Трое суток глубокого погружения позволили остановить развитие отека мозга, но теперь предстояло вернуть парня из состояния комы.
Как это сделать, врачи в те годы не представляли. Можно было попробовать чжэнь-цзю-терапию, но Гейл не согласилась. «Неужели вы не понимаете, что он жив и просто уснул глубоким-глубоким сном, — восклицала в отчаянии мать. — Вы можете исколоть его тело тысячами игл и терзать его плоть прижиганиями, но он не откликнется. Тут нужно нечто совершенно иное. Вспомните сказку о спящей красавице!» Врачи развели руками и заявили, что не видят другого выхода, кроме ожидания, пока сознание не вернется к нему само.
После этого Гейл поняла, что спасать сына, как и в случае похищения, придется ей самой.
Не имея никакого представления о том, что такое кома, она бросилась в книжный магазин лос-анджелесского университета и скупила в нем все книги и журналы, в которых упоминалось о коме. Их оказалось немного. Лихорадочно перелистывая страницы, она наконец обнаружила в одном из медицинских журналов то, что искала, — статью о способе поддержания активности мозга у пациентов, оказавшихся в коме.
Авторы статьи предлагали множество методов: непрерывные беседы с пациентом, чтение вслух его любимых книг, проигрывание его любимых мелодий. Авторы считали, что, несмотря на отсутствие сознания, мозг пациента функционирует и он слышит все, что происходит вокруг него. Если же изолировать пациента от внешних звуков, то его мозг может атрофироваться и он, даже придя в сознание, превратится из «гомо сапиенс» в безмолвную и ни на что не реагирующую живую плоть.
Кроме этой статьи, Гейл больше ничего существенного не нашла. И неудивительно. Методы лечения комы стали интенсивно развиваться лишь с конца 1981 года, а несчастье с Полом произошло весной, когда эта ужасная болезнь была не менее загадочной, чем ныне СПИД.
Гейл схватила журнал и помчалась в клинику. Однако врачи отнеслись к статье скептически. Но в Гейл она вселила надежду и, что самое важное, предоставляла ей и ее семье возможность хоть чем-нибудь помочь Полу. Тогда она еще не знала, что через десяток лет такие методы поддержания активности мозга станут распространенными во всем мире и помогут вернуть здоровье сотням, а возможно, и тысячам пациентов, оказавшихся в коме.
Гейл собрала семейный совет, на котором было принято решение организовать круглосуточное бдение у постели Пола. «Он должен слышать, что мы рядом. При этом мы не должны сидеть молча, а читать вслух, разговаривать с ним и проигрывать его любимую музыку». Работа предстояла очень трудная, но все были полны решимости спасти Пола. К счастью, к ним в помощь вскоре явился еще один член семьи Гейл.
Нетрудно догадаться, что им был Марк. О том, что случилось с братом, он узнал, находясь в Оксфорде. Тогда он еще не знал, что, оставив университет, потеряет возможность получить степень магистра. Но жизнь любимого брата была для него ценнее любых дипломов, и он должен был быть в эти трудные минуты с семьей. 8 апреля, через три дня после внезапного несчастья с Полом, Марк был уже на борту авиалайнера, направлявшегося в Лос-Анджелес.
Марк выбрал для своего дежурства самые трудные часы — с полуночи до рассвета. Перед ним — с вечера до полуночи — у постели Пола оставалась его мать. Днем разговаривать с братом и читать ему книги должны были Ариадна и Эйлин. Вскоре к ним присоединилась и Мартина. Несмотря на неудавшуюся семейную жизнь, она настояла на том, что рядом с Полом должна быть не Эммануэла, а его законная жена, каковой она все еще являлась. Волевая Мартина добилась своего, и обиженная Эммануэла была вынуждена уступить.
Все шло по сценарию, разработанному Гейл. У постели Пола постоянно звучала чья-то речь, слышалась музыка или выразительное чтение. Так проходили день за днем, но каких-либо сдвигов к лучшему не наблюдалось.
«Сначала, глядя на неподвижного, чуть дышащего Пола, нам было невероятно трудно читать или разговаривать. Но вскоре мы привыкли и стали беседовать и шутить с ним как будто ничего не случилось». Пытаясь казаться веселой, Гейл рассказывала сыну забавные случаи из его детства, но глаза ее были полны слез. Эйлин и Ариадна включали для него записи его любимых мелодий, а Марк с упоением читал ему комедии Шекспира и стихи Байрона. Так продолжалось долгие пять недель, и все это время Пол оставался неподвижным и безмолвным, словно мумия.
Еще одна проблема заключалась в том, что никто из врачей не мог определить, в какой степени поврежден его мозг и как это скажется на его психике после выхода из комы. Но все это было еще впереди, а пока медики, да и семья Пола, были уверены лишь в одном — в том, что чем дольше он будет оставаться без сознания, тем меньше у него шансов на возвращение к нормальной жизни.
По мнению врачей, должна была существовать какая-то критическая точка, за которой все надежды на выздоровление начинали стремительно падать, и к этой точке Пол был уже совсем близок.
Гейл эти рассуждения не принимала и была уверена в том, что ее сын обязательно вырвется из объятий комы. 14 мая, через шесть недель после того, как Пол оказался в коме, впервые блеснул лучик надежды.
Дежуривший ночью Марк устал от своих монологов и решил поставить для Пола его любимую классическую вещь — «Прогулку Валькирии» Вагнера. Романтичная и возвышенная музыка великого композитора взорвала ночную тишину палаты, и Марк застыл от изумления: по щекам брата медленно катились две крошечные слезинки. Он плакал.
Марк позвал дежурного врача, но тот быстро погасил бурные эмоции юноши, заметив, что такое случалось и с другими жертвами комы. Объяснил он это довольно просто. В глаза Пола могли попасть мелкие частички пыли, которые вызвали раздражение слизистой, что и стало причиной появления слез.
Тем не менее Марка это объяснение не убедило. Они с матерью продолжали верить в то, что Пол заплакал, услыхав любимую мелодию. Однако в последующие дни ничего особенного не произошло, и вполне возможно, что версия врача была недалека от истины.
Часы у постели Пола тянулись бесконечно долго, и Гейл просто валилась с ног от усталости, хотя на самом деле причиной этого было не столько ее дежурство, сколько длительное нервное напряжение. В один из дней к Гейл пришла мысль расширить круг лиц, общавшихся с Полом. Она пригласила в клинику его старых приятелей, и один из них начал вспоминать Полу об их шалостях и проделках в школе.
Одна из историй была столь забавной, что заставила улыбнуться даже замученную Гейл. Неожиданно все как по команде замерли. От изголовья Пола доносились какие-то невнятные звуки. Взглянув на лицо сына, Гейл с изумлением увидела на нем некое подобие улыбки. Ошибки быть не могло. Пол беззвучно смеялся.
