Но больше всех Полу была нужна его мать — мужественная и бесконечно преданная сыну Гейл.
Один из кумиров молодежи пятидесятых — Тимоти Лири, навестив Пола, сказал: «Его сила воли подобна Ниагарскому водопаду и способна сотворить любое чудо».
В 1982 году в семье Гейл состоялась еще одна свадьба.
Перед самым Рождеством Марк женился на Домитилле Хардинг. Их брак был заключен в базилике святых апостолов в Риме. В результате третье поколение Гетти связало свою жизнь с Вечным городом. Необычайно пышная свадебная церемония не только укрепила связи династии Гетти с Италией, но и связала эту династию с историей этой страны. В базилике святых апостолов, как и в соборах святого Петра и святого Павла, покоились мощи нескольких пап и множества кардиналов из знатных итальянских фамилий — Риарио и делла Ровере. Все они были предками невесты.
Марк успел помириться с отцом, однако на свадьбу сына тот явиться не смог. Он с трудом передвигался даже по дому, и поэтому о поездке в Рим не могло быть и речи. К свадебной церемонии готовились долго и тщательно, однако, как часто бывает в Риме, не обошлось без сюрпризов. Первой неожиданностью стало непоявление невесты к назначенному часу. Ее должен был доставить к церкви ее дед — прилетевший из Бостона Джон Хардинг. Но, будучи уже в преклонном возрасте, он все перепутал и поехал за внучкой не в ее римские апартаменты, а в летний домик семьи на берегу моря недалеко от Фрегены. Не застав ее там, он сообразил, что ошибся, и отправился в Рим, доставив наконец разволновавшуюся невесту в церковь, где ее уже два часа ждали встревоженные жених и собравшиеся.
Невеста выглядела сногсшибательно и не сконфузилась, но тут неожиданно обнаружилось, что куда-то исчезла тетка жениха — Энн Гетти. Искать ее уже не было времени, и свадебную церемонию пришлось начать без нее.
Когда Марк с Домитиллой объявили, что намерены сочетаться браком в Риме, дядя жениха — Гордон начал их отговаривать. Помня о похищении Пола, он не хотел рисковать сыновьями, и когда жених с невестой сказали, что все уже решено, заявил, что его семья в Рим не поедет. Однако Энн, которая была не столь осторожна и рассудительна, как супруг, решила поехать на свадьбу племянника одна. В Европе она бывала довольно часто и ничего опасного для себя в очередной поездке туда не видела. Ничего не сказав Гордону, она вылетела в Рим.
Энн остановилась в отеле «Эксельсиор» на Виа Венето. Отвезти ее в церковь ей пообещал Билл Ньюсом, однако к назначенному часу он не явился, и Энн решила отправиться в церковь на такси. На ее беду, шофер такси совершенно не понимал по-английски, а знание Энн итальянского ограничивалось лишь фразами «Добрый день», «Спасибо» и «До свидания». Однако ужаснее всего было то, что она не могла вспомнить название церкви. Шофер такси возил расстроенную Энн по Риму почти три часа и тем самым предоставил ей возможность увидеть все Божьи храмы Вечного города.
Позже выяснилось, что Билл Ньюсом в отель все же явился, но немного опоздал. Не застав Энн в отеле, он очень встревожился и, не дождавшись конца брачной церемонии, отправился на ее розыски, рисуя в своем богатом воображении ужасные сцены похищения Энн мафией. Похоже, что Гордон был прав, подумал Билл, что отказался ехать с сыновьями в Рим, и Энн не следовало приезжать сюда одной.
Поиски церкви оказались безрезультатными, и таксист доставил Энн к ее отелю, в котором она застала гостей, уже вернувшихся с торжества. Все смотрели на нее с ужасом, как на привидение, поскольку Билл успел всех убедить, что ее похитила мафия. Однако когда началось бурное веселье, то о случившемся с невестой и с Энн уже никто не вспоминал. На следующий день Энн вылетела обратно в Сан-Франциско.
Марк и Домитилла решили провести свой медовый месяц в Швейцарии. Элизабет Тейлор, восхищенная мужеством и материнскими чувствами Гейл, пригласила ее с детьми отпраздновать Рождество вместе с ней, на ее вилле в Швейцарских Альпах. Туда же она пригласила и новобрачных. Рождество отметили великолепно. Горный воздух и покрытые снежными шапками вершины заставили всех забыть об опасности киднэпинга. Празднество удалось на славу, несмотря на эксцентричность и непредсказуемость очаровательной хозяйки, и, в отличие от свадьбы в Риме, никаких неожиданностей не произошло.
Глава двадцатая
Гордон-миротворец
Гордон нашел себя в жизни довольно поздно — после сорока лет. Именно тогда он начал реализовывать скрытые в нем способности — композитора, поэта и бизнесмена.
В отличие от других членов семьи, он никогда не отличался ни одержимостью, ни прагматизмом. Он обожал свой огромный особняк на Пасифик-Хейтс, всегда был преданным и любящим отцом и мужем и любил деньги лишь потому, что благодаря им он мог наслаждаться свободой от множества мелких, не заслуживающих внимания проблем.
Он уверял, однако, что не будь у него миллионов, он жил бы точно так же. Разъезжал бы в таком же автомобиле, смотрел бы те же телепрограммы и те же фильмы. «Возможно, что я стал бы не композитором, а преподавателем литературы в каком-нибудь колледже, но все равно был бы счастлив».
Похоже, что, говоря так, он не лицемерил, поскольку относился серьезно ко всему, кроме денег. Реакция музыкальных критиков на его песенный цикл была разнородной, однако Гордона это не взволновало, и он сказал по этому поводу: «Моя философия заключается в том, что мнения и взгляды должны отличаться. Это помогает понять как свои ошибки, так и самого себя. Всегда найдется парень, вкусы которого совпадают с моими, но прислушиваться к мнению только своих единомышленников я считаю признаком тупости». Гордон был совершенно прав, однако ему не мешало бы заинтересоваться и тем, как тот факт, что он мультимиллионер, повлиял на мнение критиков.
Один из известных ирландских поэтов Симус Хини, прочитав одну из изящных романтичных поэм Гордона, сказал как-то Биллу Ньюсому: «Я бы назвал Гордона Гетти лучшим среди поэтов-миллионеров». То же самое говорили композиторы о его музыке, а экономисты — об экономических теориях. Особый интерес вызывали последние, поскольку их автор носил фамилию Гетти.
Кроме грамзаписей, коллекция которых была одной из самых богатых в Америке, он больше ничего не коллекционировал. Три картины Дега, изображавшие жизнь балерин, висевшие в спальне, и изящная старинная мебель в гостиной были приобретены не Гордоном, а его супругой. Она обожала ювелирные изделия, старинную мебель и полотна импрессионистов. Гордон же предпочитал всему этому свои оригинальные идеи и часто напоминал старого рассеянного профессора каких-нибудь мудреных наук. Если бы у Гордона спросили о названиях тех трех полотен Дега, за которые его жена заплатила несколько миллионов, то он наверняка бы посоветовал спросить об этом у Энн.
