Те с ревом ворвались обратно в комнату, и принцессу спасла только неожиданность. Хлюп, наконец, сообразив, что из комнаты хозяйки доносятся непонятные звуки, ворвался следом за солдатами и, размахивая своим кинжалом, набросился на сэйлов с криком:
- Лэя держись, я не дам тебя в обиду, однако!
Первый же солдат перехватил руку Хлюпа и недоуменно уставился на того. Малыш, сам того не ожидая, спас принцессу своим появлением.
- Лонк? – обалдело хрюкнул капитан. Все застыли в гротескных позах, не зная, то ли растерзать ведьму, то ли преклонить колени перед принцессой. Наконец военные мозги капитана со скрипом провернулись, и он уставился на монаха. – Ты, ищейка монастырская, говори, кто она? Ведьма или принцесса? И этот лонк настоящий?
Если бы монах соврал, сказав, что лонка тоже выдумала ведьма, то ей, скорее всего, было бы не жить, но, слава богу, у того тоже заклинили мозги, и он честно ответил:
- Нет, она больше не колдует, - чем, против воли, спас ей жизнь.
- Если лонк ее, значит она, и вправду, принцесса, - по уныло-озадаченному лицу капитана было легко прочитать, что он попал в немалый просак. Не оказать положенные почести принцессе, вне зависимости от обстоятельств, было равносильно подписать себе отставку, если не тюремное заключение, а, скорее всего, стоявшая перед ним молодая, ослепительно красивая женщина была принцессой. Честно признаваясь себе, он понимал, что даже по ее внешнему виду и манере вести себя становилось понятно, что она королевских кровей. Да и лонки не умеют врать, и если этот плюшевый коротышка бросился ее выручать, назвав Лэей, то все ясно. Но как ведьму доставить во дворец, если она в любой момент может просто встать и уйти, внушив им все что угодно, вплоть до желания покончить жизнь самоубийством?
Напряженную обстановку разрешил голос монаха.
- Я не дам ей колдовать. Пусть она и сильней, но чем ближе к Венле, тем мне легче будет сопротивляться. Только свяжите ей, на всякий случай, руки и ноги, чтобы не могла напасть на меня.
- Хорошо, но ответственность за пленение королевской особы ложиться на тебя, монах! – капитан, кажется, нашел для себя лазейку и уже уверенным тоном скомандовал Лэе. - Ввиду осложнившейся обстановки я, по указанию монаха инквизиции, вынужден связать Вам руки и ноги, Ваше Высочество. Про…
Договорить он не успел. Лэя превратилась в молнию, нанеся сокрушительный удар по гортани капитану. Не останавливаясь, за доли секунды, она послала еще одного сэйла в состояние полного выпадения из реальности, но вдруг встала, как вкопанная. Ее остановил крик солдата стоящего у двери: «Стой!» - она с отчаянием смотрела на нож Хлюпа, приставленный к его же горлу. По испуганным глазам вояки было видно, что он не шутил.
- Еще движение, и я режу!
Лея сникла, понимая, что не успеет ничего сделать. Она стояла, опустив голову и потирая отбитые руки. Могла и сильнее ударить, но неизвестно еще сломала бы она гортань капитану или себе кисть – пока не хватало подготовки и тем более холодной жестокости, чтобы, к примеру, вырвать у живого сэйла трахею. Но, кажется, даже этих неуклюжих движений оказалось достаточно чтобы повергнуть солдат в мистический ужас. Было видно, что они не могли понять, кто она: принцесса, ведьма или убийца, способный в секунды разделаться с целым патрулем голыми руками. Капитан, похрипев и поглотав ртом воздух, наконец, встал, держась за горло, и сиплым голосом скомандовал:
- Связать!
Через некоторое время Лэя, связанная одной веревкой с Хлюпом, ехала в закрытой повозке под присмотром противного монаха. Эскорт торопился в Венлу, чтобы уйти подальше от страны ведьм. Но они не знали подлинной опасности, уже выходящей на их след…
***
Женька сорвался вниз, чуть не выломав по пути перила. Разум затмила ярость пополам с отчаянием. Он готов был убить себя за халатность: «Как он мог подумать, что враги принцессы – растяпы и тугодумы? Недооценка противника – первый шаг к поражению. Что же сейчас с его принцессой? Кто мог ее схватить? Они же могут над ней надругаться, растоптать ее нежную душу! Пусть только попробуют, он сам растопчет их, сделает из них кашу и съест на завтрак!» - сознание плыло в красном мареве гормонов, ударивших, словно молот, в его, вернее Зарову голову и топя мысли в море безысходности, ненависти и любви.
Он очнулся, держа в руках полузадушенного полового, от дружного вопля всех маленьких и не маленьких насекомых в башке: «Так ты ничего не добьешься! Тебе надо спасать принцессу, а не строить из себя безмозглого и рассвирепевшего неандертальца».
Землянин посадил почти бесчувственное тело официанта на стул и уселся напротив, пытаясь привести мозги в порядок: «В таких местах разведчики и спасатели мира обычно считают до… до скольки же они считают? Ладно, попробую: раз, два, три. Все ясно! Чем глупее – тем дольше, - с мрачным удовлетворением Женька заметил, что ему хватило трех: Так: я смеюсь, я зол, я спокоен, как сто китайцев. Кто бы вы не были, ваша смерть пришла», - импровизированная психотерапия подействовала. Землянин нарочно стал делать все медленно, продумывая каждую деталь. Правда, его собеседнику от этого, кажется, было еще хуже: тот стал уже что-то соображать, и это соображение быстро дало ему понять, что он сейчас, как мышь перед котом – стоит дернуться и ты не сытный, но вполне желанный завтрак, ну, или ужин – в зависимости от времени суток.
- Успокойся и расскажи мне, шаг за шагом, что здесь произошло, - медленно выговаривая, цедил из себя слова злой постоялец.
Запугивать собеседника не было никакой нужды, скорее наоборот, гость никак не мог вывести слугу из паралича, вызванного страхом. Наконец, официантик смог заговорить:
- Я-я… оннии…
- Ты уж будь добр, попонятнее что-нибудь скажи? – попросил, хищно оскалив Заровы клыки, Женька.
Из путанной и сбивчивой речи своего собеседника все-таки стало ясно, что королевский патруль ворвался в трактир, и маленький монах спросил о ведьме – девушке, остановившейся только что в этом постоялом дворе. Что случилось наверху, слуга не знал, но шуму было много. Потом девушку и лонка вывели связанными, конфисковали именем короля какую-то убогую карету, сгрузили туда пленников и поспешно отбыли в сторону Венлы.
- Они… то ли боялись, то ли уважали пленницу. Почти ее не касались и говорили вежливо. А капитан все время за горло держался, и у одного солдата глаз почти заплыл синяком. А откуда лонк-то взялся? – спросил совсем осмелевший половой, приняв ухмылку Женьки за одобрение своих слов.
- А ты, если жить хочешь, поменьше спрашивай, – поостудил его любопытство пришелец. – Лучше скажи-ка, когда они уехали?
