Где-то и когда-то, в безлюдном месте между разъездом Д. и поселком Ц-ми, братья Окуневы вышли на шоссе и на попутных машинах, вместе или порознь, уехали в нужную каждому сторону, например: один в С-и, другой в обратном направлении.
С таким простеньким выводом Абашидзе и вернулся первый раз в С-и. Теперь ему такое умозаключение казалось детским. Окунев-старший привез своего брата в известное ему место. Где оно? И что они там делали?
Абашидзе с товарищами, не считаясь с налетающими дождями, обыскивали лес между разъездом Д. и поселком Ц-ми. Разбив местность по квадратам, они бродили по тропам, полянам, в чаще, шарили, как человек, потерявший дорогую вещь, везде, где можно пролезть. От внимания не ускользало перо, сроненное птицей, сухая кожа, сброшенная змеей, поздний лягушонок, который пробирался неизвестно куда и замер по дороге.
Иголку они не нашли бы, но перчатку, портсигар – наверное.
На старом шоссе внимание привлекли остатки костра. Дожди размыли пепел, обнажив обгоревшую, заржавленную бритву, замок и уголки чемодана. Проследив направление ливневых потоков, работники милиции нашли несколько пуговиц, кусочки жженой фибры.
Значительный результат! Кто-то сжег чемодан со всем содержимым. Очень похоже на уничтожение улик.
Так между разъездом Д. и Ц-ми появилась многозначительная точка. А что за «падаль» была на круче, под разрушающимся карнизом старой дороги? Убитый охотником кабан висел метрах в ста ниже карниза, зацепившись за кусты, которыми оброс выступ. По словам охотника, дежурного по станции, детей, ходивших на старую дорогу за ежевикой, где-то еще ниже было то, что они называли «падалью». С осени разлагающийся труп какого-то животного выдавал себя запахом, доносившимся из совершенно неприступного места. (В ровном поле расстояние метров сто пятьдесят кажется ничтожным, а для обрыва это высота сорокаэтажного здания. Московский высотный дом!)
Разъезд одолжил милиционерам все веревки, какие нашлись.
Сплели подобие каната метров в восемьдесят. По круче спустили самого легкого из трех, старшину милиции. Мотаясь, как паук на паутине, по почти отвесному обрыву, старшина пригляделся к тому, что кто-то первый назвал «падалью». Оставалось до нее еще далеко, но рассмотреть удалось.
Через час Абашидзе связался по телефону с управлением С-ской милиции. Он просил прислать на разъезд Д. верхолазов или пожарных с лебедкой и тросами нужной длины, а также врача-эксперта судебной медицины.
…В сущности, это мертвое тело нашлось даже поздно. По мнению опытных криминалистов, создавшемуся еще в прошлом столетии, мертвое тело человека обязательно обнаруживается. Правда, в данном случае нужно принять во внимание особенно неблагоприятные для таких находок местные условия.
ГЛАВА ПЯТАЯ
1
В последних числах декабря следователь Нестеров вызвал на допрос Александра Окунева.
– Как, гражданин Окунев, вам попрежнему нечего сказать следствию?
– Нечего. Я все сказал. Все объяснил.
– Так вы и придете на суд? Закоснелым преступником без тени раскаяния?
– Меня оговорили. Следствие производилось недобросовестно. Суд меня поймет. Я верю в советский суд.
– Что ж, эти ваши заявления я вношу в этот последний протокол.
– Да. Я подпишу его.
Нестеров занялся заполнением бланка протокола. Вдруг он взглянул на Окунева и спросил:
– Скажите, когда вы сбрасывали тело вашего брата Гавриила Окунева с кручи на старой дороге около разъезда Д. С-ской железной дороги, он был еще жив? Или вы сначала добили его?
Окуневу показалось, что лицо следователя сначала надвинулось, потом уменьшилось и исчезло. «Все! Амба! Конец… – мелькнуло в сознании. – Сошлось. Все знают…»
А Нестеров говорил:
– Дополнительно к обвинению в краже, в организации кражи, в скупке, в перепродаже являющегося государственным имуществом золотого песка, вам, гражданин Окунев, сегодня предъявляется обвинение в предумышленном убийстве вашего брата Гавриила Ивановича Окунева. Вы совершили это убийство тринадцатого августа этого года вблизи разъезда Д.
– Я не убивал его, – с трудом выговорил Окунев.
– Вы его убили, – возразил Нестеров. – Против вас говорят тяжелые улики. Следствию известно, что двенадцатого августа вы и ваш брат выехали из Н-ка ночным поездом и рано утром тринадцатого августа оба вышли на разъезде Д. В прошлом году вы уже побывали в районе разъезда Д., осматривая место будущего преступления. Вы опознаны свидетелями. Труп вашего брата найден, и личность установлена. Убийство предумышленное. Обстоятельства, отягчающие ваше положение перед судом…
Да, отягчающие. Умышленное убийство, за которое по закону может быть применена смертная казнь. Мысль о ней сломила Александра Окунева, и он многословно взмолился:
– Я не убивал его, не убивал, гражданин следователь! Клянусь, не убивал! У меня и смелости бы не хватило убить!
– Лжете, лжете и лжете, – сурово возразил Нестеров. – Лжете, низкий вы человек! Смелость нужна для подвига, понятно? Для подвига! А для преступления вам хватает подлости. Вы вор, трус и убийца.
– Не убивал я, не убивал, заверяю вас, – хныкал Окунев.
Страх выжимал слезы на его глазах. Этот, казалось, сильный, сдержанный и замкнутый человек стал тряпкой. Слетело напускное мужество.
– Вы не убивали? А кто же убил Гавриила Окунева, и как было дело?
2
Читателя просят вспомнить то утро тринадцатого августа, когда братья Окуневы остановились на старой дороге вблизи от того места, где заброшенное шоссе повисало на круче рассыпающимся карнизом.
Гавриил Окунев уселся на свой фибровый чемодан, для чего он поставил его в длинной тени, отбрасываемой лесистым откосом горы.
– Ну, чего ты надумал? – спросил он Александра. – И чего мы сюда забрались?
– Хватит чевокать, брат, – ответил Александр, подбирая крупный угловатый камень. С камнем он шагнул к Гавриилу, который попытался встать.
– Сиди, сиди, гад, не то мозги вышибу! – замахнулся Александр. – Давай сюда, что у тебя прячется в заднем кармане штанов! Ну-у!.. Давай, живо! Не то я с трупа сам возьму! – И камень навис над Гавриилом.
Обеими руками, не чувствуя, как булавки кололи пальцы, Гавриил расстегнул карман и протянул брату сверток в коричневой компрессной клеенке. Александр принял сверток левой рукой, отступил, не поворачиваясь к брату спиной и не выпуская камня из руки, прислонился спиной к дереву.
– Что там у тебя, Ганька, я знаю, – произнес Александр несколько спокойнее, засовывая сверток в карман пиджака. – Читал, наизусть помню, милок. Ты мне вот что расскажи-ка: когда собирался доносить?
– Я не собирался, – возразил брат. Он как-то сразу оправился, когда камень перестал угрожать его голове. – И совсем я не хотел доносить.
– Как не собирался? Как не хотел? Гад ты, все описал, что знал и чего не знал, а не собирался? Говори! – закричал Александр, вновь замахиваясь.
Но на этот раз камень не произвел того действия. Глядя на брата снизу вверх, Гавриил, защищаясь, закрылся руками, но сказал без большого страха в голосе:
– Ну, прими камень, бешеный. Не ори: услышат.
– Врешь, не зря я тебя сюда завел. Здесь из пушек пали, не услышат. Последний раз тебе говорю, Ганька, пришел твой час, вываливай все, иуда проклятый!
– Чего вываливать? Чего ты, как баба, разбесился? – нагло выкрикнул Гавриил. – Ну, писал, ну, написал! Так ведь не послал же, дурья твоя голова!
– Зачем же писал? Не послал, так хотел послать!
– И не хотел посылать, – уже совсем спокойно заявил младший Окунев. – Ты, Санька, зря горячку порешь. Читал, говоришь? Подумал бы, сам бы понял.
– Что понял?
– А вот что, – продолжал Гавриил, захватив инициативу в своеобразном состязании. – Наши такие дела, что мы с тобой можем до конца дней не попасться, а можем и завтра влипнуть. Возьмут меня, скажут: «А ну, пожалуйте на расправу, гражданин Окунев Гавриил Иванович». А я: «Что, мол, вы, ребята, шутите? Вот я весь перед вами. Я сам к вам шел. Доказательство? Вот вам и документик по всей форме, к делу прошу подшить». Все! Четыре с боку, ваших нет!
– Ты веришь, что за донос все и простят? – тихо спросил Александр Окунев своего многоумного брата.
– А как же! – с полным убеждением ответил Гавриил. – Не все, так отвесят, – много, годика три, для приличия. Это тебе не двадцать пять лет качаться в лагерях.
– Так вот ты какой хитрый… – задумчиво сказал старший брат.
Он положил камень и, машинально подтянув на коленях брюки, уселся на свой чемодан.
– Ну, а обо мне ты не подумал? – зло спросил он Гавриила.
– Думал, – подтвердил младший. – Но такой рецептик в письме я препроводить тебе не мог. Хотел при встрече присоветовать сделать такой же фортель.
– Что же ты не присоветовал? Могли нас взять вместе в Н-ке или не могли?
– Времени не было еще, – извернулся Гавриил.
