за парой до дома. Чистого и опрятного.
— У них на подоконнике даже красная герань цвела. Я два часа на неё глядела с Симоной на руках. Тогда ещё поняла, что родители выйдут достойные. — Она замолкла и, судя по шороху, вытерла слёзы. — Два года духа моего не было в Терравине. Боялась, сопоставят, поймут, хотя и дня без мыслей о Симоне не жила. Та пара — славные люди. Мы с ними на эту тему не говорили — видно, знают, что я не горю желанием, — но хоть спасибо, что впустили меня в свою жизнь. А Симона — счастливая милая девочка. Не как я, слава богам. И не как он. — Голос дрогнул. Гвинет, стальная Гвинет больше не надеялась увидеть дочку, и от этого её надлома в груди сделалось больно.
— Перестань! — воскликнула я. — Мы выпутаемся, даю слово!
— Обязательно выпутаемся! — зло рыкнула Паулина, на что мы ойкнули, но затем я представила Паулину, сжимающую болт с именем Микаэля, и мы расхохотались.
Гвинет взяла меня за здоровую руку, больной я приобняла Паулину. Мы прижались друг к другу, лоб к щеке, подбородок к плечу, оплели друг друга, позволяя слезам и стойкости закалить наши узы.
— Выпутаемся, — прошептала я вновь, и затем повисла тишина. Все понимали, что грядёт.
Гвинет первая освободилась и прижалась к стене.
— Одного я понять не могу: почему нас ещё не прикончили?
— Ждут команды, — ответила я. — Совет наверняка уже созвали, но главный из заговорщиков почему-то тянет. Может, это королевский книжник.
— В полдень совет прерывается на трапезу, — заметила Паулина.
— Значит, времени у нас до полудня.
Или больше, если мой запасной план сработал, но чем дольше я слушала перезвон колоколов, тем сильнее убеждалась, что и он провалился.
Сердце захлестнул гнев. Надо было резануть Комизара ещё раз. мРазделать его, как гуся на праздник, показать народу его голову на мече, чтобы поняли, как этот тиран мне ненавистен.
— Почему его клевете поверили? — спросила я. — Как он убедил королевство, что я предала отряд брата и вышла за Комизара?
— Больную рану разодрал, — вздохнула Гвинет. — Люди скорбели в отчаянии. Тридцать парней, цвет знати, погибли, и канцлер просто указал, на кого сорваться. Тем более что один раз этот человек уже отвернулся от своих. Уверить было нетрудно.
И всё же не сбеги я, замыслы Комизара так и остались бы тайной. И о заговоре я бы не узнала. Жила бы себе с Рейфом без забот, пока Комизар не покусился бы на Дальбрек. И тогда больше всего меня ужаснули бы венданские дети, едва способные держать меч — жертвенные агнцы, которых Комизар бросил бы в первых рядах штурмовать ворота. Дети на поле боя станут ударом под дых морриганским солдатам. Братья cо своими воинами в жизни не поднимут руки на ребенка, скорее замрут в нерешительности, оцепенеют, а Комизар тем временем пустит в ход весь свой убийственный арсенал.
— Не все купились на ложь. — Паулина погладила меня по ноге. — Брин с Реганом и слову не поверили.
Возможно, поэтому ехали теперь в смертельную западню. Они задавали слишком много вопросов.
Мы сидели молча, каждая в своих мыслях. Рана пульсировала в такт сердцу, а от паутины руку покалывало, словно от лапок тысячи крошечных паучков. Самое, что ни есть, народное знахарство — то, к чему придворный лекарь ни за что не прибегнет по своей воле. Тьма перед газами завихрилась, и паучки взросли полем золотых цветов, из которых затем восстало спокойное и уверенное лицо.
Он не спрашивал, есть ли у меня дар, потому что знал ответ, и страшился его.
«Она изобличит нечестивых».
И мне предстал целый континент из королевств, и каждое со своим неповторимым даром. Затем лицо вновь потонуло в цветах, что затрепетали на ветру, медленно обращаясь прежними паучками.
Внезапно дверь распахнулась, и нас ослепил свет. Послышался надменный хмык канцлера, а следом показался и он сам.
— Гвинет, — протянул он с наигранным разочарованием и процыкал языком. — Не думал, что тебе хватит глупости связаться с врагами.
Гвинет свирепо глянула на канцлера, а тот лишь улыбнулся. Затем встретился взглядом со мной. Я заковыляла прямо на него, но он сдержался и не отступил, не желая показывать страх. К чему бояться раненую узницу без оружия? Но всё же на один удар сердца в его глазах мелькнуло сомнение. Он читал Песнь Венды. «Она изобличит нечестивых». Вдруг это про меня?
Канцлер опустил взгляд на мою окровавленную руку, и вновь расплылся в заносчивой ухмылке. Грозности во мне теперь ни капли. всегда была для него только помехой, которой и названия не дать, но точно не угрозой. Мимолётное сомнение в его глазах исчезло.
— Лорд канцлер, прошу вас, не надо! — взмолилась я. — Не убивайте моих братьев!
Он самодовольно фыркнул.
— Так вот зачем тебе понадобилось к отцу.
— Если мой отец умрёт…
— Не если, а когда. И не беспокойся, твою смерть он застанет. Он нам пока что нужен…
— Если сдадитесь прямо сейчас, я вас не убью.
Он влепил мне пощёчину тыльной стороной ладони. Перстни впечатались в челюсть, и я отшатнулась к стене. Гвинет и Паулина тут же вскочили, но я скомандовала не лезть.
— Ты? Не убьёшь меня? — прыснул он. — Совсем из ума выжила.
— Отнюдь, канцлер, — улыбнулась я, глядя на него. — Просто хотела дать шанс. Теперь я чиста перед богами. — И отвела глаза, словно те со мной говорили.
И опять к нему подкралось сомнение, словно зверь, который всё преследует по пятам.
— Снимай плащ, — приказал он.
Я недоумённо поглядела на него.
— Живо! — гаркнул он. — Или стража сорвет!
Я подчинилась. Плащ упал на земляной пол.
Канцлер кивнул стражникам, и те развернули меня спиной, затем один рванул мне рукав на плече. Опустилась тишина, прорезаемая лишь его медленными сдержанными вздохами. Я почти ощущала, как он прожигает меня ненавидящим взглядом.
Стражники оттолкнули меня.
— Убить их! — скомандовал канцлер. — Ночью вывезти трупы за город и сжечь. И чтобы эта наколка на плече сгорела дотла, ясно? — Он развернулся к выходу. Стражники шагнули к нам, наматывая шёлковую удавку на руки, — быстрая и бескровная расправа.
Но внезапно зазвучали колокола.
— Слышите?! — бросила я ему вслед. — Вы слышите, канцлер?
— Перезвон собора, — пробурчал он. — Что с того?
— Оглашают указ, — улыбнулась я. — Ваш указ. Не заметили, как из кабинета пропала печать? В городе заканчивают развешивать листовки, и люди в этот самый момент их читают. Принцессу Арабеллу схватили. Горожане приглашаются на завтрашний суд и повешение на главной площади. Неловко выйдет, если
