Одна из историй была столь забавной, что заставила улыбнуться даже замученную Гейл. Неожиданно все как по команде замерли. От изголовья Пола доносились какие-то невнятные звуки. Взглянув на лицо сына, Гейл с изумлением увидела на нем некое подобие улыбки. Ошибки быть не могло. Пол беззвучно смеялся.
Это было первым симптомом того, что он начинает выходить из комы. Гейл от радости зарыдала и почувствовала какую-то удивительную слабость. Ее ноги стали ватными, и она чуть было не рухнула у постели сына. Его друзья ее поддержали и срочно позвали врача, но уже не к Полу, а к его матери. Однако, когда врач пришел в палату, Гейл уже овладела собой и глазами, полными счастья и любви, смотрела на сына. С этого момента кома начала постепенно выпускать Пола из своих цепких объятий. Врачи называют этот процесс «возвращением» или «просветлением». Проходил он необычайно медленно, но ускорить его мог лишь Всевышний.
После того как Пол полностью пришел в сознание, врачи наконец смогли оценить последствия комы. Они оказались более катастрофичными, чем кто-либо предполагал. Все внутренние органы работали нормально и тактильные реакции восстановились, но все мышцы Пола ниже шейных позвонков были парализованы. У него сохранилось лишь периферическое зрение, а это мало чем отличалось от полной слепоты. Его речь была достаточно громкой, но очень невнятной. Но самым гнусным издевательством судьбы над несчастным парнем стало то, что, несмотря на все эти ужасные последствия, его мозг был в полном порядке и мог осознать случившееся со всей ясностью.
Врачи отнеслись к Гейл с искренним сочувствием и пытались как-то скрасить безрадостную перспективу ее сына на будущее. Но она это почувствовала и потребовала, чтобы они сказали ей всю правду. А правда эта оказалась ужасно жестокой: ее сын должен был провести всю оставшуюся жизнь прикованным к постели.
Гейл была потрясена, и от нервного шока ее спасло лишь ощущение неимоверной усталости от эмоционального напряжения последних полутора месяцев. Ей казалось, что все это происходит не в действительности, а в каком-то кошмарном сне. Марк, видя состояние матери, отвез ее домой и уложил в постель. Через несколько минут ее уставший мозг включил систему защиты, и она погрузилась в глубокий сон.
Проспав более двенадцати часов, Гейл проснулась и смогла уже более трезво оценить ситуацию и подумать о том, что предпринять для спасения Пола. Она вспомнила, как не теряла надежды во время его похищения, и твердо решила держаться до конца и сейчас.
Врачи настаивали, чтобы Пол остался в клинике, где ему будет обеспечен надлежащий уход и контроль за состоянием его здоровья. Вылечить они его не обещали, и Гейл заявила, что оставлять сына на произвол судьбы в руках пусть квалифицированных, но чужих ему людей не намерена. Ради его выздоровления она была готова пожертвовать не только личной жизнью, но и жизнью вообще. Пусть ее считают безрассудной, но она не могла не выполнить свой святой материнский долг.
— Пусть это риск, как утверждаете вы, — сказала она врачам, — но я готова на него пойти.
И если в этот момент у нее и возникли какие-либо сомнения, то их тут же неожиданно развеял сам Пол. Услыхав голос матери, он заплакал и с невероятным усилием тихо, но четко прошептал:
— Домой!
Затем, опасаясь, что мать его не расслышала, повторил громче, но уже более невнятно:
— Домой, домой!
Начался очередной долгий и мучительный этап борьбы матери за спасение сына. Рядом с особняком Гейл в Брентвуде был небольшой одноэтажный домик для гостей, который Гейл вскоре превратила в частную клинику для единственного пациента — ее Пола. Она сняла со счета в банке почти все свои деньги и закупила современное медицинское оборудование и все остальное, что должно было иметься в настоящей клинике.
Ее личная жизнь, как и предупреждали врачи, превратилась в жизнь сиделки и медсестры. Она ухаживала за сыном с утра до вечера и к ночи падала без сил на кровать, чтобы проснуться утром и начать все сначала. Возлюбленная Пола Эммануэла к такому самопожертвованию готова не была. Она послушалась своих родителей, которые легко убедили ее в том, что оставаться невестой безнадежного инвалида совершенно глупо, и вернулась в Италию. Любовь Мартины оказалась намного сильнее, и она, забрав детей — Анну и Балтазара, переехала в особняк Гейл. Малыши не могли понять, что случилось с Полом, и забавлялись с ним, как и раньше, — бесцеремонно забирались к нему в постель, щекотали за пятки и дергали за единственное ухо, а Анна плела из его длинных волос множество смешных косичек.
К счастью, Гейл вскоре удалось наконец нанять опытных медсестер, которые в любой момент могли оказать помощь ее сыну. Кроме того, ей удалось завербовать нескольких весьма известных в Калифорнии врачей и опытных физиотерапевтов. Все это потребовало немалых денег, но поскольку в семействе Гетти недостатка в них не было, то Гейл решила, что легко найдет средства для лечения внука Большого Пола. Однако, как и в период похищения сына, жестоко ошиблась. Найти деньги оказалось не так просто.
Глава девятнадцатая
Выздоровление
После того как Гейл забрала сына из клиники, ее расходы резко возросли, и если бы не финансовая помощь со стороны дядюшки Пола — Гордона, то ее семья могла бы вообще остаться без средств к существованию. Гордон помогал Гейл не впервые. Именно он купил дом в Брентвуде, в котором сейчас жили Гейл и ее дети. Однако продолжать пользоваться его добротой Гейл посчитала безнравственным, поскольку его брат и отец ее сына был богат так же, как и Гордон. Гейл выслала бывшему супругу несколько счетов, но они вернулись к ней неоплаченными. Она решила, что это какое-то недоразумение, и позвонила Полу, но тот категорически заявил, что платить за лечение сына не намерен.
Расстроенная Гейл попыталась убедить жестокого отца с помощью своего адвоката, но тот, как и она, получил отказ. Гейл не хотела обращаться в суд и предавать недостойный поступок Пола огласке, но все ее переговоры с ним оказались безуспешными, и она все же обратилась с иском в суд.
В отличие от Гейл, Пола его репутация совершенно не волновала, и когда в ноябре 1981 года лос-анджелесский суд рассматривал исковое заявление Гейл, адвокат Пола заявил, что ответчик платить за лечение сына не намерен. Сумма, которую требовала от Пола Гейл, была в масштабах Гетти совершенно незначительной — всего 25 тысяч долларов в месяц, и судья не сдержался и раздраженно выпалил: «Судебные издержки обойдутся мистеру Гетти намного дороже, чем исполнение своего отцовского долга. Неужели ему не стыдно?»
