Помощник шерифа графства Васко, Рик Айлэнд, посоветовал спросить о ночевке у хозяев магазина по продаже кормов для животных. И действительно, Алекс и Мэвис Фейст пристроили Ваню в прекрасном загоне и разрешили брать со склада сколько угодно зерна и сена.
Устроив лошадь на заднем дворе магазина, я сходил помыться в соседний ресторан, а потом уютно притулился на облучке, заполняя дневник и наблюдая за бомжами. С полдюжины их спало или просто отдыхало метрах в ста от меня, на заброшенных путях этой узловой станции. Приходили и уходили грузовые поезда, и менялся состав бездомных этой богатейшей страны мира. Их здесь называют хобо, хоумлесс или бам. Они были моими братьями по духу и такими же странниками, только лишенными желания посмотреть на себя со стороны. Да велико ли это мое преимущество в саморефлексии?!
Гора Худ
27 августа
В центр Даллеса мы въехали триумфально. Местная газета напечатала репортаж об экспедиции, и его жители успели прочесть о моем маршруте через город. Оказался я опять калифом на час. Но, по крайней мере, когда ведущий радиостанции Джон Хоффман взял у меня интервью, представилась возможность поблагодарить по радио людей, помогавших мне по дороге.
Директор городского Комитета по коммерции Сюзанн Хантингтон приехала на радиостанцию и предложила остановиться в ее офисе. Там она позвонила в гостиницу и договорилась о моем устройстве на ночевку. Но, что главное, позвонила знакомому кузнецу, и тот пообещал вскорости подъехать и перековать лошадь.
Копошась в телеге, я боковым зрением засек фигуру робко подходящего мужичка лет 50, в клетчатой рубашке, с запавшими глазами и морщинистым, до боли родным лицом несчастного, неприкаянного русского человека. Только звали его не Иваном Кузнецовым, а Дэвидом Шнейбахом. Пришел он спросить, есть ли у меня пустые банки или бутылки, которые здесь можно сдать по 5 центов. В день он собирал штук 70–100. Хватало на пачку табака, из которого он сворачивал сигареты. А в добавку можно еще было купить банку пива.
Бутылок пустых не оказалось, но я отдал Дэйву банку копченой свинины, которую вез в телеге 3500 километров. Зайдя за угол, Дэйв прикончил ее на месте, без хлеба, пользуясь складным ножом вместо вилки – наш человек. Насытившись, он вернулся к телеге. Угостив его трубочным табаком, я показал, как скручивать из газеты «козью ножку». В этом искусстве мы, натурально, американцев обштопали, и даже Дэвид был испорчен и изнежен, пользуясь специальной папиросной бумагой для самокруток.
Он рассказал, что в 1966–1968 годах служил во Вьетнаме, и там «поехал», перекурив «травки». Вернувшись домой, вскоре попал в госпиталь для ветеранов войны с диагнозом «маниакально-депрессивный психоз». Никто его не держал, когда Дэвид решил покинуть госпиталь и отправиться туда, не зная куда.
Уже четверть века мотается он по дорогам США. Иногда удается найти временную работу, но держат там его недолго. Не может он сосредоточиться и понять, что нужно от него людям, да и что ему самому нужно.
Дэвид имеет право на пенсию для инвалидов войны, но для ее получения нужно иметь постоянный адрес, а он не может оставаться на одном месте дольше нескольких месяцев. Правда, в штате Индиана сошелся он как-то с женщиной лет на 20 старше его, у которой уже были внуки. Поселились они вместе и пропивали пенсию Дэвида до тех пор, пока у Нэнси не развился цирроз печени. Она уехала в другой город, подальше от партнера. С тех пор у него появилась цель – Дэйв ищет свою любовь во всех концах США.
В Даллесе он собирался прожить пару месяцев, а потом отправиться на зиму в теплую Флориду. В дневнике он довольно грамотно написал: «Приятно было вас встретить в Даллесе, желаю удачи в пути. Я родился в Северной Каролине и был во Вьетнаме, а теперь бездомный». Я дал ему в дорогу банку шпрот, и Дэвид отправился на железнодорожную станцию, где приятели скидывались на бутылку рома.
Вскоре приехал кузнец Крэг Йов, но, не имея опыта работы с тяжеловозами, подковал только передние ноги лошади. Приехал было на конюшню конного клуба, но там кузнец Лонни Шумэкер (Сапожников по-русски) не смог подковать и одну ногу, так что пришлось отложить ковку до лучших времен и мастеров. (Утешился я, однако, тем, что и у некоторых американцев руки из задницы растут.)
Оставив лошадь на конюшне, я отправился ночевать в соседнюю гостиницу, где принял душ первый раз за много дней. Наслаждение было оплачено клубом коммерсантов города.
На следующее утро при выезде из Даллеса меня приветствовала обаятельная, с дикой шалостью в зеленых глазах, Кэтти Комини, любительница животных и особенно лошадей. На меня она внимания не обращала, но Ване принесла массу фруктов и овощей из убежища для бездомных животных, где работала ветеринаром.
В США во всех мало-мальских городках существуют такие убежища. В них содержатся брошенные или больные животные, которых лечат и которым подыскивают хозяев. Финансируются они на средства муниципалитетов и на частные пожертвования. Серьезную проблему для нормального функционирования подобных учреждений представляют фанатичные любители собак и кошек. Из соображений гуманности они выступают против кастрации бродячих животных. Кэтти называла их «гуманьяками».
С какой-то задней (нехорошей?) мыслью подарила мне она на прощание журнал «Плейбой» с фотографиями женщин в готовых позах. А сама отправилась по своим животным делам.
Я ехал рядом с хайвэем по старой 30-й дороге, шедшей вдоль холмов и прихотливо падавшей в лощины, чтобы потом взбираться на кручи. Будучи высоко над рекой, можно было разглядеть противоположный берег и шедшую вдоль него 14-ю дорогу. Увидеть и порадоваться, что я вовремя ошибся и переехал на этот берег – та дорога нырнула в длиннющий туннель, сквозь который нам с Ваней ни в жисть не проехать. Вот и еще одна дорожная мудрость – хорошо ошибается тот, кто ошибается вовремя.
Протиснувшись сквозь вонючие толпы автомобилей на главную улицу города Худ-Ривер, я привязал лошадь к фонарному столбу и отправился в полицейский участок выцыганивать нашивку для коллекции. Не успел расшаркаться перед милой секретаршей, как по радио поступила срочная сводка – какой-то кретин приехал на лошади в центр города. На главной улице возникла транспортная пробка, и требовалось срочно прислать наряд полиции. Деваться было некуда – пришлось признаться в нарушении уличного движения и попросить полицейских подбросить меня до места преступления.
Естественно, меня с миром отпустили, и вскоре мы с Ваней карабкались в горы по 35-й дороге. Многие проезжавшие машины имеют на крыше багажники с принайтованными широкими досками и парусами – город-то этот, оказывается, был не хухры-мухры, а столицей виндсерфинга штата Орегон. А я, глупый, с лошадью туда сунулся.
Пару раз я и сам пытался стать на доску и управлять парусом, но очень даже незамедлительно оказывался в воде, да еще и накрытым доской. Не получился из меня Летучий Голландец. Слабым утешением прозвучало тогда сетование приятеля: «Ты, Анатолий, всегда новое дело с похмелья начинаешь». А я и кончаю с похмелья!
Вдоль дороги тянулись плантации яблонь, груш и абрикосов. К тому времени, когда они нам обрыдли, на склоны горы Худ пришла прохлада и пора было искать прибежище.
В этом плане вечер был неудачным. Только с третьей попытки я нашел хозяев, которые разрешили поставить телегу во дворе, а лошадь пустить в загон. Лэри Мур в дом меня не пригласил и чаю-кофе не сервировал, но позволил зайти в мастерскую. Он обладал редким мастерством заточки обычных и индустриальных пил. Никогда я не знал, что существуют столь сложные и остроумные станки для заточки огромных пил для лесопилки. Я бы запил от таких пил. Да и не от пил, а от хозяина.
Давненько я не видел таких подозрительных и негостеприимных людей, как он. Этот бедняга сожалел, что пустил меня на подворье, и выходил ночью во двор, чтобы проверить, не ворую ли я что-то из его пилоточильных сокровищ. При первых проблесках зари я запряг лошадь и отъехал по-английски, не попрощавшись, да по холодку оно и лучше.
Еду я объездным маршрутом, южнее и юго-западнее горы Худ (колпак). Она, действительно, выглядит как огромный колпак, оправдывая свое английское название. Склоны покрыты снегом даже в самые жаркие летние дни. Эта орегонская Фудзияма привлекает туристов со всего мира, в том числе невероятное количество японцев – наверное, им хочется сюда приехать и убедиться, что ихняя гора красивше.
Японцы убеждены, что их страна и культура – наилучшие в мире. Их национализм существовал до немецкого, пережил его и процветает до сих пор. Несомненно, главной их гордостью остается победа над Россией в войне 1904–1905 годов. Своим поражением мы обязаны тому самому великому князю Алексею Александровичу, который путешествовал по США в 1870–1871 годах. Будучи братом императора Александра III, он командовал Военно-морским флотом России, но большую часть времени проводил в Париже. Разбираясь лучше в музыке и балете, чем в вооружениях, князь довел флот до катастрофы в Цусимском проливе. Народ присвоил ему кличку «генерала Цусимского», а царь вынужден был отправить генерал-адмирала в отставку и выслать в тот же Париж, подальше от России. С тех пор на море мы серьезно не воевали, обходясь подводными лодками.
