И хотя официально рескрипт о назначении руководителем посольства в Японию Николая Петровича Резанова датируется 10 июня 1803 г., фактически вопрос был решен гораздо раньше. Во всяком случае, уже 3 апреля, в письме известному поэту, ставшему впоследствии министром юстиции, Дмитриеву Резанов сообщил, что император постепенно уговорил его принять на себя посольство в Японию. "Теперь готовлюсь к походу. Барк компанейский, однако казенным коштом отдается в мое начальство. Он снабжен приличным экипажем, в миссию со мною назначаются гвардии офицеры, а вообще для путешествия учинена экспедиция. Путь мой из Кронштадта в Портсмут, оттуда в Тенериф, потом в Бразилию и, обойдя кап Горн, в Вальпарезо, оттуда в Сандвичевы острова, наконец, в Японию. Оттуда пойду в Уналашку, в Кадьяк, в Принц-Виллиам-Зунд и спущусь к Ноотке, от которой возвращусь в Кадьяк и, нагрузясь товарами, пойду в Кантон, в Филлипинские острова… Возвращаться буду кругом мыса Доброй Надежды".
Для Николая Петровича это было тяжёлое время. 23 октября 1802 года он потерял горячо любимую жену. "Восемь лет супружества нашего дали мне вкусить все счастие жизни сей как бы для того, чтобы потерею отравить наконец остаток дней моих". Анна Григорьевна скончалась после вторых родов. Это до того поразило супруга её, что он пришёл в совершенное отчаяние. Дошло до того, что родные стали опасаться за его рассудок. Через полгода после смерти жены он написал Дмитрееву: "Любезный друг мой Иван Иванович! Вы, несомненно, уже известны, сколь много отягощена судьба моя. Так, почтенный друг мой, я лишился всего. Кончина жены моей, составлявшей все счастье, все блаженство дней моих, сделала для меня всю жизнь мою безотрадною. Примите, любезный друг, от меня то истинное почтение, которое всегда она к вам сохраняла… Я и теперь, мой милый друг, пролил слезы и едва могу писать к вам. Шесть месяцев протекли уже для меня в сей горести, и я конца лучше не вижу, как вообще нам определенного".
После кончины жены Резанов думал взять отставку и занятся воспитанием детей, но встретил препятствие. "Государь вошел милостиво в положение мое, сперва советовал мне рассеяться, наконец предложил мне путешествие; потом, доведя меня постепенно к согласию, объявил мне волю, чтоб принял я на себя посольство в Японию. Долго отказывался я от сего трудного подвига; милостивые его при всякой встрече со мной разговоры, наконец, призыв меня к себе в кабинет и настоятельные убеждения его решили меня повиноваться. Я признался ему, что жизнь для меня хотя тягостна, но нужна еще для детей моих: многие обещал мне милости, но я просил не унижать подвига моего награждениями… Он дал слово покровительствовать сирот моих, а я подтвердил ему, что каждый час готов ему жертвовать жизнью".
Так как посольство должно было задержать экспедицию, правительство приняло корабль на свое полное содержание, предоставив право Российско-Американской компании нагрузить его своими товарами. Компания получила правительственный заем в 250 тысяч рублей, все товары ей отпускались по государственным ценам. За счет казны экспедицию укомплектовали кроме экипажа также научным и медицинским персоналом. Параллельно готовилось еще одно посольство, в Китай, возглавляемое графом Головкиным.
"29 майа, согласно с соизволением императора, начальство над предназначенным в посольскую кругосветку барком "Москва" капитан-лейтенанту Яну Федоровичу Круценштерну."
Выходец из небогатого дворянского рода Крузенштерн был на три года старше своего друга Лисянского но выпущен из Морского кадетского корпуса с ним в один год. Участвовал в четырёх морских сражениях включая Гогландское, в 1790г. произведен в лейтенанты. С 1793г. добровольцем проходил службу на фрегате "Тетис" в Вест-Индии, а в 1797г. вместе с Лисянским просил у посланника в Лондоне, графа Воронцова, разрешения продолжить стажировку. Уже вместе на корабле "Резонабль" они отправились в Южную Африку. Там в Кейптауне их пути разошлись, Лисянский вернулся в Россию, а Крузенштерн отправился в Ост-Индию. Два года ходил на британских судах в Индийском и Тихом океанах, в Макао подцепил лихорадку и месяц отлёживался в фактории у Шемелина. Как он немного поправился на попутной "Мангазее" вернулся в Ст.Петербург, где был произведен в следующий чин и назначен командиром фрегата "Нарва". Но после океана Маркизова лужа оказалась мелкой и тесной, да и двойное жалованье с премиальными были привлекательными. Иван Федорвич подал рапорт и, как один из опытнейших офицеров получил назначение на "Москву".
И, наконец, 10 июля 1803 г. император утвердил официальные инструкции Резанову, в которых ясно были выделены слова: "Сие судно с офицерами и служителями, в службе компании находящимися, поручаются начальству вашему". Одновременно Николай Петрович получил детальные указания в отношении его дипломатической миссии, а несколько ранее Александр I подписал "небожителю … самодержавнейшему государю обширнейшей империи Японска" письмо с предложением о развитии торговли и установлении добрососедских отношений.
Императору напомнили и о японских моряках с "Вакамия-мару", спасённых в 1794г. компанейскими промышленниками. Правда, большинство из них к тому времени прошли обряд крещения и обрусели. Но четверо сохранили веру предков и мечтали вернуться на родину. Вот эти-то моряки вкупе с полученным Лаксманом разрешением на заход в Нагасаки могли оказаться весомым аргументом к началу российско-японских переговоров. Поэтому в письме к японскому императору, также говорилось: "…положил я сделать в Японию отправление для возвращения Вашему Величеству нескольких человек японцев, которые доныне не по воле своей, но несчастным роком, избегая смерти от кораблекрушения, спасли в моих пределах жизнь свою".
Живейшее и деятельное участие" в экспедиции проявила Императорская Академия наук, о чем сообщил ее президент, один из молодых и образованных друзей Александра I, член Негласного комитета граф Новосильцев. По его предложению Академия наук, "убежденная, что путешествие, предпринимаемое г-ном Резановым, будет плодотворным также и в научном отношении", приняла его в число своих почетных членов. Академики Севергин, Севастьянов и Смеловский разработали научную программу наблюдений "в трех царствах природы", а академику Иноходцеву поручили стать наставником Крузенштерна в части практической астрономии. Только вот почему-то из Российских мужей науки в путешествие отправился лишь адьюнкт Академии наук доктор ботанники Тилезиус. Астроном Горнер, дабы участвовать в кругосветном путешествии, приехал из Австрии, доктор медицины Геттингентского университета Лангсдорф и Тилленау из Лейпцигского присоединились к нему в Копенгагене. Хорошо хоть доктор медицины Брыкин был ещё и ботаником.
Зато экипаж Крузенштерн подобрал самым внимательным образом. Состав команды и офицеров выделен был из кадров военно-морского флота и продолжал и, в отличие от предыдущих кругосветок, числиться в списках военного флота в течение всей экспедиции. И если ранее на подобный вояж морские офицеры смотрели как на хорошо оплачиваемую командировку, то после экспедиции "Москвы" кругосветка стала делом чести и необходимой ступенью в продвижении по службе.
На барк были приглашены офицеры: Макар Ратманов, старший лейтенант, участник многочисленных морских сражений на Балтийском, Черном и Адриатическом морях, до экспедиции в течение десяти лет бывший командиром военного судна; Федор Ромберг, лейтенант, служивший в 1801 г. под командой Крузенштерна на фрегате "Нарва"; лейтенант Петр Головачев. Ермолай Левенштерн, лейтенант, находившийся перед экспедицией шесть лет в Англии и Средиземном море под командой адмиралов Ханыкова, Ушакова и Карцева; мичман Фаддей Беллинсгаузен, во время путешествия был произведен в лейтенанты. Были также взяты по просьбе известного писателя Августа Коцебу его сыновья, Мориц и Отто.*(5)
Менее удачным оказался подбор свиты посланника, в которую вошли надворный советник Федор Фоссе, майор Егор Фридерици, поручик граф Толстой и др. (Впрочем, сам Николай Петрович стремился привлечь к экспедиции наиболее образованных и знающих лиц и, в частности, уговаривал отправиться в плавание префекта Александро-Невской духовной академии Болховитинова, ставшего позднее членом Российской и Императорской Академий наук и митрополитом Киевским Евгением. Резанов знал о научных заслугах будущего митрополита и имел с ним несколько общих знакомых, в первую очередь Николай Петрович Румянцева и Гаврил Романович Державина. Выяснилось, однако, что Евгения не прельщали заграничные путешествия и слава первооткрывателя.*(6)
Вместо Евгения в кругосветное путешествие отправился соборный иеромонах Александро-Невской лавры Гедеон (Гавриил Федотов), который был образованным и опытным педагогом, преподававшим французский язык, риторику и математику.*(7)
