Ничего этого она сказать не успела. Потому что каменная стена, в которой она была замурована, слегка шевельнулась, поворачивая Асю так, как ей, стене, было удобней, каменные пальцы осторожно легли Асе на затылок, заставляя ее поднять голову, и твердые горячие губы закрыли ей рот. Губы были твердые, но не каменные. Живые, горячие, нежные и жадные. Она удивилась. Потому что не ожидала, что Тугарин начнет целоваться… Нет, ожидала. Но — потом. Когда выздоровеет. Когда у него левая рука не будет прибинтована к торсу. Когда он будет нормально ходить, не оберегая ногу от случайных прикосновений. Ну кто ж целуется с двумя незажившими огнестрельными ранами?.. То есть не с огнестрельными ранами целуется, а при огнестрельных ранах. Тьфу ты… Целуется, имея в анамнезе две огнестрельные раны. Незажившие. И неизвестно сколько заживших…
— М-м-м…
Это она подумала, сколько ран у него может добавиться — к зажившим и незажившим — потом, когда он опять поедет на симпозиум в Германию. С толковым словарем русского языка в наплечной кобуре.
Тугарин оторвался от ее губ, похлопал ошалелыми глазами, с трудом перевел дух и испуганно спросил:
— Что такое?.. Может, ты за Гонсалеса замуж собралась?
Ася тоже с трудом перевела дух, попыталась сообразить, о чем он спрашивает, сообразить не получилось, и тогда она тоже спросила:
— При чем тут Гонсалес?
— Ни при чем? — Тугарин заметно обрадовался, но тут же опять озаботился: — А тогда за кого ты замуж собралась?
— Ни за кого не собралась, — начала Ася.
— Ну-ну! — перебил ее Тугарин. — Вот только этого не хватало! Не собралась она… И это я слышу от собственной невесты практически накануне свадьбы!
Он опять потянулся к ней жадными губами, а его жадные пальцы опять охватили ее затылок, а она успела сказать только: «Не привыкну», — а он успел сказать: «Асенька хорошая»… А потом они просто целовались, и Ася уже ни о чем не думала. Наверное, и он ни о чем не думал, потому что, когда в дверь негромко постучали, сначала — опять каким-то неуловимым движением — посадил ее на край кровати, закрыл своими квадратными плечами, даже, кажется, встать хотел, но через секунду сообразил, что здесь никто на них нападать не собирается, качнул головой, с досадой щелкнул языком, мягко и бесшумно, как невесомый, свалился на кровать, вытянулся на спине, а потом громко сказал двери:
— Что это такое? Открыто же!
Заглянул кто-то из тех двоих, которые всегда торчали в коридоре возле его палаты, радостно доложил, что пришли посетители, сейчас им халаты выдадут — и заявятся. С импортными апельсинами. Через пару минут заявились посетители в халатах, правда с импортными апельсинами. Тугарин Асю опять со всеми перезнакомил, она опять никого не запомнила. Посидела еще немножко, приняла участие в дежурной дискуссии об импортных апельсинах: «Апельсины бывают только импортные, отечественных не бывает!» — «А грузинские?» — «Это уже заграница!» — и собралась домой. Она всегда сразу собиралась домой, когда к Тугарину приходили посетители. Это же не просто посетители были, это же его люди. Его команда… нет, его группа, так он говорил. Они приходили поговорить наверняка не об импортных апельсинах. О работе они приходили поговорить. У них была та же работа, что у него. А у нее была совсем другая работа. Не говоря уж о том, что у нее вообще был отпуск.
Когда в тот день Ася вернулась от Тугарина, тетя Фаина долго молча хмурилась, поджимала губы, недовольно покашливала, наконец не выдержала, сердито спросила:
— Ну что там опять не так? Осложнения какие, что ли?
— Да какие там осложнения, — вяло ответила Ася. — Заживет все как на собаке. Врачи удивляются. На нем всегда все заживало как на собаке… Никогда не привыкну.
— Это правильно, — поразмыслив минуту, сказала тетя Фаина. — Себя ломать нельзя, из этого ничего хорошего не выйдет… Ну и что делать будешь?
Ася задумалась. А действительно, что она делать будет? Не знаешь, что делать, — не делай ничего. Не дурак сказал.
— Ничего не буду делать, — решила Ася. — Совсем ничего. Не пойду завтра. Отпуск проходит, а я почти ничего не успеваю. И вы с детьми по полдня одна… Все, завтра я к нему не пойду.
— И это правильно, — обрадовалась тетя Фаина. — Это очень хорошо, что ты завтра дома побудешь. А то мне уйти надо до обеда, а я все думала, с кем мелких оставлять. Можно бы с Митькой, он даже рад будет — в школу не ходить! Да ведь это не сильно педагогично. Да, Аська?
— Не сильно, — виновато ответила Ася, думая совсем не о том, что Митьке не следует пропускать уроки, а о том, что она сама свалила на тетю Фаину свои обязанности.
Тетя Фаина присмотрелась к ней, подумала — и вдруг изменила мнение на прямо противоположное:
— А может, наоборот? С детьми заниматься — это для души всегда полезно. А школа денек потерпит без Митьки. Все равно каникулы на носу.
— Можно и наоборот, — согласилась Ася. — И школа потерпит, и каникулы скоро… Но я все равно завтра никуда не пойду.
…Поздно вечером, как всегда, позвонил Тугарин. Как всегда, болтал какие-то глупости. Как всегда, задавал неожиданные вопросы: была ли она на Крите, как называются ее духи, перчатки какого размера она носит, сколько лет Соне, большой ли у тети Фаины огород, любит ли Ася ходить на лыжах, кто чинит ее мотоцикл… В конце задал ожидаемый вопрос:
— Ведь ты завтра ко мне придешь, правда? Асенька хорошая… А то я уже соскучился.
— Завтра не приду… — Ася старалась говорить как можно более легким тоном. — Тете Фаине надо уйти, так что мне придется с детьми остаться. Заодно и делами займусь, а то забросила все за неделю, прямо стыдно.
— Ой, как жалко, — огорчился Тугарин, но права качать не стал, на свои боевые раны не намекал, сквозь зубы артистично не стонал… Даже неожиданно похвалил ее: — Все-таки какая ты умница, Асенька хорошая. Я таких вообще не встречал.
— Где не встречал? — не сумела удержаться она. — В Германии не встречал? На семинаре?
— В Германии тоже не встречал… — Тугарин проигнорировал ее сердитый тон, говорил весело и непринужденно — болтал. — Нигде не встречал. Ни в Германии, ни во Франции, ни в Англии… в Турции тоже не встречал. И в Греции. И в Египте. И в Италии. И в Эфиопии… Впрочем, в Эфиопии я, кажется, не был. Но это не важно. Таких нигде не бывает. И никогда.
— Ты просто не там искал.
— Да я вообще-то и не искал, — помолчав, очень серьезно ответил он. — Никогда никого не искал… А получилось вон чего. Повезло просто.
— Ты уверен, что повезло, а… не наоборот?
— Чего это вдруг наоборот? — удивился Тугарин. — Конечно повезло. Я тебя люблю.
