частица меня хотела сказать ей, что я люблю ее, в надежде услышать то же в ответ.
* * *
Она писала мне каждое утро и вечер. Во время учебного дня и репетиций она подходила и проверяла, все ли со мной в порядке. Она спрашивала меня о моем сердце, хотя я отказывался ей отвечать. Она была полна решимости не дать мне почувствовать себя одиноким, и, черт возьми, это работало. Но я не мог быть с ней, а она не могла быть со мной – по крайней мере, не так, как ей бы того хотелось. Она заслуживала настоящую, полноценную любовь, а моя любовь была сломана.
Итак, я знал, что должен сделать немыслимое. Я должен был пересечь черту, пройти точку невозврата. Я должен был полностью разбить ей сердце, чтобы она больше не смогла меня любить.
Я разослал всем знакомым одно и то же сообщение.
Я: Вечеринка в честь премьеры сегодня вечером у меня дома. Жду от вас выпивку и плохое поведение.
Всякий раз мне требовалось не больше секунды, чтобы пожалеть о вечеринке.
Премьера прошла на ура. Мистер Таймс был вне себя от радости. Шей плакала. Я держал глаза закрытыми. Зал аплодировал стоя.
Было бы здорово, если бы я мог отпраздновать успех вместе с Шей. Если бы я мог отвезти ее к себе домой и показать ее телу то, как я ее люблю. Если бы я мог посмеяться с ней за просмотром «Друзей». Если бы я мог любить ее каждый день до конца своей жизни.
Да, это было бы здорово. Здорово и нереально.
Люди заполонили мой дом. Они пили, сплетничали и говорили о дерьме, которое меня не заботило. Я заметил Шей, как только она вошла внутрь вместе с Рейн и Трейси. Каким образом я мог заметить ее спустя секунду в переполненной комнате? Меня словно тянуло к ее энергии, ее свету. К ней.
Она беззаботно болтала с друзьями, одаривая их своей великолепной улыбкой. Она блистала в каждой компании, умея найти общий язык с кем угодно. Это была одна из тех вещей, которые я так в ней любил. Ее очарование. Ее остроумие. Ее всю.
Она была лучом света, а я собирался ее сломать.
Она взглянула в мою сторону, и улыбка на ее губах сменилась настороженным хмурым взглядом. Она в замешательстве склонила голову. Затем ее губы приоткрылись, и она прошептала:
– Привет, Сатана.
Я одарил ее неосторожной полуулыбкой. Было трудно не улыбнуться, глядя в ее сторону.
Привет, карие глаза.
Я оторвал от нее взгляд и перешел к менее приятному: к окружающему миру.
– Бутылочка на семь минут, бутылочка на семь минут! – скандировали несколько школьников.
Похоже, это была компания десятиклассников. Или чуть младше. В любом случае, я был в игре.
Я сел в круг, и стоило мне потянуться, чтобы раскрутить бутылку, меня прервал голос.
– Что делаешь? – спросила Шей, заставив меня повернуться.
– Играю, – сухо ответил я.
Она приподняла бровь и села в круг, присоединяясь к игре.
Почему она такая сильная? Почему она до сих пор меня терпит?
Рядом с ней сидело несколько хихикающих девчонок, потягивающих дешевый ликер из пластиковых стаканчиков. Они чертовски меня раздражали. Полная противоположность Шей. Полная противоположность всему, что мне нравилось.
Пора начинать игру.
Я раскрутил бутылку движением руки. Глаза Шей были прикованы к бутылке, а мои – к ней.
– Боже мой! – хихикнула одна из девчонок, когда бутылочка указала на нее. Ее друзья присоединились к нелепому смеху, а Шей молча закрыла глаза.
С ее губ сорвался легкий вздох.
Я встал и кивнул девушке.
– Отлично. Пойдем.
Она поспешила встать, все еще посмеиваясь и краснея, – очевидно, в мире игры в бутылочку она была новичком.
Мы вошли в гардероб, и дверь за нами закрылась.
– Боже мой, я не могу поверить, что буду целоваться с Лэндоном Харрисоном! Типа, с самим Лэндоном Харрисоном.
Она ахнула, не скрывая волнения. Она говорила обо мне так, словно я был каким-то древним артефактом, который долго изучали, но никогда не видели вблизи.
– В каком ты классе?
– В десятом. Но через несколько месяцев я буду выпускницей! – добавила она так, словно это могло заставить меня ею заинтересоваться.
Это было не так. Мне было все равно, кто она такая и из какого она класса. Мне просто нужно было исполнить свой план.
– Итак… – она накрутила на палец прядь волос, и, черт возьми, как же я хотел, чтобы на ее месте была Шей. – Мы будем целоваться с языком или…
– Я не собираюсь с тобой целоваться, – прервал ее я.
– Что?
– Ничего личного. Ты красивая, но мое сердце принадлежит другой.
– Тогда зачем ты вообще играешь в эту игру?
– Все сложно. Но мне нужна твоя помощь. Когда мы выйдем отсюда, мне нужно, чтобы ты вела себя так, как будто мы целовались. И побольше об этом говорила. Это беспроигрышный вариант для нас обоих. Ты сможешь сказать своим друзьям, что со мной целовалась.
– И в чем твоя выгода? – спросила она.
– Это не совсем твое дело, но, поверь мне, я получу то, что мне нужно.
Она выгнула бровь.
– Ты ведь даже не знаешь моего имени, да?
– Нет.
– Зачем мне помогать парню, который даже не хочет знать мое имя?
– Я не говорил, что не хочу. Я сказал, что не знаю. Ну, скажи, как тебя зовут?
– Джесси.
– Хорошо, Джесси, приятно познакомиться. Ты кажешься милой девушкой. Так что, по рукам? Наши семь минут скоро закончатся.
Она прикусила нижнюю губу.
– Хорошо, договорились. Но! Я скажу, что мы целовались с языком.
– Обязательно.
Прежде чем мы вышли из гардероба, Джесси пощипала себя за щеки, чтобы выглядеть взволнованной. Выбравшись из шкафа, она произнесла хвалебную речь о том, как мой язык отполировал ее горло.
Шей стояла перед гардеробом, и ее лицо было совершенно бесцветным.
– Серьезно, Лэндон? – спросила она, ошеломленная случившимся.
Я засунул руки в карманы и пожал плечами.
– Как я уже сказал, это было просто пари. Ни больше ни меньше.
Я видел, как это произошло. Я видел, как она отпустила меня. Ее глаза, несколько секунд назад наполненные эмоциями, стали ледяными. Она выпрямилась и расправила плечи.
– Хорошо. Ты хотел, чтобы я забыла о тебе? Поздравляю, Лэндон. Ты победил.
Я ненавидел себя больше, чем когда бы то ни было. Но я собирался сделать ей еще больнее.
– Я знаю, что выиграл, Солнышко. В этом был смысл пари.
– Не называй меня Солнышком, – прошипела она.
Тогда перестань быть такой яркой.
– Может, оставишь
