— Ты опоздаешь на самолет, — сказал я.
Мне с трудом удалось произнести эти слова так, чтобы они звучали убедительно, будто я и не представлял себе другого выхода. Еще труднее было смотреть вслед его удаляющейся фигуре, однако я поступил именно так. Последнее, что я видел, была его ковбойская шляпа, пока мальчишка-латиноамериканец, сидевший на плечах у отца, не загородил его. Мальчишка широко раскинул руки, изображая самолет, окончательно скрыв от меня уходящего Брента.
Стюардесса улыбнулась и закатила глаза — рядом с ней стоял носильщик с пустым креслом на колесиках. Дети.
Я встал, посмотрел на остатки пива, которое мне купил Брент Дэниелс, выплеснул его в цветы и зашагал прочь.
Глава 58
Мой телефонный разговор с профессором Митчеллом из университета Сан-Антонио продолжался ровно тридцать секунд. Он предложил мне работу. Я сказал, что для меня это большая честь, но мне нужно немного подумать.
— Я понимаю, сынок. — Он постарался скрыть, что считает меня полнейшим идиотом и не понимает, чего тут думать. — Когда ты дашь окончательный ответ?
Я обещал позвонить на следующей неделе, сказав, что сначала мне нужно закончить одно дело. Он ответил: «Хорошо».
Повесив трубку, я долго смотрел в кухонное окно на лагерстремию. Когда через двадцать минут Эрейни в своем обычном синкопированном стиле — рат-тат-тат — постучала в дверь, я почувствовал облегчение.
Стоило мне распахнуть дверь, как Джем рассмеялся, вошел и запустил двухслойным тортом прямо мне в грудь. К счастью, я успел его поймать, пока тот совсем не развалился, и поднял вверх, что позволило Джему провести захват моих ног.
Роберт Джонсон жалобно мяукнул и исчез в кладовке. Вероятно, вспомнил последний визит Маносов.
Эрейни вошла и окинула взглядом мою квартиру.
— Значит, ты все еще жив. Почему не позвонил? Забыл номер?
Джем принялся объяснять мне про торт. Сначала я должен отработать все свои часы, чтобы получить право его съесть. Джем сделал торт сам при помощи набора пищевых красителей, и я буду ужасно удивлен, когда увижу, какие поразительные цвета у него внутри. Наружная оболочка внушала мне некоторые сомнения, особенно комковатая серая сахарная глазурь, результат работы пальцев, и неровные слои — создавалось впечатление, что торт кренится на одну сторону.
— Никогда не видел такого замечательного торта, Бубба.
Джем захихикал и отправился на поиски кота.
Верхняя обувная коробка в кладовке шевельнулась.
Эрейни продолжала ждать ответа на свой вопрос, бросала на меня смертоносные взгляды, пальцы с острыми коготками барабанили по ее предплечью.
— Мне осталось десять часов, — сказал я ей. — Это одно задание. Думаешь, мы сможем так долго не ругаться?
— Двадцать, — поправила меня она. — Я не знаю, милый. Ты снова намерен отвлекаться на посторонние вещи?
— Вероятно, у профессора Митчелла возникают такие же вопросы.
Эрейни нахмурилась.
— Кто такой Митчелл?
— Я готов довести дело до конца. А ты?
Эрейни задумалась, взвешивая доводы «за» и «против».
— Полагаю, дело Лонгории могло бы получиться у нас лучше, будь у меня парень глупого вида в качестве подсадной утки, милый. Впрочем, преимущества тоже есть. Может быть, у тебя имеется сырой потенциал, который можно улучшить. Ничего особенного, ты же понимаешь. Кстати, что ты намерен делать, когда отработаешь свои двадцать часов?
Джем вернулся с Робертом Джонсоном, кот висел у него на руках, полностью вытянув задние лапы и демонстрируя крошечное белое V-образное пятно внизу живота. На морде у него застыло выражение, которое ясно давало понять, что прямо сейчас он умрет от досады.
— Где Миранда? — с беспокойством спросил Джем.
Он только сейчас вспомнил свою подружку, с которой вымогал конфеты, и что она вроде бы имела какое-то смутное отношение к Тресу, когда не исполняла роль маленькой мисс Маффет.
Теперь Эрейни ждала ответа сразу на два вопроса — свой и Джема и жевала губу, слегка перекосив рот.
— Миранде пришлось уехать, Бубба. Она будет певицей в Нэшвилле. Классно, правда?
Однако на Джема эта перспектива не произвела особого впечатления. На Роберта Джонсона тоже. Оба развернулись и покинули нас. Наверное, отправились в ванную играть в мокрого-сухого котенка.
— Тебе что-нибудь нужно, милый? — Голос Эрейни стал таким мягким, что я даже усомнился, она ли задала вопрос.
На всякий случай я посмотрел на нее. Она сразу нахмурилась.
— Что?
— Ничего. И нет. Благодарю.
Эрейни выглянула в окно — день шел своим чередом. Гэри Хейлс во дворе поливал подъездную дорожку. На противоположной стороне улицы к дому Суитесов подъехала красная «Мазда Миата», так сильно нагруженная картонными коробками, что багажник остался полуоткрытым и его на всякий случай подвязали веревкой. Эллисон Сент-Пьер смотрела на соседний дом, пытаясь вспомнить, в каком именно я живу. В прошлый раз она сильно перебрала спиртного.
Мы с Эрейни переглянулись.
— Нэшвилл, милый?
— Это другая история.
Эрейни нанесла удар по воздуху внешней стороной ракетки.
— Ага. Пожалуй, я прикрою твой торт пленкой. Возможно, он выживет.
Зная, как Эрейни пользуется пищевой пленкой, я понял, что торт продержится несколько столетий.
Я вышел наружу.
Эллисон увидела меня и присела на капот «Мазды». Она держала в руках мой рюкзак, который я оставил у ее горничной в доме на Монте-Виста.
Пока я переходил на другую сторону улицы Куин-Энн, Эллисон начала качать головой. Когда я остановился рядом, она уже успела войти во вкус.
— Что это? — спросила Эллисон и подняла мой рюкзак за ремень.
— Очень старый рюкзак, — ответил я. — Сувенир на память. Я решил, что он мне больше не понадобится.
Она выдохнула через нос.
— Меня интересует, что в нем, дорогой. Ты окончательно спятил?
— Деньги Леса, — ответил я. — Точнее, часть. Он их забыл, а мы нашли. Я решил, что ты была права, часть должна принадлежать тебе.
Глаза Эллисон никак не могли задержаться на мне. Они блуждали по пространству, которое я занимал, но не видели меня. Сегодня она выглядела неряшливой, словно занималась уборкой, на футболке остались следы старой паутины, ноги под короткими брюками в царапинах и грязи. Все лицо Эллисон покрывали мелкие белые морщинки, похожие на треснутое стекло.
— Ты только что отдал мне двадцать пять тысяч долларов, — сказала она, словно не верила собственным ушам.
— Двадцать четыре тысячи триста, — уточнил я.
— Я знаю. — Она считала. Тот факт, что я поступил так же, удивил ее еще больше. — Если это из-за того…
Я покачал головой.
— Никаких причин. Просто мне известно, в каком состоянии находятся дела Леса. Я знаю, что его имя стоит гораздо меньше, чем ты рассчитывала. Суд сначала выплатит долги, и я сомневаюсь, что тебе останется хоть что-нибудь. Ты разорена.
Похоже, я не ответил на ее вопрос. Все, что я сказал, она знала и без меня. Эллисон продолжала на меня смотреть и явно теряла терпение.
— Ну так отдай деньги судье, как ты и собирался, — сказал она.
— Я не знаком с судьей, зато тебя я знаю.
Наконец Эллисон опустила рюкзак. Она все еще выглядела сердитой.
— Вот именно.
Мимо проехала машина. У меня за спиной вода из шланга Гэри Хейлса лилась на тротуар, потом капли забарабанили по траве. Вероятно, он увлекся, наблюдая за нами, и направил струю не туда.
— Ты все еще намерена вернуться в Фалфурриас? — спросил я.
— Уверен, что хочешь знать ответ?
Наши взгляды встретились, и я отвел глаза первым.
— Будь ты проклят. — Эллисон продолжала качать головой, стараясь оставаться сердитой, но на ее губах начала формироваться улыбка.
— Прошу прощения?
— Ты хочешь уйти и оставить дверь открытой, верно? Хочешь дать мне что-то, чтобы я думала: возможно, не все мужчины полное дерьмо? Черт подери, зачем ты это сделал?
— Подумай о Лесе, — предложил я. — Тайна так и не раскрыта.
Она вздохнула.
— Ты не ошиблась, когда предположила, что он сбежал, оставив остальным разгребать грязь, — сказал я ей. — Ты была права с самого начала.
— Большое утешение. — Эллисон повернулась и бросила рюкзак в открытое окно «Мазды».
— Кроме того, — добавил я, — там было двадцать пять тысяч.
Она нахмурилась.
— Что?
— Я собирался отдать тебе двадцать пять тысяч долларов. Семьсот долларов я присвоил. Можешь обвинить меня в воровстве.
Эллисон уставилась на меня. Я помахал кончиком сапога в воздухе.
— Взял компенсацию за сапоги и заплатил за аренду квартиры. Вот и вся арифметика.
Эллисон улыбнулась.
— Я видела твою квартиру. Сапоги были более выгодной сделкой.
Она подошла ко мне и обняла. Ее пальцы гладили мою кожу и сразу обнаружили шрам от удара меча. Ее поцелуй получился настолько долгим, что Гэри Хейлс начал поливать дерево, улицу и передний бампер моего «Фольксвагена». Настолько долгим, что я забыл, как дышат.
