Церквях она не читается во время литургии. Однако далее мы увидим, что она стала любимым писанием для многих христиан, особенно в Соединенных Штатах.
В наши дни идет много разговоров о насилии, укорененном в писании. Люди – агрессивные создания, и, несмотря на многочисленные призывы к эмпатии и состраданию, во всех писаниях без исключения звучат воинственные ноты, которые легко эксплуатировать. Однако вину за так называемое «религиозное насилие» не следует возлагать исключительно на писание, как подчеркивает раввин Джонатан Сакс:
В каждом священном каноне имеются тексты, которые, если читать их буквально, могут использоваться для поощрения грубого партикуляризма, подозрительности к «чужакам», нетерпимости к тем, кто верит не так, как мы. Но в каждом есть и источники, подчеркивающие важность открытости к незнакомцам, эмпатии к «чужим», мужества, помогающего людям протягивать друг другу руки через границы ненависти и враждебности. Выбор за нами. Используем ли мы самые благородные из текстов нашей традиции как интерпретативные ключи ко всем остальным – или позволим жестоким и нетерпимым отрывкам определять наши взгляды на то, кто мы и к чему призваны?[882]
Трагично, что христиане часто делают неверный выбор. Страшная история ненависти христиан к евреям должна научить их тому, как осторожно следует порицать чужие религиозные традиции за их якобы нетолерантные писания.
* * *
Примерно в то же время, когда развивался христианский канон, еще одно – хоть и совсем иного рода – откровение на поле боя возвестило о рождении нового религиозного движения в Индии. В «Бхагавад-Гите», позднем сочинении, включенном в «Махабхарату», мы встречаем первое упоминание о бхакти («преданности»), новой духовности, что в эти годы неостановимо распространилась по всему Индостану и произвела в нем бескровную революцию, свергнув отвлеченную ритуальную науку браминов и заменив ее верой, в центре которой стояла теплая сердечная любовь к дэвам. Как и сама «Махабхарата», понятие бхакти, возможно, стало ответом на жестокие и хаотичные времена, последовавшие за распадом империи Маурья. Как и сам эпос, оно не предлагает легких ответов на вопрос о том, что правильнее, война или ахимса. Мы увидим далее, что в начале ХХ века люди обращались к «Гите» за решением этих вопросов и приходили к очень разным выводам.
Контекст «Гиты» – Великая Битва «Махабхараты». Армии противников выстраиваются в ряды, когда Арджуна, обычно неустрашимый воин, переживает то, что называют «моментами Махабхараты»: персонаж вдруг оказывается парализован скорбью и ужасом. Повернувшись к Кришне, своему кузену и возничему, он объявляет, что не может сражаться. Они пытаются спасти мир, но во вражеских рядах он видит своих друзей, наставников и родичей – «отцов, дедов, учителей, дядей, братьев, сыновей, внуков и ближних»[883]. Как они исцелят мир, утративший дхарму, если сами нарушают «вечные законы семейного долга»?[884] Охваченный скорбью, Арджуна падает на свою колесницу и бросает оружие. Кришна пытается его подбодрить, приводя известные традиционные аргументы в пользу справедливой войны, но на Арджуну они не производят впечатления, и тогда Кришна предлагает ему нечто новое. В подобных обстоятельствах, говорит он Арджуне, воин должен просто отделить себя от результатов своих действий и выполнять свой долг кенотически, без личного анимуса. Подобно йогину, он должен изъять «я» из своих мыслей и деяний и действовать безлично – в сущности, не действовать вовсе, а даже посреди безумия битвы оставаться бесстрастным, лишенным желаний и личных интересов.
Арджуна вежливо слушает; однако он слишком расстроен, чтобы достичь такой беспристрастности, и тогда Кришна предлагает другую, еще более революционную возможность. Пусть Арджуна войдет в медитативное состояние, сосредоточившись на самом Кришне! Ведь Кришна – не то, чем кажется. Да, у него, как и у всех остальных, есть «низшая природа», благодаря которой он выглядит самым обычным человеком; но на самом деле он – не что иное, как «жизненная сила, поддерживающая вселенную»[885]. Он, Кришна – друг и родич Арджуны – аватар Вишну, основы бытия: «Все, что существует, нанизано на меня, как жемчужины на нить ожерелья»[886]. Он же – и Индра, и Шива, и священная гора Меру; он – вечный слог ОМ, сущность всех вещей, священных и профанных, «великое ритуальное песнопение, ритмы священной песни… кости игрока, разум разумных»[887]. «Вся вселенная и все прочее, что ты желаешь увидеть – все здесь, в моем теле»[888]. Так в человеке открывается всеобъемлющая сила, поддерживающая в бытии вселенную.
Арджуна склоняется перед кузеном, волосы его встают дыбом от ужаса: «Я вижу богов в твоем теле, о Боже, и орды различных созданий!»[889] Он видит, что все существа, и люди, и божества, присутствуют здесь, в теле Кришны. Все, что существует, неостановимо движется к нему, как реки впадают в море или мотыльки беспомощно летят на огонь. И, к ужасу своему, Арджуна видит, что воины Пандавы и Кауравы тоже падают в огненную пасть Вишну. С ограниченной точки зрения человека, Великая Битва еще не началась; но Арджуна понимает, что в пределах священного, где времени нет, Кришна уже уничтожил обе армии. Арджуна не просто должен сражаться – он уже исполнил этот долг.
Такова была в Индии кульминация долгого процесса, начавшегося, когда древние риши воплотили в себе священные звуки Вед. Далее Кришна говорит Арджуне: он, Вишну, снова и снова нисходит в земное тело, рождается, живет и умирает, чтобы спасти человечество от самого себя:
Всегда, когда священный долг [дхарма] загнивает,
И воцаряется хаос —
Тогда я создаю
Себя, Арджуна,
Чтобы защитить людей добродетельных
И уничтожить творящих зло,
Чтобы установить стандарты священного долга,
Я появляюсь в каждую эпоху[890].
Вот почему в эти годы хаоса и адхармы он снова явился на землю, чтобы сражаться в битве, которая положит начало Кали-юге, четвертому и последнему «веку» нынешнего мирового цикла, периоду нарастающих болезней, бедствий и беспорядков.
Кришна спасет тех, кто любит его, от дурных последствий их кармы, но только если они достигнут полного беспристрастия:
Действуя только ради меня, сосредоточившись на мне,
Свободный от привязанностей,
Не враждебный ни к одному творению —
Преданный человек сможет прийти ко мне, Арджуна[891].
До сих пор мокша предназначалась лишь для жреческой элиты и немногих героических аскетов – но теперь беззаветная преданность Кришне стала доступна даже «малым сим»: «женщинам, вайшьям, шудрам, даже людям, рожденным во чреве зла»[892]. Всякий, воодушевленный любовью к Кришне – из какой бы ни был касты, как бы ни тяготило его кармическое бремя, – сможет научиться преодолевать алчность, эгоизм и пристрастность в исполнении своих обычных повседневных обязанностей. В сущности, вся материальная вселенная есть поле боя, на котором смертные сражаются за мир и просветление оружием смирения, ненасилия, честности и самообладания[893]. Знание
