как контролировал мою мать.
– У него есть еще одна дочь, – выпалила я.
Слова обожгли мое горло.
Мама фыркнула и покачала головой.
– Что?
– У него есть еще один ребенок.
– Нет, не может быть, – возразила мама, все еще качая головой. – Это же нелепо. Скажи ей, Курт. Скажи ей, что это просто смешно, – настаивала она.
Но он этого не сделал. Он молчал, а мамино лицо становилось все бледнее и бледнее.
– О боже, – пробормотала она. Ее глаза остекленели, и она прикрыла рот рукой. – Боже мой…
Папа поерзал на месте и опустил голову. Было ясно, что никакая ложь не поможет ему выпутаться, но на его месте я бы попыталась.
– Это было много лет назад, Камилла. Когда я употреблял. Я совершил ошибку и переспал с другой женщиной. Несколько месяцев спустя она объявилась с ребенком, заявив, что родила от меня. Я ей, конечно, не поверил. Но мы сделали ДНК-тест и…
Он посмотрел на маму со слезами на глазах, и мне захотелось дать ему пощечину за этот жалкий фарс.
Слишком поздно для твоих фальшивых эмоций, папа.
– Я облажался, Кам, но она ничего для меня не значит. Все, что я делаю, – плачу алименты ребенку, вот и все. Ничего личного.
– Так ты говоришь той женщине обо мне? – рявкнула я ему в ответ. – «Ничего личного»? Или она еще не поняла, что ты за человек?
– Следи за языком, юная леди.
– Мне плевать, я не собираюсь тебя слушать, – ответила я. – Ты мне не отец. Для меня ты никто. Мама, пошли, – сказала я, поворачиваясь к ней.
Она застыла на месте, по ее лицу текли слезы.
Она продолжала смотреть на моего отца шокированным взглядом.
– Я не могу уйти, Шей. Еще не сейчас. Все так запутано. Здесь что-то не сходится…
– О чем ты говоришь? Все ясно как божий день. Он солгал тебе – снова. Он снова тебя предал. Он обзавелся еще одним ребенком у тебя за спиной и признался в этом только тогда, когда его поймали с поличным и у него не осталось другого выхода.
– Как ты вообще об этом узнала? – спросила она.
– Лэндон сказал мне. Он узнал и сказал мне правду.
– И ты так просто ему поверила? – спросила она.
От ее слов у меня закружилась голова.
– Что?! Мама, отец только что тебе признался! Он прямо сказал тебе, что случилось, а ты пытаешься обвинить Лэндона? Ты издеваешься?
– Камилла, пожалуйста, – умолял папа, – просто останься и позволь мне все объяснить.
– Нечего объяснять. Я пойду собирать вещи. Ты должна сделать то же самое, мама.
Я поспешила в свою комнату и схватилась за чемодан. Я не знала, что мне нужно и что следует оставить здесь. Я просто побросала в чемодан столько вещей, сколько смогла, понадеявшись, что позже Мима поможет мне собрать все остальное.
Вытащив чемодан из своей комнаты, я увидела, что мама стоит неподвижно, а папа сидит перед ней на коленях и умоляет ее остаться. Он выглядел жалким манипулирующим лжецом. Он обрушивал на маму целый поток эмоций, заставляя ее поверить в то, что ее уход станет огромной ошибкой.
Я посмотрела на маму.
– Давай, мама. Пойдем.
Она посмотрела на меня, а затем на папу, все еще не зная, как ей поступить. Я знала, что в истории моих родителей было много закрытых для меня страниц. Мамино сердце хранило столько воспоминаний и боли. Я хотела обвинить ее в слабости. Я хотела сказать ей, что она никогда в жизни не выбирала себя, но ей было слишком тяжело. Она страдала столько лет, что давно забыла, каково это – не испытывать этой мучительной боли.
В каком-то смысле страдание было для нее нормой. Она к этому привыкла. Если бы она знала, что за пределами этой тюрьмы ее ждет целая жизнь. Если бы она знала, что может уйти и начать все с чистого листа.
– Мама, – повторила я еще раз, – посмотри на меня.
Она повернулась ко мне, и я ей улыбнулась. Все, что я знала о любви, я узнала от своей матери. Она была первым человеком, который любил меня так безоговорочно. Она была первой, кто рассмешил меня, первой, кто научил меня улыбаться, научил жить. И сейчас ее сердце было разбито. Ей было так плохо, страшно и одиноко, поэтому моим долгом было убедить ее в том, что на самом деле она не одна.
Я подошла к ней, взяла ее за руки и встала прямо перед отцом, загородив от него маму.
Ей было больно – так же, как и Лэндону. Она была так же потеряна, растеряна и лишена уверенности в себе и будущем. Я знала, что должна сказать ей правду – ту же правду, что и ему.
– Мама… ты больше, чем история, связывающая тебя с этим человеком. Ты больше, чем мой отец. Ты умная. Ты смешная. Ты сильная. – Я почувствовала дрожь в ее руках, и мои глаза наполнились слезами. – Ты преданная. Ты невероятная. Ты красивая. И это не конец твоей истории, это только начало. И сейчас ты должна сделать первый шаг. Мы сделаем его вместе – ты и я. Мы выйдем за дверь этого дома. Ты можешь это сделать. Тебе не придется переживать это в одиночку. Я буду рядом.
– Не слушай ее, Камилла. Она не знает тебя так, как знаю я, – вскрикнул папа, вставая с дивана.
Его крокодиловы слезы исчезли, сменившись холодным, ожесточенным взглядом.
– Я твой дом. Я – твоя правда. Ты не можешь меня оставить.
Ее руки все еще тряслись, но я не разжимала ладони. Я не выйду из этого дома без нее. Я не брошу ее посреди этого хаоса. Я буду крепко держать ее за руки.
– Мама, ты можешь его оставить. Ты имеешь полное право повернуться к нему спиной. Ты заслуживаешь большего, и ты никогда не будешь одинока. Пожалуйста, пойдем со мной. Я буду… – мой голос сорвался, по щекам покатились слезы. – Я буду твоей ивой.
В этот миг она разбивалась на части, но я была рядом.
– А теперь мы можем пойти домой? – спросила я.
– Ее дом здесь, – возразил отец, но я знала, что он ничего не понимает.
Правда заключалась в том, что у моего отца никогда не было дома. Дом – это не крыша над головой. Это ощущение тепла. Вся жизнь Курта Гейбла прошла в холоде.
Я его проигнорировала.
– Мама?
– Да, – наконец прошептала она.
Это короткое слово было таким маленьким и деликатным.
– Пойдем домой.
– Хочешь взять какие-то вещи? – спросила
