Элли посмотрела на меня с такой скорбью во взгляде, что я сразу же предпринял попытку выставить их из номера.
– Не надо слов, не надо слов, – сказал Робби, изо всех сил упираясь и пытаясь подтолкнуть меня локтем. – Легонько подтолкнуть локтем – это все равно, что подмигнуть глухому.
– Слепому, – поправил я.
– Как же может слепой увидеть, что ему подмигнули? – изумилась Анита.
Робби раздраженно потряс головой и снова обменялся со мной взглядом.
– Это Монти Питон[52] – ты, конечно же, знаешь это, Анита? Они там почти такие же безумные, как я. – Я не был уверен, что Джон Клиз[53] был бы доволен такой аналогией.
– Ты хочешь сказать, что они собирались заняться сексом? – спросила Мелинда, до которой все очень медленно доходило.
– Мелинда Форрестер! – заорал Робби, когда я захлопнул дверь. – Ты хоть кого в краску вгонишь.
С облегчением вздохнув, я повернулся к Элли и увидел, что она щелкает «мышкой» компьютера. Я ринулся к ней, но было поздно: изобличающие документы были стерты. На лице ее был написан страх. А еще любовь.
– Я действительно люблю тебя, Чарли, – прошептала она. – Прости меня. Но я не в состоянии пройти через это.
Я был потрясен. Бросив ноутбук на пол, я подошел к шкафу и достал свой чемодан. Потом обошел комнату, швыряя в него вещи, и застегнул молнию на чемодане.
Не оглядываясь, я вышел в коридор, тихо прикрыл дверь и спустился в холл, чтобы попросить у портье другой номер.
ГЛАВА 28
На следующее утро я отбыл на «Евростар», не простившись с Элли. Она должна была уехать в тот же день, но позже – мы заказали билеты на другой поезд. Я с облегчением покинул отель, тем более что у лифта ко мне привязался солидных размеров Гуфи, который преследовал меня до конторки портье. Его расстроил мой отказ сплясать в холле конгу[54] с ним, шестью обезумевшими от восторга малышами и, конечно же, Робби.
Робби был наряжен в шорты Утенка Дональда, которые не очень-то хорошо смотрятся и на утенке, не говоря уже о человеческом существе.
– Ну, как я вам нравлюсь? – спросил он, задыхаясь, и дернул Гуфи за ухо.
– Робби так любит детишек! – сказала подошедшая Анита, снисходительно улыбаясь. – Обожает с ними возиться. Из него выйдет такой замечательный папочка!
Я в этом не был столь уверен. Самопожертвование со стороны Аниты и последствия для человечества, если у Робби появится потомство – не слишком ли это высокая цена?
– Кажется, он умеет найти с ними взаимопонимание, – заметил я.
Анита энергично кивнула.
– Он действительно не теряет связь с ребенком, который в нем сидит.
– Не теряет связь? – переспросил я. – Да они регулярно спят вместе.
На лице Аниты отразилось смятение, но прежде чем я успел объяснить, что на самом деле Робби ни с кем не спит, мимо проскакал он сам, отплясывая конгу. Остановившись на секунду, Робби сказал, что через пять минут они отправляются в парк, так что пусть она будет готова. И Анита радостно упорхнула собираться.
Я уже дошел до двери, когда мимо проплыла Мелинда.
– Ты же не уезжаешь, не так ли? – спросила она.
– Нет, – ответил я. – Просто собираюсь прогулять мою сумку, чтобы она подышала свежим воздухом.
Кивнув мне, Мелинда продолжила свой путь.
– Тогда до скорого.
Пребывая в самом мрачном расположении духа, я добирался до своей квартиры целых четыре часа. Я злился из-за того, что сделали с Ханной, возмущался Элли, которая так подло ее подставила, и приходил в отчаяние от того, что все так вышло.
Я был уверен, что Элли изменилась, но это было не так. Я чувствовал, что меня предали. Да уж, хороший выдался денек, чтобы отпраздновать мой тридцать второй день рождения!
Отпирая парадную дверь, я услышал громкую музыку диско. Когда я вошел в гостиную, то увидел Ханну, которая подпевая, спиной ко мне танцевала в пижаме. Выйдя за дверь, я начал наблюдать за ней в щель у дверных петель. Это была песня «Я непременно выживу», но она пела другой текст. Это были слова, сочиненные нами несколько лет тому назад для рождественского ревю:
О Баббингтон, я лучший твой стажер,Мои способности произведут фурор.Трудиться буду я и день, и ночь,О, только не гони меня ты прочь!Не надо мне ни сна, ни выходных —Мне б только пребывать в стенах твоих!
Улыбаясь, я вышел из квартиры и подождал, пока песня закончится, а потом снова вошел в дом, наделав много шума. Музыку торопливо выключили, когда зазвучала следующая песня: «Как ты думаешь, я сексуален?»
Ханна вышла в прихожую, чтобы встретить меня. Она раскраснелась от смущения и танца.
– А что случилось с остатком моего уикенда без Чарли? Ты же не можешь вот так запросто врываться сюда и отнимать его у меня, даже если это твоя квартира!
Я решил пока что не говорить ей правду. Конечно, Ханна заслужила того, чтобы ее узнать и утешиться тем, что не совершила ошибку. Однако мне требовалось время, чтобы обдумать все случившееся. Я не готов был обсуждать все это сейчас.
– Я неважно себя почувствовал, и мне захотелось поскорее попасть домой, – объяснил я.
Лицо Ханны стало озабоченным.
– Я могу чем-нибудь помочь? Сестра Ханна может надеть передник и наложить гипс не хуже, чем самый лучший доктор.
– Спасибо, сестра, но со мной все будет в порядке. Можешь возвращаться к воспоминаниям о карьере Рода Стюарта.[55]
Глаза у нее забегали.
– Понятия не имею, как эта песня попала на пленку. Просто загадка! А вообще-то, какие у тебя планы на сегодня?
– Я собирался сесть на «Поезд, идущий в нирвану», а потом отправиться «На яхте» с Мэгги Мэй.[56]
Ханна возмущенно фыркнула:
– О господи, я всегда считала его самым сексуальным мужчиной из всех.
– Даже если ему, скажем, восемьдесят лет? – осведомился я, театрально изображая шаркающую походку.
– Ему не восемьдесят, а около пятидесяти семи, причем он очень молодо выглядит.
– Пожалуй, болен-то совсем не я.
– Меня уволили, так что мне можно вести себя несколько странно. А теперь отвяжись и дай мне помечтать о шотландском пледе. – Вернувшись в гостиную, Ханна прибавила звук – теперь музыка чуть ли не гремела.
Улыбка сползла у меня с лица, как только она повернулась ко мне спиной, и я удалился в свою спальню. Род Стюарт прославлял разных женщин, а мне хотелось колотить кулаками в стену от ярости.
В конце концов Род выдохся и затих – и немудрено, в пятьдесят семь лет! Ханна тихонько бродила по квартире, а я лежал в кровати, надеясь, что из трещин в потолке сам собой появится ответ на все вопросы. Зазвонил телефон, и я слышал, как Ханна с кем-то приглушенно беседовала. Однако я не стал выяснять, кто звонил: мне было неинтересно.
