Неужели я снова смог полюбить? Или это только иллюзия, видимость чувств моего когда-то сражённого насмерть сознания. Я не знал ответ, и это выворачивало, сжигало способность мыслить. Но также… скручивало в томительном ожидании, щипало предвкушением и щекотало желанием. Я знал, что смогу насладиться этим чувством сполна очень скоро. Это подогревало мой интерес. Но был ли он подлинным?
Я вновь прикоснулся к светлой коре. В сознании мучительно вспыхнул образ. Илен. Она смотрела на меня молчаливо и спокойно. Раздался веселый и беззаботный смех, после чего образ поплыл… Я не поверил своим глазам… ведь это же Алёна! Рассмеялась, не скрывая вечной издевки. Улыбнулась во весь рот, насмешливо приподняв брови. Не растеряв беззаботность, так свойственную юным особам. Но приобретя этакую… критичность восприятия. Как такое возможно? Только что была Илен… и вдруг Алёна. Одна стала другой? Я понял, что мое воображение расшалилось, но дерево почему-то молчало. Не могло же оно показывать это мне? Чушь…
Образ-загадка. Сколько времени понадобится, чтобы понять? Процессы, происходящие в лесу, не терпят отлагательств… Я вернулся домой, так и не найдя ответов и раздражаясь ещё больше. Следующая неделя была странной. Алёна внезапно подружилась с Гаудией, и теперь они заливисто хохотали, как старые подруги, шутили, обсуждали дамские штучки. Всегда поражался этой удивительной способности женщин так быстро переключаться с вражды на дружбу, едва найдя общую тему для обсуждения.
Ребят и наставников я направил в город. Нечего им здесь делать во время свадьбы и ритуала. Глубокая часть жизни леса должна быть скрыта от всех. Не то, чтобы я им не доверял… Но узнать всю правду могли лишь те люди, которые останутся здесь навсегда. Такие как Эст и Файн, без раздумий согласившихся посвятить свою жизнь лесу. И если у кого-то появится невеста, то её ждёт такая же замкнутая жизнь как и у Алёны. Только Алёне никто выбора не оставлял. Впрочем, какая разница… Все, что сложилось, казалось мне необычайно правильным…
Я торопливо вызвал документалиста, чтобы уладить все формальности. Мне бы хотелось декларировать высокие слова о том, что мне не терпится заняться восстановлением леса, внести в него новую кровь… Но я не стал обманываться, мне прежде всего не терпелось… обладать. Получить повод, весьма весомый, чтобы заполучить девчонку полностью и без остатка. Прикасаться, прижимать и врываться, дерзко хватая за волосы, заставлять выгибаться и кричать, словно это могло лишний раз доказать, что я сам все еще живу. Быть может, получив своё, кровь успокоится, сбрасывая наваждение. А пока мое тело внезапно превратилось в юнца, дрожащего от страсти и предвкушения. Мог бы скрыть, но честно признавался себе — мне это нравилось. Быть снова молодым, когда тебе столько лет… это так прекрасно.
Повод представился раньше на день. Алёна просилась отправить её с близнецами в город. Хитрость была видна сразу, поэтому я не позволил. Я мог проявить авторитарность и снова замечал, что получаю удовольствие от своей власти над невестой. Однако его подкрепляло совсем не радостное чувство. Ещё не окрепли связи между нами, поэтому я боялся. Боялся, что она не вернётся. Да, так наверняка бы и было. Одна эта мысль заставляла сжиматься невидимую пружину внутри. Я не мог отпустить. Да и не хотел. Зачем? Ведь все уже понятно, все решено. Нечего ей там делать. Ее мир — здесь.
Накануне свадьбы, когда документалист торопливо заполнял нужные бумаги, потирая запотевшие стекла очков, я заметил дома странную тишину. За день до этого поместье покинула целая толпа людей, так что отсутствие шума было вполне объяснимо. Но через некоторое время я понял, что раз за разом настороженно прислушиваюсь. Тишина была необычной. В доме не было Алёны, вот что меня заставило встревожиться. Не было легких шагов, шуршания листов бумаги, с которыми она не расставалась, я не замирал от чуть слышного, но вполне осязаемого для меня дыхания, сердцебиения, которое я незримо ощущал, в каком помещении она бы не находилась.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
На миг глаза затянула белая пелена, и паника тревожным эхом взорвалась внутри. Но разум быстро успокоился — Алёна не могла быть далеко, из леса нет выхода для нее. Это немыслимо! Невозможно. Я торопливо вышел из дома и приложил ладони к земле. Так я мог слышать. Получать ответ на свой вопрос. Склонил голову, погружаясь во внутреннее молчание. Видение пришло быстро и не потребовало каких-либо усилий. Так и есть, несется что есть мочи на Белогривой. Так я называл Ариадну. Старается успеть, торопится исчезнуть, убежать в свой далекий мир, скрытый от моих глаз. Не уйти из леса, нет. Зря старается, силы только потратит. Мне было все равно, где она сейчас, это абсолютно не важно. Лес затянет замкнутыми полями, заставляя ходить по кругу и возвращаться на одно место. Можно настроить их на поместье. Но мне было любопытно посмотреть, на какое место замкнется сама Алёна.
Я знал — надо только дать ей время. Скоро она убедится, что побег невозможен. И останется там, куда направит её лес. Интересно будет посмотреть в её глаза… Куда денется насмешка? И когда проявятся реальные чувства…
Я дождался вечера. Как потом скажет Алёна, намеренно… Быть может, она права. Возможно, я просто ждал случая, чтобы сорваться. Чтобы не было пути назад, и решение было принято за нас двоих. А еще хотелось её наказать. Показать, что она должна отказаться от самонадеянности. Забыть, отрешиться от всего, что было прежде. Заставить подчиниться. Взглянуть в будущее, или хотя бы в настоящее, в котором решить проблемы леса могла бы покладистость, а не ярая строптивость.
Я тронулся в путь, когда вернулись животные. Очевидно, несчастным Ку-ку и Белогривой надоело ходить кругами, и они резво прискакали обратно. Я уже знал, где примерно находится Алёна, звери лишь подтвердили мои догадки. Солнце крыло багрянцем горизонт, поэтому я прекрасно понимал, чем закончится поездка. Понимал, а внутри разливалось яркими красками ликование… Я пытался заглушить любую тревогу, шептавшую, что Алёна может быть не готова. Довольно! Прошло достаточно времени, чтобы терпеть еще. Тем более, в прошлое наше близкое общение, Алёна ответила мне. Я ощутил это явно. И это был спусковой крючок…
Словно зверь, загоняющий добычу, я мчал, выжимая дух из своего коня. Нетерпение… вот что гнало меня. Я не мог думать ни о чем. Подъезжая к Светлому дереву ожидал увидеть что угодно… жертву, слезы, раскаяние, мольбы… но увидел лишь шутницу, нелепо, но упорно карабкающуюся на нашу святыню и ломающую ветви. Ветви! В то время, как мы боимся даже тронуть кору, ставшую в этих местах священной. Я в очередной раз поразился, насколько Алёна умеет удивлять. И разгневался, конечно, от её неуважительного отношения. Ко всему. К лесу, живительному дереву, ко мне… Ей снова было смешно. Как всегда…
Я поймал девушку, от неожиданности свалившуюся с ветви. Отпустил коня. Поставил в известность, что период сдержанности прошел. Наступали сумерки, и остановиться я не мог. Это правда. Алёна смотрела растерянно, замолкла. Я видел как она потерялась в мыслях, а мое торжество перетекло в неумолимую решимость. Все рассказывать не стал. Да и не до пояснений было. Кровь внутри закипала. Не мог же я ей там, прямо на месте читать лекцию о лесных взаимосвязях! Она смотрела так недоверчиво, оценивала, а я лишь ждал…
Я вижу эти связи, как тонкие нити, которые тянутся между мной и всем, что есть вокруг. А если сосредоточиться, то можно проследить движение нитей и дальше. Впрочем, чтобы увидеть эту познавательную картинку, необходимо достаточно сил. Есть места скоплений, сосредоточения, где нити закручиваются, завиваются, сплетаются в клубок. Один, если можно так сказать, клубок — это я. Это отражение моей сущности на глубинном, тонком уровне. Другие плетения, узлы и средоточения — это живые объекты. Чем выше уровень сознания, тем больше и влиятельней клубок. Переплетение, подобное моему, было и у Светлого дерева, я видел это отчетливо. Поменьше — у других деревьев и волтов с клоххами, у лошадей. Еще меньше — у остальной живности.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
