замахала она руками. — Я здесь уже битый час сижу, а так хотя бы пройдусь. — Горничная глянула на стражника у входа. — Попросить, чтобы помог?
— Да я только лоб протереть, справлюсь.
Она радостно встала и в мгновение скрылась.
В покоях царил полумрак. Руки были заняты, так что я попросила стражника закрыть за мной.
— Устав, — пожала я плечами, когда он замялся.
Дверь тихо затворилась, и я оглядела комнату. У стены напротив раскинулось огромное ложе, в котором отец будто утопал. Такой маленький, усохший, словно перины с одеялами его поедают. В глазницах — черные тени, скулы торчат острыми углами. От прежнего отца ни следа.
Я положила полотенца, поставила склянку на столик и подошла. Он не шевельнулся.
«Ему конец».
«Они его добьют».
Так вот о чем шептала цитадель. Сердце зачастило. Я представить не могла, что предупреждение об отце — всегда готовом вспыхнуть, держащим власть в кулаке. Такой уж он.
— Отец?
В ответ ни слова.
Я присела на кровать и взяла его за руку. Теплую, но неживую. Что это с ним? Всё бы отдала, лишь бы он стал прежним, метал громы и молнии. Не зря же Вальтер говорил, как отец на меня сердится.
— Реджина?
Голос до того слабый, что я вздрогнула. Глаза он не открывал.
— Это я, отец. Арабелла. Матери здесь нет. Отец, умоляю, послушай: ты должен сейчас же отозвать Брина и Регана домой. Ты меня понимаешь?
— Арабелла? — Он нахмурился. Глаза блеснули щёлкой. — Ты припозднилась. Сегодня ведь твоя свадьба. Как мне потом объясняться?
В груди все сжалось. Какой же отуманенный взгляд.
— Я с тобой, отец, — и прижала его ладонь к своей щеке. — Всё будет хорошо, обещаю.
— Реджина… Где моя Реджина? — Веки опять смежились.
Сколько нежности вложил в имя матери. Да и меня назвал любя, без капли гнева, скорее с легким укором.
— Отец…
Но какой смысл. Он даже воды попросить не в силах, что уж говорить об отмене приказа. Снова потонул в забытье. Положив ему руку грудь, я дотронулась до его шеи. Пульс ровный и чёткий. Неужели сердце в норме? В чём же дело?
Я подошла к столику и рассеянно пробежала пальцами по рядам настоек и вытяжек — сплошь знакомые с детства лекарства. Мать часто давала их нам с братьями. Поднесла к носу, и точно: сразу вспомнился взопревший лоб, и как голова гудела от горячки. Дальше я заглянула в шкатулку с мазями и травяными примочками, осмотрела комод. Знать бы, что ищу. Баночку, флакон? Свидетельство, что его и правда хотят «добить»? А, если нет, просто плохо лечат?
Я заглянула за зеркало, осмотрела подставку под высокой вазой, обыскала прикроватную тумбочку, даже пощупала под матрасом — ничего.
Тогда я приложилась ухом к двери в смежный кабинет лекаря и, удостоверившись, что там никого, тихо вошла. Но что мне, из каждой склянки отпить и ждать, станет ли плохо? Больше я никак не узнаю, из-за чего отец слег. Может, и правда сердце. Может, разбила его, как говорят.
Вернувшись, я вновь подошла к ларчику с травами. Помнится, придворный лекарь всегда брезговал народными снадобьями. Стоило тёте Бернетте заварить тёте Клорис сбор от мигрени, он всякий раз медленно кивал с плутовской улыбкой.
Шкатулку теперь осмотрела пристальнее, и на самом дне под бутылочками нашла склянку с мизинец, заполненную какой-то золотистой пыльцой. Это отцовское снадобье для сердца? Я откупорила склянку, но запах не шёл. Тогда решила поднести ближе.
Нет. Не стоит.
На вытянутой руке оглядела блестящую золотом склянку и, вернув на место, закрыла шкатулку.
— Ваше высочество.
Я резко развернулась. Передо мной, с видом победителя, стоял канцлер. Струящаяся алая мантия, пальцы в сверкающих перстнях, губы вытянулись в надменную улыбку триумфа. За спиной — два стражника с мечами наголо.
— А писали, чтобы боялся я. Как забавно, — проговорил он с задором. — Бояться нужно вам, дорогая моя.
— Не спеши с выводами.
Я свирепо глянула на него и отвела плащ, чтобы быстрее выхватить оружие. Затем метнула взгляд на стражников. Лица незнакомые. Неужели он приказал заменить гарнизон? И всё же эти двое с символом королевской гвардии.
— Опустите мечи, — обратилась я к ним. — Всеми богами клянусь, вы защищаете не того человека. Он изменник, отправивший моих братьев на смерть. Прошу вас…
— Довольно, принцесса, — закивал канцлер. — Не думал, что вы будете так унижаться. Все прекрасно знают, кто из нас изменник. Вас признали врагом короны. Да, что за чудовище способно убить собственного брата?..
— Я его не убивала! Я…
— Взять её, — отступая, скомандовал канцлер.
Стражники шагнули ко мне, но я не бросилась бежать, нет, я рванулась к канцлеру и обхватила за шею, в тот же миг приставляя к горлу нож.
— Назад! — крикнула я.
Стражники замерли с мечами наготове, но отступать не думали.
— Сказано же, назад, идиоты! — пролепетал Канцлер, чувствуя кончик ножа на шее.
Гвардейцы осторожно отошли к стене напротив.
— То-то же, — бросила я, затем шепнула канцлеру на ухо: — Кому, говоришь, надо бояться?
До чего же приятно частило его сердце под рукой. Вдруг из коридора послышался грохот сапог. Подкрепление. Мне вот-вот перекроют все пути к бегству. Я поволокла канцлера в кабинет лекаря, но у самого порога силой оттолкнула в сторону, так, что он споткнулся, и проскользнула внутрь. Дверь тут же забаррикадировала. Через мгновение стражники уже ломились ко мне под вопли канцлера, чтобы дверь выломали.
Я подошла к окну и посмотрела вниз, однако в этот раз со спасительным карнизом не повезло. Зато прямо внизу темнел балкон, только сильно ниже, и к тому же из голого камня. Выбора нет. Я осторожно свесилась на окне и разжала пальцы. Приземлилась с кувырком, да только ногу от удара всё равно пронзило болью. Я заковыляла прочь, не разбирая пути, металась из комнаты в комнату, бросалась наугад в коридоры, если слышала топот солдат. Промахнув лестницу для слуг, я вбежала в пустой зал, где крики звучали глуше — меня всё ещё искали наверху. Я оказалась в задней части цитадели, значит, на свободу мне ближе всего через чёрный ход для слуг, которым почти не пользуются. По нему мы с Паулиной впервые сбежали.
Едва я отодвинула щеколду, раздался странный металлический щелчок. Я обернулась. Что-то свистнуло над ухом, затем — стук-стук-стук о дерево.
И тут руку прожгло такой болью, что перед глазами всё поплыло. Я, было, дёрнулась, но в груди захолонуло: руку что-то держит. Глянула влево.
