не очень глубокая, но достаточная, чтобы вместить человеческое тело. Мы ведь это искали? Тело Сьюзи? Может быть, я что-то не так понял, потому что там ее не было. Все, что я увидел – это ржавый пивной бочонок и огромную паутину, в которую попало что-то блестящее.
Берни развернулся, схватил шерифа за шиворот и рывком подтащил его к отверстию, натянув цепь до предела. Эрл Форд посмотрел вниз.
– Господь всемогущий.
– Это все, что ты можешь сказать?
– Лес сказал мне, что бросил ее здесь. Это все, что я знаю.
Их с Берни лица были очень близко друг к другу. Шериф все еще потел, хотя из дыры в полу поднимался прохладный воздух, и лицо Берни было сухим.
– Лжец, – сказал Берни.
– Об этом я не лгу.
Очень медленно Берни отпустил шею шерифа. Затем он присел на корточки, положил одну руку на край ямы, и прыгнул в нее каким-то вращающимся, подпрыгивающим движением, о котором я даже не знал.
– Нет, приятель, – сказал он, даже не оглядываясь на меня. Как он узнал, что я тоже хотел спрыгнуть вниз?
Берни вытащил блестящую штуковину из паутины. Затем он поднял эту штуку вверх, и оказалось, что на самом деле это были две вещи, две блестящие штуковины на крошечном колечке. Эй! Я знал, что это такое. У меня тоже были такие.
– Жетон Принцессы, – сказал Берни.
– Для меня это новость.
– Знаешь, о чем мне это говорит? – сказал Берни. Шериф молчал. – Это говорит мне, кем на самом деле были похитители. По крайней мере, двое из них. Хочешь попытать счастья, Эрл? Угадай, что я понял, и выиграешь приз: мы не оставим тебя здесь.
– Здесь?
– В этой дыре. Одного. С люком, заколоченным наглухо.
– Ты этого не сделаешь.
Берни положил в карман жетоны Принцессы, подтянулся и вылез наружу. Затем он отстегнул наручник от цепи и одним рывком подтолкнул шерифа к дыре в полу.
– Запрыгивай, – сказал он.
– Мы с Лесом, – сказал шериф. – Мы их похитили.
– Давай-ка его навестим.
Эрл Форд снова вел машину, только теперь его здоровая рука была прикована наручниками к рулю; Берни сидел на переднем сиденье, я ехал сзади. В небо низко висела луна. От этого зрелища мне хотелось завыть, сам не знаю, почему. Я знал, что сейчас не время, и поэтому сидел абсолютно неподвижно – если не считать того, что ковырял лапой обивку сиденья.
– Сколько денег в конверте? – спросил Берни.
– Я не успел сосчитать, – сказал шериф.
– Юмор – коварная штука, Эрл. Я бы на твоем месте заканчивал шутить.
Тишина. Иногда я могу ощущать, что люди чувствуют друг к другу. Например, всякий раз, когда я нахожусь рядом с Берни и Сьюзи, я почти уверен, что они очень нравятся друг другу. И чувства Берни к Чарли огромны, и все хорошие, за исключением легкой примеси грусти. Прямо сейчас я чувствовал, что Эрл Форд и Берни друг друга ненавидят. Я редко ощущал такую сильную ненависть между людьми, и обычно это всегда означало, что сейчас вспыхнет жестокая драка. Я слегка подвинулся, чтобы лучше видеть их через пространство, разделяющее два кресла.
– Вижу здесь некоторые закономерности, – сказал Берни через некоторое время.
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
Вот в этом я был полностью согласен с шерифом. Закономерности: я слышал, как Берни говорил о них и раньше, но так и не понял, что это такое было. Их можно увидеть? Я огляделся вокруг, но не увидел никаких известных мне закономерностей.
– Вот одна закономерность, – сказал Берни. – Это повторение неожиданных захоронений.
– Не понимаю.
– Нет? Мы откопали машину Сьюзен и нашли там Аделину. Затем там, где, по твоим словам, должна была лежать Сьюзи, мы нашли жетоны Принцессы. Это закономерность, и своего рода нездоровая, так что, полагаю, мы ищем кого-то больного. Понимаешь, о чем я?
– Нет.
– Значит, ты был не особенно хорошим копом.
– Нет, – сказал шериф низким голосом. – Я хороший коп.
– Ты вообще не полицейский, Эрл.
Шериф повернулся к Берни и повысил голос.
– Значит, я был им раньше, ублюдок. Я был хорошим копом.
Нравилось ли мне слышать, как люди обзывают Берни? Нет. Но я знал, что у нас вроде как почти допрос, а допрашивал Берни лучше всех и отлично умел это делать. Кроме того, у меня не было четкого представления о том, чем именно плохо быть ублюдком.
– Допустим, – сказал Берни. – Ты был хорошим копом. И что случилось дальше?
Шериф не ответил. Он смотрел вперед, не отрывая взгляда от дороги, и его лицо – та часть, которую я мог видеть – было зеленым в свете приборной панели, с глубокой бороздкой на щеке, которую я раньше не замечал.
– У меня есть возможный ответ, – сказал Берни. – Потом случился твой двоюродный брат Лес. Поправь меня, если я ошибаюсь.
Шериф ничего не сказал.
– Лес вернулся из армии. Уволенный с позором и с крышей набекрень.
– Он всегда был с крышей набекрень, – сказал Эрл Форд.
– И ты все равно его нанял.
– Из военных получаются хорошие копы, сам знаешь.
– Не из таких военных.
– Все мы умеем думать задним числом.
– А ты всегда себе все с рук спустишь, да?
Снова тишина. Вскоре появились огни города, луна стала тусклее, и мы въехали в Нигдевилль. Вокруг все еще не было ни души.
– Знаешь Седрика Букера? – спросил Берни.
– Окружной прокурор Долины? Разговаривал с ним раз или два.
– Это он звонил мне по телефону, звонил насчет Леса. Он кое-что раскопал – то, что подтверждает твою идею.
– Какую идею?
– О том, что у Леса еще до службы крыша была набекрень. Я был бы не прочь услышать эту историю с твоей точки зрения, – шериф свернул на боковую улицу. Фонарей становилось все меньше и меньше, пока они вовсе не кончились. – Говори, – сказал Берни. – Мы с Четом торопимся.
Правда?
Дома становились все меньше и стояли все дальше друг от друга, и вскоре мы оказались на открытой местности. Дорога пошла вверх под уклон и начала петлять. Появились деревья. Я чувствовал их запах – и практически мог почувствовать вкус. Веточки эвкалипта были моими любимыми.
– Я хочу заключить сделку, – сказал шериф.
– Не ты один, – сказал Берни.
– Он мой двоюродный брат. Наши матери были сестрами, и они были очень близки. Погибли в результате крушения.
– Я слушаю.
Я рад, что кто-то слушал. Для меня все эти разговоры были слишком сложными, к тому же, я понятия не имел, куда это все ведет.
– Ты мог бы замолвить за него словечко, – сказал шериф.
– В зависимости от того, как это все закончится.
– Справедливо, – сказал
