вулфу и на которые тот с такими мучениями отвечал. Приходили книги, присланные на рецензию; Гарп отдавал их Хелен. Она по крайней мере их читала. Приходили и журналы, выписанные Хелен. Гарп считал, что их слишком много. Сам он выписывал только два — «Гурман» и «Новости вольной борьбы». И конечно, шли счета. Частенько приходили письма от Дженни — единственное, что она теперь писала. Время от времени слал письма, короткие и милые, Эрни Холм. Иногда им обоим писал Гарри Флетчер; Гарпу продолжала слать очаровательно-бессодержательные письма Элис.
И вот теперь среди обычной почты оказалась эта пахнущая духами и мокрая от слез записка. Гарп отложил йод и бинты; девушка его не интересовала. Он держал в руках смятое послание и думал, что в общем-то знает, о чем оно.
Он спросил себя, как это он сам не догадался, ведь на это указывало слишком многое. И все же, если подумать, он догадывался, но старался загнать ревность в подсознание. Листок разворачивался медленно, с осенним хрустом, хотя на дворе стоял холодный март, превращавший замерзшую почву в слякоть. Он разворачивал записку, и она хрустела, как ломающиеся кости. Ощущая запах духов, он снова и снова слышал коротенькое испуганное восклицание девушки: «Что!»
Он знал «что», не знал только «с кем»; имя, что как-то утром сорвалось у него с губ, забылось. В записке, конечно, и окажется это имя — Майкл Милтон. Оно прозвучало для Гарпа как название нового сорта мороженого; недавно он угощал детей в одном кафе. Там были «земляничная смесь», «шоколадная чаша», «сладкий Майк». Майкл Милтон — как раз им под стать. Отвратительное название, отвратительное имя. Гарп даже как будто ощутил его вкус… Тяжелыми шагами он подошел к водостоку, смял гнусно пахнущую бумажку и затолкал ее сквозь решетку. Войдя в дом, нашел это имя в телефонной книге, несколько раз произнес его.
Теперь ему казалось, что Хелен уже давно изменяет ему; что, пожалуй, он давно догадывался. Но чтобы с Майклом Милтоном! На каком-то приеме он познакомился с этим юнцом. Обсуждая с Хелен его усики, он тогда назвал его «хиляком». Майкл Милтон! А имя-то какое, Господи! Он все повторял и повторял его, тупо глядя в телефонный справочник. Вернувшийся из школы Данкен подумал, что отец опять выискивает в телефонной книге имена для своих героев.
— Ты еще не забрал Уолта? — спросил Данкен.
Гарп про Уолта забыл. А ведь у него насморк. Как же это он мог забыть?
— Поехали за ним вместе, — сказал он Данкену. К удивлению мальчика, Гарп швырнул телефонную книгу в мусорный ящик. И они сразу отправились на автобусную остановку.
Гарп был в тренировочном костюме, а дождь все шел. «Очень странно», — подумал Данкен, но ничего не сказал.
— Я сегодня забил два гола, — похвастался он. Неизвестно почему, в школе у Данкена играли только в футбол. Осенью, зимой, весной — только футбол. Школа была маленькой, но, кажется, была тому и другая причина, однако Гарп не мог припомнить какая. В любом случае он считал, что это неправильно.
— Два гола, — повторил Данкен.
— Молодец! — отреагировал Гарп.
— Один головой, — продолжал Данкен.
— Собственной головой? Великолепно!
— С подачи Ральфа. Он здорово играет.
— И все равно великолепно, — сказал Гарп. — И Ральф молодец.
Он обнял Данкена, но не чмокнул, зная, что Данкен смутится. А Уолт пока еще позволяет целовать себя, подумал Гарп. Ему вдруг захотелось поцеловать Хелен, и он чуть не оказался под колесами автобуса.
— Папа! — воскликнул Данкен. Потом, уже в автобусе, спросил:
— У тебя все в порядке?
— Конечно, — ответил Гарп.
— Я думал, ты в спортзале, — сказал Данкен. — Ну и дождь!
Из детского сада была видна река, и Гарп пытался определить, где живет Майкл Милтон: он запомнил его адрес, напечатанный в телефонном справочнике.
