— Их тащили, будто они бухие. Но мы к этому делу, братан, отношения не имеем.
Легкий толчок дула в загривок подсказал нежелательность употребления слова «братан», после чего Нертов поинтересовался: кто такие «мы»? Тот поспешно нарисовал следующую картину.
Объект с начала 1990-х охранял концерн «Глаурунг». Однако у руководства Фонда была своя охрана. Особенно выделялся парень, похожий на Рэмбо — охрана его так и звала. Прежде он появлялся в Фонде три-четыре раза в месяц, теперь же буквально поселился. Его люди заправляли в самом здании, оставив сотрудникам «Глаурунга» лишь дела внешней охраны.
— Нас постоянно дежурит шесеро. Работаем парами: двое у ворот, двое в здании, двое отдыхают. Территорию обходим раз в три часа. А тех, внутри, сейчас внутри пятеро.
— Когда следующий обход? — прервал его Алексей.
— В двадцать часов. Ну, иногда минут на пять запаздываем.
Юрист взглянул на часы. До назначенного времени было минут двадцать.
И тут на поясе Нертова запищала «труба». Он взял ее и услышал незнакомый голос.
— Здравствуйте, Алексей Батькович. Хоть сейчас-то вы понимаете, что ваша идиотская игра закончена, пусть даже для вас и не совсем благополучно? Самое лучшее, что вы можете сейчас сделать — не погубить до конца двух невинных людей.
* * *
Игорь Борисович никогда не считал себя особо сентиментальным, поэтому на открывшуюся перед ним картину смотрел с некоторой брезгливостью. А картина напоминала иллюстрацию к добротному рыцарскому роману: в углу большой комнаты со стеклами-витражами в кресле, полураскинувшись, лежал молодой человек богатырского вида. Возле кресла стояла дама, прикладывая к его голове мокрое полотенце. Патетичность картины снижало то обстоятельство, что дама была явно старше предмета своих забот.
— Клавдия Александровна, нам необходимо поговорить.
— Я занята, — дама не обернулась.
— Лучше бы этим занимался врач. Честное слово, нашему герою самое место в больнице.
— Я должен руководить своими людьми, — возразил Рэмбо более-менее здоровым голосом.
— Даже не знаю, обрадую вас или огорчу, — ухмыльнулся Игорь Борисович, — однако должен сообщить — теперь это уже не ваша проблема.
— Не понимаю, — дама наконец-то соблаговолила повернуться.
— Обстановка изменилась, соответствующим образом изменяются права и обязанности сторон. — Московский гость говорил уже без ухмылки. — Два часа назад я имел разговор с Москвой. Нами, то есть мной, координатор все-таки я, недовольны. Могу объяснить, почему. Чтобы вытащить этого парня… — Игорь Борисович ткнул пальцем в Рэмбо и вдруг заорал: — Этот кусок мускулистого г…, пришлось подключать людей, которых наш клиент просто так не теребит!
Рэмбо поднялся и, слегка покачиваясь, шагнул к Игорю Борисовичу. Тот отступил, вынув небольшой пистолет. Когда дуло уставилось в лоб Рэмбо, тот отступил сам и сел в кресло. Дама злобно взглянула на гостя, будто готовя особо убийственную фразу, но москвич опередил ее.
— Успокойся. Ты не понимаешь, каким людям пришлось звонить в ваш болотный город прямо из Кремля, ради одного: лишь бы этот мачо сидел сейчас здесь, а не давал показания на Литейном! Если б ему вдруг дали «вышку», я был бы рад. Хочешь грохнуть какого-нибудь лоха, кровь с третьего этажа затекает на первый. Хочешь грохнуть отставного секьюра — он сам повяжет тебя. Любовь и работа — вещи несовместные. Впрочем, насчет любви мне не все понятно. Вы же читаете Бодлера в подлиннике. Что вы нашли в этой горилле?
— Это все, что вы хотели сказать? — холодно спросила побелевшая Клавдия Александровна.
— Разумеется, нет. Меня наказали, сократив гонорар на половину. Подозреваю, она пошла тому, кто все уладил. Кроме этого, я получил абсолютно четкие указания по вашему поводу. Великая комбинация, согласно которой «Братцы-ленинградцы» берут под контроль будущей ЗакС, отменяется. Вы можете тащить эту контору и дальше — благо, деньги у вас есть, но не советую. Могу открыть маленький секрет — кстати, имеющий отношение к нашему органайзеру — выборы не состоятся. Поэтому не стоит дергаться. Будете мирно и тихо работать на меня. Я всего лишь менеджер, пусть и высшего уровня. Обычный организатор побед. Вы же отныне — мои исполнители.
— Игорь Борисович, — дама уже полностью справилась с эмоциями, — по-моему, это очень глупая шутка.
— Я не шучу. — Голос гостя звучал проникновенно. — Если вы не верите, можете поговорить с клиентом. Однако предупреждаю, его рабочее время очень дорого, и каждый внеплановый разговор имеет определенную таксу: пятьсот долларов минута. Не советую тратиться, все равно ничего нового, по сравнению с моими словами, вы не услышите.
— Игорь Борисович, я не хотела бы вызывать охрану…
— И правильно, что не хотите. Видите ли, после того, как ваш замечательный Фонд был вынужден свернуть свои, так скажем, доходные операции, он существует исключительно под патронажем нашего московского клиента. Вы имеете полное право выставить меня на улицу. Однако, во-первых, я не уверен, что охрана примет в этом участие. Двадцать минут назад я говорил с директором «Глаурунга». Речь шла о лицензии, которой он очень дорожит. И он понял — испортить отношения с вами более разумно, чем ссориться с Москвой. Во-вторых, положа руку на сердце, не вы платите за аренду. Опять-таки, поднимутся некоторые, очень неприятные давние дела. А может, и свежие. Тут ведь речь идет не о «на улицу». Тут, главное, успеете ли вы добраться до Пулково?
— Это лирика, — коротко бросила дама. — Что дальше?
— Нашему инвалиду физического труда я порекомендовал бы постельный режим. Не стоит хорохориться, сотрясения так просто не проходят. Вам, Клавдия Александровна, тоже был бы полезен отдых. Завтра утром у нас пройдет небольшое предвыборное совещание, обсудим новые задачи.
— А как быть с Нертовым? — на удивление спокойно спросила дама.
— Подчищать ваши ошибки придется мне. Рэмбо, не беспокойся о своих гориллах. Я переключил их на себя и думаю уладить все до вечера. Опять-таки, скажите спасибо — это большая грязь! Отдыхайте.
Высказав, что хотел, и, оставив даму рядом с ее поверженным кавалером, Игорь Борисович вышел в коридор и вынул «трубу». Бросив взгляд на клочок бумажки, он набрал номер.
— Здравствуйте, Алексей Юрьевич. Хоть сейчас-то вы понимаете, что ваша идиотская игра закончена, пусть для вас и не совсем благополучно? Самое лучшее, что вы можете сейчас сделать — не погубить до конца двух невинных людей…
* * *
Юля внимательно пригляделась к незнакомцу. Это был старик лет семидесяти, как минимум, в осеннем пальто и давно вышедшей из моды небольшой шляпе вроде тех, которые полагается носить охотникам. Ей недоставало только фазаньего пера. Он двигался медленно, угловато, как и полагается пожилым людям, однако уверенно, хотя шел в полутьме и тащил два предмета, а не один, как показалось ей сначала. Предметами были лопата и лом.
Юля отчетливо видела старика, а вот старик ее не видел. Он прошел шагах в десяти от нее, остановился в почти не освещенном углу. Около минуты незнакомец стоял неподвижно, будто пытаясь сообразить, зачем сюда пришел? Но вот раздумья закончились, он поднял лом и ударил им в каменный пол.
«Могилу мне роет? — подумала Юля. — Вряд ли. Эти козлы не такие уж изысканные психологи, могли бы заранее предупредить — сознайся, иначе закопаем». Но тогда что же?
Совсем некстати вспомнился пошлый анекдот. Третий звонок, гаснет свет, поднимается занавес. Вдруг — блуждающий огонек: на сцену выходит монтер со стремянкой и свечкой. Он идет по сцене, поднимается на стремянку, ставит свечу возле ног, расстегивает брюки и занимается онанизмом. Зал молчит. Три минуты спустя раздается чей-то изумленный голос: «Доколе?» Не менее изумленный монтер смотрит по сторонам: «А кто здесь»? Юля рассмеялась. Громко, почти истерично. Таким смехом можно было бы разогнать крыс, если б они окружали ее, или летучих мышей, если б они висели под потолком…
Лишь сегодня он окончательно осознал, что Дом захвачен бандитами. Он знал это давно, однако этой ночью прежний хозяин дома дал ему приказ: вспомни, ты — Страж! Ты не должен покрывать бандитов. Вынь из-под пола, что было закопано с твоей помощью, и лишь тогда вызови полицию.
Но откуда этот смех? Откуда здесь женщина, которая, окончив смеяться, говорит ему «дедушка»? И чисто интуитивно, лишь бы не позволить вернуться недавнему беспамятству, он двинулся к ней.
— Дедушка, — повторила Юля, — меня схватили бандиты, освободите меня. Пожалуйста.
Старик удивленно глядел на нее, и у Юли мелькнула уже совершенно шальная мысль — может, он сам пленник, давно живущий в подвале и сошедший с ума? Поэтому на него и не обращают внимания, пусть бегает.
