— Теснее! — Карраго на мгновенье отвлекается. — Ульграх, круговой ставь!
Винченцо сам знает.
Но огрызаться времени нет. Облако пыли ли или чего иного становится плотнее. А значит, тварь… воплощается?
Формируется?
Винченцо потом подумает, что она делает. Главное, что остальные не спорят.
— Твою мать… — бормочет Тень. — Чтоб я еще с магами связался… тут ведь меч…
Не поможет.
— Джер, сейчас ты должен положить руку мне на плечо.
Мальчишка не стал спорить, втиснулся между Карраго и Миарой.
— Чувствуешь мою силу? Щит?
— Ага… а я…
— А ты сейчас постараешься выпустить свою силу так, чтобы она прошла сквозь мой щит.
— А… как?
— Как на поляне. Но поток направь не в одну точку, а представь, что отпускаешь волну…
— А если…
— Если не получится, то смерть наша будет на твоей совести.
— Это как-то не слишком ободряет, — пробормотал мальчишка и закрыл глаза. Засопел. И… ничего?
— Если не поторопишься, нас сожрут. Даже втроем мы не сможем держать щит вечно… — Винченцо пристально вглядывался в бурю, что разразилась по ту сторону щита. Больше не видно было ни столпа, ни серого неба, ничего, кроме пыльной круговерти.
Куда идти?
Маячок…
Нет, что бы это ни было, силу оно слизывает на раз. И щит тает. С такой скоростью…
— Давай… на выдохе. Глубокий вдох…
Мальчишка сипит и заходится в приступе кашля.
— Спокойно.
Тяжело говорить о спокойствии.
— Погоди, — Миара преображается. Только она так умеет. — Мальчик, посмотри на меня. Вот так… в глаза… не надо думать ни о чем. У тебя получится. Ты же умный. И способный. Очень способный… я знаю…
Её голос вплетается в вой то ли ветра, то ли зверя.
И хочется слушать.
Этот голос мягок, что бархат, он очаровывает, он заставляет забыть обо всем. И так нельзя, но потом, позже Винченцо расскажет, чем так опасна песнь сирены. И она тянет из Миары силы.
А еще щит.
— Теперь повернись… подойди, видишь грань? А за ней тварь… опасная тварь. Она хочет нас сожрать. А ты нас защитишь. У тебя получится. Я знаю. Ты не разочаруешь меня… конечно нет. Вот так… делай вдох, глубокий и спокойный. Слушай меня.
Винценцо и сам заслушивается.
А потому пропускает момент, когда огненный шквал, пробив щит, катится по сухому полю. Он проходит сквозь пыль, и пыль эта загорается, сперва нехотя, словно не до конца веря, что способна гореть.
Но быстрее.
И быстрее…
По небу ползут рыжие всполохи, карабкаются выше и выше. А от них разбегаются тонкие ручейки пламени. И связавшись друг с другом, те создают удивительного вида узор. Им бы очароваться, но следом за первой волной идет вторая.
Она выше.
И мальчишка силен. Нет, не совсем так даже, он чудовищно силен. И эта сила, вырвавшись из тощего подросткового тела, расплывается огненным морем.
Вой твари глохнет.
И становится вдруг тихо. И в этой тишине звучит несколько растерянный голос.
— Система говорит, что опасность ликвидирована…
— Умница, — Миара выдыхает и убирает руку. А затем трясет головой и ворчливо произносит. — Старовата я стала для таких штук.
— Что ты сделала⁈
Мальчишка хмурится и, кажется, начинает понимать.
— Что ты…
— Успокойся.
— Что она… она меня заколдовала!
— Никакой магии, — возмутилась Миара и получилось довольно-таки искренне. — Ладно. Почти никакой. Самая малость. Просто хорошая работа с голосом. И немножечко силы, но на голос, не на тебя. Просто одна из женских штучек.
— Ты… ты больше так не делай!
— Но ведь помогло, согласись.
— Не делать, — подала голос Ица. — Ты. Разум. Плохо.
— О боги… — Миара воздела глаза к небесам, с которых летели, догорая, искры. — Дайте мне силы… да не нужен мне твой мальчишка… толку-то с него.
— Вот, вот, дорогая, — не удержался Карраго. — Мы оба понимаем, что твой выбор — зрелые состоявшиеся мужчины, способные обеспечить такой роскошной женщине привычный для нее уровень жизни.
— Я тоже способен обеспечить… — возмутился Джер. — Ай, чего ты толкаешься. Я же просто так! Она вообще старая! И страшная…
— Знаешь…
Нервное. У всех. Эхо близкой смерти сказалось, или же просто накопившееся раздражение вырывалось таким вот причудливым образом. Главное, спор этот тихий, в полголоса, он был вполне себе нормален, обыкновенен даже. И эта обыкновенность успокаивала.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Хотя, конечно…
— Идем, — Винченцо не стал убирать щит. — А то мало ли… тут уже недалеко осталось.
До столба, чем бы он ни был.
А вот Ирграма жаль…
Глава 40
Глава 40
Ирграм
То, что поле это непростое, Ирграм почуял не сразу.
Тварь была древней.
Может быть, она появилась на свет еще в те далекие времена, когда боги разгневались на людей и обрушили небо. А может, и того раньше.
Главное, что тварь эта была.
Давно.
Она пряталась глубоко в земле, растянувшись под нею тончайшими нитями силы. И так дремала, пребывая где-то между не-жизнью и смертью, в вечном ожидании.
Сквозь полые стебли травы она тянула силу, разлитую в воздухе, благо, здесь, на открытом месте, её было куда больше, нежели в лесу. Она растекалась от источника, пропитывая воздух, землю и все-то, что в этой земле сокрыто. Сам же источник силы виделся одним нестерпимо ярким пятном, пугающим и манящим одновременно. Тварь потянулась было к нему, но не сумела добраться, а потому устроилась тут.
И росла, подпитываемая тем, что могла получить.
Да, из воздуха.
Из воды.
И иных тварей, что порой неосторожно выходили на поле. Ирграм вот сам стал такой.
— Чтоб тебя… — просипел он, ощутив дрожь где-то там, в глубине земли. И оглянулся, с тоской осознав, что край леса далек.
Не успеет.
До магов ближе, но стоило двинуться к ним, как земля едва заметно дрогнула, и путь Ирграму преградила щетка из колосьев.
Да, тварь умела охотиться.
И разделять добычу.
— Ну уж нет, — Ирграм заставил себя отступить.
Оглянулся.
Может, все-таки к лесу… нет, не успеет.
К людям надо. Там маги, а они, если не управятся с тварью, то всяко её задержат. И мальчишка есть с артефактом Древних, который на что-то да должен быть способен.
Ирграм сделал вдох.
И быстро, как только мог, — а нынешнее тело его способно было на многое, рванул через сухую траву. Та же, обретя вдруг жесткость, больше не ломалась. Напротив, стебли гнулись, чтобы распрямиться, ударить. И тонкие края их впивались в кожу, раздирая её.
А над полем поднималось…
Нечто?
Пыль?
Тварь?
Оно было материальным, как пустынный вихрь, и столь же разрозненным. Плотным. И с каждым мгновением все более плотным. И когда Ирграм сунулся было в эту пыль, уже понимая, что опоздал, он с трудом сдержал крик боли.
Шкуру опалило.
Разодрало.
Сняло, как там, в воде. Он выкатился на траву, уже почти не замечая того, что полые стебли норовят проткнуть его, крутанулся и замер.
Нельзя.
Вперед нельзя.
Назад…
Рытвенник… где-то в стороне раздался отчаянный вой. А потом… потом стало тихо.
— Сволочь! — Ирграм и сам не понял, отчего стали вдруг безразличны собственные раны. Боль никуда не делась, как и осознание, что он, полагавший себя способным сладить со многими местными тварями, пред этой бессилен.
Но плохо было внутри.
В груди.
И жарко.
И хотелось убивать. Тварь… тварь-тварь-тварь.
Ирграм зарычал. А потом впился израненными руками в землю. Так просто он не позволит себя сожрать… и вовсе… он потянулся к пластине, и сила, в ней скопившаяся, устремилась сквозь Ирграма.
В землю.
По нитям, что вплетались в почве, пробираясь через корни. Глубже.
Ниже.
Туда, где было сердце или что там у нее заменяло сердце… вздрогнула земля под руками, просела, а потом еще глубже. И тварь там, внутри, дернулась, завизжала. Молчаливый крик её Ирграм ощутил всем телом. И ответил на него рыком. Силы из амулета уходили, а с ними и ярость, и гнев, и все-то то, что накопилось в душе.
