Безбожно… безбожно горячие ладони. Нервно прикусив губу, девушка уставилась на профессора настороженно-взволнованным взглядом.
И услышала в следующий миг:
— Знаешь, что на самом деле неправильно? Знаешь, чего Я не хочу?
— Догадываюсь!
— Скажи, что мне сделать, пташечка? — в голосе Марата звучала сталь. — Что еще я должен сделать, чтобы ты наконец ушла оттуда?
— Все сложно…
— Нет, Юля! Все предельно просто!
— Со стороны легко рассуждать! — насупилась, начиная злиться. — Но… на что я буду жить? Пойду милостыню просить?
Мужчина оставался непреклонен:
— Если отлично закроешь первую сессию — а ты закроешь ее лучше всех, иначе я лично тобой займусь, — то будешь получать хорошую стипендию и надбавку за староство. А до этого… мать поможет. Продуктами. Деньгами.
— Мне стыдно с нее тянуть! Мне проще…
— А мне не проще! — раздраженно рыкнул, отступая на шаг. — Каждый твой день, проведенный в стенах «Запретного плода» — пытка для меня!
— Какая еще пытка? — возмутилась Юля. — Вы… то есть ты…
— Хватит, милая! — он жестом вынудил ее замолчать. — Звони Назимову!
— Зачем?
— Говори, что увольняешься! Давай! Сделай это при мне!
Не в силах справиться с эмоциями, Попова тоже вскочила на ноги.
Стиснув руки в кулаки, она громко воскликнула:
— Не буду!
— Почему нет? Почему ты упрямишься?
— У Назимова официанты получают самую высокую зарплату в нашем городе! — в тон ему рявкнула Юля. — Я молчу уже о чаевых!
— Девочка моя, а на кой черт тебе самая высокая зарплата в городе? — не сдерживался уже и Марат. — Платить за учебу тебе больше не нужно! Стипендия — почти в кармане! Что еще тебя там держит? Или кто, черт возьми?!
— Ты! — зашипела она, испепеляя его взглядом. — Меня там держишь ты!
Таким растерянным Юля видела Каримова впервые. Он резко замолчал. Нахмурился. Его брови сошлись на переносице. На лице от напряжения заплясали желваки. И все же уточнил он ошеломляюще спокойно:
— Я?
Зато ее нервы сдали окончательно. Юлю затрясло. Да так сильно, что колени подкашивались. Не помня себя от ярости, клокочущей в крови, девушка ударила его ладонями в обнаженную грудь и холодно отчеканила:
— Я дура, по-твоему? Совсем не понимаю, что происходит? О, я понимаю! И гораздо больше, чем тебе кажется! Тебе неловко. Ты больше не можешь хорошенько расслабиться со своими любимыми стриптизершами! Не можешь спокойно кувыркаться с ними в приватных комнатках, пока в этом заведении работает твоя студентка! Мне жаль, Марат Евгеньевич! Правда жаль! Не хочется причинять вам… тебе неудобства. Но уволюсь я лишь в одном случае — если ты больше никогда не переступишь порог «Запретного плода»! Уходить — так вместе! Я уйду оттуда… только с тобой! Понятно?
* * *
«Ну, вот и все, — накрыло запоздалое раскаяние, — сейчас меня убьют!»
Его взгляд потемнел. Остервенел. Одичал. Воздух со свистом покинул его легкие. Секунда… одна жалкая секунда, и он пленил ее горло своей ладонью. Быстро. Стремительно. В одно касание. Плотно сжал пальцы и потянул Юлю на себя, вынуждая ее приблизиться к нему вплотную.
— Ты и правда дура! — опалил кожу своим безумно горячим дыханием. — Маленькая. Дерзкая. Упрямая дура!
— Я не…
— С некоторых пор, — прозвучало так хрипло, что у нее голова пошла кругом, — я наведываюсь в «Запретный плод» исключительно… из-за тебя…
Внутри все замерло от его слов. Екнуло. В тугую спираль свернулось. И взорвалось к чертовой матери. Ощущая себя так, будто внезапно угодила в котел с кипящим маслом, Попова ошеломленно выдохнула:
— Что?
Буквально пожирая Юлю глазами, Каримов медленно провел подушечкой большого пальца по ее губам. Чувственно. С нажимом. Растягивая их.
А после пробурчал немного заторможенно:
— На хер никто не нужен, когда рядом ты!
Не дав опомниться, Марат впился в ее губы жестким поцелуем.
Таким требовательным, таким обжигающе собственническим, что Юля невольно застонала прямо ему в рот. Ей стало жарко. Немыслимо жарко.
От этого жара огнем полыхало все тело. И плавился мозг. Окончательно и бесповоротно. Она сходила с ума. Здесь. Сейчас. С ним. В его объятиях. Просто дурея от близости этого мужчины, от его силы и власти над ней, Юля с готовностью оплела руками его мощную шею. Зажмурилась до белой ряби в глазах и ответила на поцелуй. Так же дико. Так же жадно и безудержно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Почувствовав это, Каримов одобрительно рыкнул. Стиснув своими ручищами ее талию, припечатал к себе настолько плотно, что у нее весь воздух одним махом вышибло из легких. А после подхватил под бедра, вынуждая запрыгнуть на него, уподобившись обезьяне. Без проблем.
Попова шустро скрестила ноги за его спиной, вновь подставляясь под ненасытные губы своего профессора. Под его алчный рот и порочный язык. И в ту же секунду поняла, что в нее упирается что-то невообразимо твердое.
«Господи… он же… у него… ой, мамочки! Он хочет меня!»
Собственное тело прострелило короткими электрическими импульсами.
Внизу живота разрастался пожар, просыпался дремлющий вулкан. Девушка судорожно всхлипнула, ощутив, как стремительно становится влажной.
На краткий миг прервав поцелуй, Марат приблизился к столу и одним движением смел на пол все его содержимое. Раздался грохот бьющегося стекла.
Юля ужаснулась, но вскоре и эта мелочь перестала ее заботить.
Потому что Каримов усадил ее прямо на стол и принялся нетерпеливо избавлять от платья. Всерьез опасаясь за сохранность своей одежды, она остановила его и разделась сама. Восседая на столе в одном лишь нижнем белье, с волнением посмотрела на мужчину. Надрывно дыша, он склонился ниже. Фактически прижался своим разгоряченным лбом к ее лбу.
Его поплывший взгляд с расширенными, как у наркомана, зрачками будоражил. Пронизывал насквозь. Удерживая Юлю в плену своих глаз, Марат провел указательным пальцем по ее беззащитному горлу.
По ложбинке между грудей. И дальше. Ниже. Еще ниже. Попова невольно дернулась и задрожала, покрываясь мурашками, когда он коснулся ее лобка.
— О, да, девочка, — низкий хриплый шепот разрезал тишину пространства, — тебя стоило ждать! Каждая гребаная минута ожидания… оно того стоило!
Будто взбесившись от этих слов, Юля сама потянулась к его губам.
И реальность разбилась вдребезги от их обоюдного безумия.
Безумия, накрывшего их своим непроглядным куполом.
Поцелуи становились все более жаркими, все более ненасытными.
Каримов шарил своими ручищами по всему ее телу.
Сминал. Лапал. Гладил. Целовал. Щипал. Даже кусал. Будто одержимый, припадал к ее груди. Вжимался в нее лицом. Посасывал, облизывал. Стискивал в ладонях, вынуждая Юлю выгибаться навстречу каждому его прикосновению. Однако она замерла и уставилась на профессора широко распахнутыми глазами, когда он сдвинул в сторону ее трусики, оголяя влажную плоть. Стало страшно. Глупо, конечно, учитывая вчерашнее.
И тем не менее теперь, в трезвом состоянии, все ощущалось и воспринималось немного иначе. Гораздо острее. И чувственнее.
Будто ощутив ее смятение, раздрай, творившийся в душе, Марат пообещал:
— Не бойся, пташечка! Больно не будет. А если и будет…
Запечатлел на ее распухших губах еще один смачный поцелуй.
— …то мы просто закончим другим способом! Ты мне веришь?
Рвано и порывисто дыша, Юля кивнула. Почему-то в плане близости она доверяла ему безоговорочно. Особенно теперь. И уже спустя пару ударов сердца застонала от наслаждения. Марат принялся умело стимулировать ее клитор. Эти его скольжения и легкие похлопывания пальцами доводили девушку до исступления. Собственная пустота казалась уже болезненной и противоестественной. Цепляясь за мощные мужские плечи, Юля бессвязно шептала:
— О, боже! Марат… Марат! Пожалуйста!
Плотоядно оскалившись, Каримов немного приспустил вниз свои спортивные штаны, выпуская себя на свободу. Ее взору открылся его член. Толстый. Упругий. Испещренный крупными венами. С ярко выраженной мясистой головкой. Эрекция профессора была такой сильной, что его плоть торчала колом. И Юля увидела в этом какую-то невообразимую прелесть.
