нем зацветало что-нибудь новое.
Затем я перевела взгляд на заросли сорняков. Пора была приниматься за работу.
Сначала мне было грустно. Болезнь Рэнди длилась несколько лет, и у него уже не было сил на работу в саду, как раньше. Запустение давало о себе знать.
Вездесущая трава пустила корни и разрослась. Кустарники стали низкорослыми. Повсюду торчали колючки. Дочери предложили мне нанять людей, чтобы привести сад в порядок. Но я хотела сделать все сама. В каком-то смысле это был мой долг.
Рэнди всегда считал, что работа в саду – это удовольствие, противоядие от корпоративной рутины. Он возвращался домой, переодевался в садовую одежду и выходил косить, подрезать или просто «копаться», как я это называла. Неважно, насколько было холодно или сыро, свежий воздух и физическая активность заряжали его энергией.
Через какое-то время я обнаружила, что работа на улице помогает мне почувствовать себя ближе к Рэнди. Я задавала ему вопросы, на которые хотела бы получить ответ: сколько удобрений нужно использовать для роз? Где обрезать гортензию, чтобы получить такие же красивые, огромные цветы, как у тебя? Эти ростки – сорняки или что-то ценное?
Временами я чувствовала себя раздавленной количеством предстоящих дел, уверенная, что моих усилий никогда не будет достаточно. Но каждый раз природа поднимала мне настроение. В течение нескольких дней оранжевая стрекоза следовала за мной по двору, напоминая о Рэнди и его оранжевой куртке. Жужжание медоносных пчел и шмелей, наевшихся пыльцы, успокаивающе отдавалось в ушах. Воробьи трезвонили свой брачный клич, белки цокали с высоты кленов, а легкий ветерок доносил запах земли, кишащей дождевыми червями. Работа была тихой и успокаивающей.
Весна перешла в лето, и по мере того, как дни становились все теплее и светлее, список неотложных работ в саду укорачивался. Овощи были посажены, клубника собрана, сорняки выполоты. Теперь я могла с чувством выполненного долга отдыхать на задней террасе, не осматривая двор в поисках участков, требующих внимания.
Но вместе с тем я испытывала приятную грусть. Работа во дворе занимала мои руки, мои мысли были сосредоточены на поставленной задаче. Отдых же возвращал меня к мыслям о моей потере. У меня все еще были вопросы к Рэнди, но теперь они стали более печальными: ты видишь, как я ухаживаю за твоим садом? Ты знаешь, что я сорвала первый спелый инжир с дерева, которое ты посадил? Ты заметил наш обильный урожай черники? Ты все еще со мной?
Проходили недели, но я чувствовала, как семена исцеления начинают пускать корни в моем сердце. Мои мысли о Рэнди были сосредоточены не на горестях его последних месяцев и моей жизни без него, а на счастливых ранних годах наших отношений, а также десятилетиях, в течение которых мы растили наших дочерей. Я заметила, что стала больше смеяться, завела привычку срезать цветы, чтобы занести их в дом, и, сорвав с лозы спелый помидор, глубоко вдыхала его теплый травянистый аромат.
Соседи и друзья хвалили красоту нашего сада. «Рэнди бы гордился», – говорили они, а я только поддакивала. Он всегда радовался моим успехам, всегда громче всех болел за меня, когда я чего-то добивалась. Оглядывая его бывшие владения, я чувствовала удовлетворение от того, что мои усилия на этот раз помогли не только сохранить то, что он создал, но и продолжить его дело.
Когда лето сменилось осенью и со смерти Рэнди прошел почти год, я занялась «укладкой сада». Это была важная работа: убрать засохшие лозы помидоров, сгрести листья с газона, выковырять семена подсолнечника из цветов и оставить их на съедение белкам. Осенью и зимой сад может казаться запущенным, но теперь я знаю, что в нем остается много жизни. Конечно, ничто не сравнится с пышным изобилием весны и лета, но под кучами листьев, в глубине почвы и в корнях хранятся силы для нового процветания.
Синди Хадсон
За пределами тени
Я не являюсь продуктом обстоятельств. Я – продукт своих решений.
Стивен Кови
С того самого дня, когда мой сын Ник родился, я стала безумно бояться потерять его. Когда ты так сильно любишь кого-то, мысль о том, что его может больше не быть в твоем мире, становится невыносимой. Спустя 18 лет и два месяца мне пришлось пережить этот ужас наяву. Если бы не моя пятнадцатилетняя дочь Анна, я бы не выдержала.
Окружающие говорили: «Я бы этого не пережил», «Не знаю, как ты справляешься». Но у меня оставалась Анна, которую я любила так же сильно, как и Ника. Она заслуживала того, чтобы у нее была полноценная мама, а не ее поблекшая тень.
Тень мамы – вот кем я становилась. Я не могла есть. Мои дни были наполнены печалью и слезами. Моя иммунная система покачнулась, и однажды я обнаружила, что бьюсь в ознобе на диване.
Анна посмотрела на меня и спросила:
– Мама, неужели от разбитого сердца можно умереть?
Ее слова поразили меня до глубины души. Она спросила это не просто так – она боялась потерять и меня. А этого я никак не могла допустить. Я любила эту девочку больше всех на свете. Несмотря на то что половина моего сердца была здесь, на Земле, а другая половина – на небесах, я поняла, что должна сделать выбор. Мне нужно было выздороветь, чтобы быть рядом с Анной.
На поминальной службе по Нику близкая подруга и моя коллега-художница подарила мне коробку с материалами для создания работ в смешанной технике, с которой она познакомила меня годом ранее.
– Искусством поможет тебе пережить это, – пообещала она, вручая мне коробку.
И вот я начала творить. В отличие от картин, которыми я обычно занималась, смешанные работы не требовали тщательного планирования. Мне не нужно было держать в голове образ готового произведения. Я могла позволить себе следовать своим инстинктам и эмоциям, просто выплескивая их на холст. Я рвала бумагу, обжигала края и приклеивала их так, как мне казалось правильным. Добавляла цвета: красные гневные, черные траурные, синие печальные. Я нагромождала друг на друга клочки бумаги, краски и разные безделушки.
С каждым созданным произведением искусства я чувствовала, как понемногу перестаю быть тенью и становлюсь собой.
Однажды среди вещей Ника я нашла несколько старых плакатов с изображениями из его любимых видеоигр и фильмов. Я изорвала их, соединила с материалами из художественной коробки и сделала большую работу, которую позже вставила в рамку и повесила в столовой. Там я могла видеть ее каждый день.
Вскоре я
