Роман с ненавистью посмотрел на меня единственным уцелевшим глазом, выхаркнул темный густой кровяной комок, в котором белел передний зуб и отрицательно покачал головой.
— Сейчас он все скажет, — пообещал Сережа, — сюда уже везут его бабу.
— Это не благородно, друг мой, нельзя использовать женщину для такого низменного вымогательства, видишь Дубов уже согласен говорить.
Рома молчал, и только тогда, когда в комнату заволокли терпеливо дожидавшуюся своего выхода отчаянно упиравшуюся Оксану, его лицо выразило крайнюю степень отчаяния.
— Сейчас он все скажет, — еще раз пообещал Рябов, и приказал, — а ну положите ее на стол.
Оксана испуганно рванулась из рук моих ребят, но те уже вошли во вкус предстоящего спектакля, надеясь, что им удастся довести его до конца. Здесь, уверен, в качестве главного статиста мечтал выступить каждый из них.
— Ее будут трахать у тебя на глазах, — пообещал Рябов, — а потом положат в яму с известью.
Оксана дико закричала, как будто последнее ей действительно грозило, но один из парней ловко заклеил ей рот пластырем и завел обе руки над головой. Через мгновение колени девушки были разведены в сторону и Саша-борец, медленно потянув кольцо навахи с фирменным клеймом «Окапи», гадливо улыбнулся и ловким движением вспорол на Оксане колготки и трусики.
«Вот мерзавец, — подумал я, — такие колготы на толчке сто восемьдесят, снять не мог, что ли?».
— Не понадобятся тебе теперь они, — пояснил свое поведение молчаливый Саша, расстегивая штаны, — мы тебя в мешок завернем, — и, рванув на груди девушки блузку, сорвал лифчик.
«Еще сто двадцать, — отметил я, — дорого обходится мне молчание Дубова».
Слава всевышнему, что Рома заговорил раньше, чем Саша с ребятами приступили к делу. Иначе пришлось бы платить Оксане не только за понесенный материальный, но и за моральный ущерб.
— Горбунов, — прошепелявил Рома, отводя в сторону заплывший глаз.
— Это ближе к истине, Венька на такие штуки большой специалист. А знаешь, Рома, если бы не я, то через день после отправки этой картины за кордон, Горбунов бы не оставил на этом свете такого ценного свидетеля. Отвезите его в мастерскую, пусть приходит в себя. Быстро. И отпустите девушку домой. Дубов, ты не выползешь со своего чердака, пока я не проверю, что на этот раз ты сказал правду. Вышибала твой — его человек? Молчи, сейчас молчание — знак согласия.
— Оксана, ты хоть догадалась бросить в сумку белье на смену, — спросил я, когда Рому выволокли за дверь.
— Я знала, что эти дуболомы будут так стараться? — обиделась на собственную непроницательность девушка, тщетно приводя блузку в порядок.
— Тогда догоняй своего любимого, пусть тебя завезут первую, а то он паром изойдет, — швыряю ей свою куртку, потому что ее одежда превратилась в лохмотья. — Кстати, тебе не жалко своего возлюбленного, он ведь тебя пощадил?
— Работа есть работа, — в лучших традициях времени ответствовала Оксана, направляясь к двери. — Хотя он очень милый человек.
— Торопись, девочка, и, кстати, запомни: я не Урфин Джюс, так что ребят не обзывай.
— Саша, подожди нас на улице, — командую борцу, который с явным сожалением застегивал змейку на брюках.
Стоило нам остаться одним, как с Сережи слетела его обычная невозмутимость.
— Зачем ты отпустил его?
— Во-первых, Дубов перед нами ни в чем не провинился, он ведь не знал, кто истинный хозяин этой конторы, а во-вторых, куда он денется?
— А ты не думаешь…
— Ты тоже так не думаешь. Горбунову Дубов не опасен. Но чью просьбу выполнял Венька, на этот вопрос от ответит сегодня же. Самостоятельно вести такую игру против нас он бы никогда не рискнул, в отличие от тебя я его отлично знаю.
— Ну-ну, — загадочно улыбнулся Рябов.
— Однако есть нюанс, — не обращаю внимания на улыбку Рябова, — Дубова нужно контролировать, потому что…
— Мы не знаем, как все повернется, — не очень-то рьяно согласился со мной Рябов.
— Есть еще одно обстоятельство.
— Понимаю.
— Вот и отлично. Подожди, наброшу что-нибудь на плечи, гардероб на втором этаже найдется.
— Саша, — обратился я к нервно жующему какой-то стебелек парню, когда мы вышли на улицу, — хоть в мусорный ящик ложись под домом этого Ромы, но ты должен усечь любого, кто к нему придет. И не предпринимать никаких мер, только смотреть, причем издали. Мой пароль «Молния», отзыв «Удар».
— После того как мы побываем у Веньки, все прояснится, — заметил я, когда Саша уехал. — Но с моим бывшим шефом требуется особая осторожность, он явно берет реванш за мое нетактичное поведение в прошлом. Я сомневаюсь, что это Горбунов подсказал насчет варианта с картиной, потому как сам повязан с нами, но то, что Рома говорил правду — понимаю. Ты смотри, как все хитро задумано: в крайнем случае раскрывается контрабанда произведениями искусства, если бы обнаружили это, кто бы стал копаться в раме? И все неприятности тут же ложатся на наши хрупкие плечи, а эти гниды в стороне. И обнаружат все-таки наркоту — кто подумает, что это не наша работа? Но я им покажу, как в рай на моем горбу ездить, мать их…
— Успокойся, — вновь приводит меня в чувство Рябов, — мы уже контролируем три линии. Горбунов — раз, Дубов — два, кассир — три. Где-то они пересекутся.
В кабине рябовской машины раздалась соловьиная трель. Сережа рывком раскрыл дверь, щелкнул кнопкой, молча дал конец связи и обратился ко мне: «Едем к Фотографу. Он засек, с кем встречался вышибала».
— Конкретнее, — прошу его.
— Фотограф вышел на связь с инвалидом. Просил разыскать нас. Сам сел проявлять пленку.
— Ты послал человека по следу картины? — напрягаюсь я. Если кассир побежал, события будут развиваться стремительно.
— А как же, — удивился Сережа, направляя машину в город, — мы подойдем к ним и с этой стороны.
Фотограф не отзывался на наши звонки, и плохое предчувствие сразу передалось Рябову. Он нацепил перчатки, ловко вставил отмычку в дверь, немного повозился и толкнул ее вперед. Из-за полуприкрытой двери ванной комнаты выбивалась полоска красного света. Я взглянул через плечо Рябова: Фотограф уткнулся лицом в ванну с проявителем, под левой лопаткой торчала рукоятка финки.
— Мгновенная смерть, удар нанесен снизу вверх. Теплый совсем, — бросил Рябов. — Ни фотографий, ни пленки. Они забрали все.
— Какие там к черту они, Рябов! Ты что издеваешься? Фотограф сам открыл ему, ему, подчеркиваю, дверь и, расположившись спиной для полного удобства, занялся своим делом. Это был человек, которому он полностью доверял.
— И которому до сих пор доверяем мы, — задумчиво протянул Сережа, продолжая свое дело.
— Кстати, где твой Рыбкин папа? — ласковым голосом осведомился я, когда мы не торопясь вышли на улицу по одному, чтобы миновать случайных соседей-пенсионеров.
— Не может быть, — сказал Сережа и в совершенно несвойственной для него манере резко бросил машину вперед.
16
Рябов остановил «Волгу» у самого входа трехэтажного здания морского вокзала и бросился наверх. Я вышел из машины, прикурил сигарету и увидел милиционера, спешащего ко мне. Тот, не доходя несколько метров, внимательно посмотрел на номера «Волги» и спросил:
— Это машина твоего приятеля, который пошел наверх?
— Ага, — добродушно протянул я.
— Скажи ему, чтобы не пересекал сплошную линию.
— Слушай, командир, а где здесь сплошная? — я показал на желтую линию у здания, которая благодаря непогоде и времени давно стала прерывистой.
— Это просто краска вытерлась, — тоном, не терпящим возражений, пояснил мент.
— Вот возьми кисточку и наведи сплошную, — искренне советую, ничем не рискуя: это ведь не гаишник, а привокзальный работник, скорее всего от нечего делать начавший наводить порядок. Чувство опасности всегда обостряло во мне нахальство, сейчас нужно вести себя скромнее, но собственную натуру трудно перепрыгнуть.
— Ничего, скоро придет лейтенант, ты иначе заговоришь, — многообещающе протянул страж порядка.
— Скажи своему лейтенанту, чтоб он эту машину вымыл, — злобно бросил я и отправился вслед за Рябовым.
«Последний рабочий день», — злорадно думаю, платя двадцать копеек девушке, подменившей вышибалу по совместительству. Став возле какой-то композиции, запечатлевшей давным-давно позабытые широкой публикой продукты, я внимательно прислушивался к разговору Рябова и бережно мостящего грот Рыбкиного папы.
— С кем встречался кассир?
— Я близко не подходил, только со спины видел. Кассир провел его до такси, Фотограф сразу пошел домой.
— Ты шел за кассиром? Куда он делся?
— Он отправился к Горбунову.
Когда Рябов включил двигатель, я глубокомысленно заметил:
