— Глупец! — бросает она брату и, схватив свою черную сумку, уходит. Раздается хлопок двери и наступает тишина.
Адам громко выдыхает и опускает голову. Не от облегчения, а от усталости. Он разворачивается и изображает что-то наподобие улыбки.
— Иди ко мне… — протягивает руку, и я кладу свою, молча прижимаясь к крепкому телу. — Ты переоделась? — киваю. Голос может меня выдать. — Мне больше нравится, когда на тебе моя одежда, или когда ты совсем голая.
— Мне тоже… — улыбаюсь я. Хочу поцеловать его также, как тогда в баре. Нагло и смело.
— Голой или в моей одежде?
— В твоей одежде. Люблю твой запах, — поднимаюсь я на носочки, сильнее зарываясь в шершавой шее.
Адам нервно сглатывает и напрягается.
— Ты слышала наш разговор…
— Да…
— Тогда, думаю, скрывать нет смысла.
— Нет.
Он касается моего подбородка и поднимает мое лицо к своему. Всматривается пару секунд, монотонно переводя взгляд от глаза к глазу.
— Послушай, детка, меня не волнует, что она или кто-то другой говорят…
— …Да, я знаю, знаю, но… то, что она сказала, правда. Частично.
Адам замолкает, а я разглядываю чёрную бездну, в которую готова нырнуть и растворится.
— Возможно…
Он отпускает меня и отходит к окну, нервно зарываясь в волосы руками. Знаю этот знак. Отчаяние.
— Адам… Я… тут подумала, мне лучше вернуться домой.
Он разворачивается обратно и растеряно разглядывает мою одежду.
— Домой? — хмуро бросает в ответ. — Что, уже соскучилась?
— Мне… просто…
— Просто что?
— Я хочу вернуться. — уверенно поднимаю я глаза.
— Я ничего не понимаю, — возвращается он ко мне. — Тебе же было хорошо со мной… Что случилось? Я что-то сделал? Или это из-за слов Аманды. Если да, то…
— …Нет, то есть, я не знаю…
На лице Адама начинают играть желваки.
— Я обещаю, Аманда извинится перед тобой. Я… — начинает он нервно ходить взад-вперед. — Её слова ничего не значат. Пойми! Мне плевать…
— Я верю тебе. Но ведь мы с тобой только начали встречаться, и уже….
— Нет никаких правил, Луиза. Я хотел быть с тобой, а ты со мной. И я хочу, чтобы ты осталась, — трясущимися губами бубнит Адам.
— Я знаю. Я тоже хочу быть с тобой. Но мне нужно вернуться домой…
— Домой… — глухо бросает он. — Я думал, это твой дом…
Адам медленно отходит назад к дивану, поглощенный своими мыслями. Я не успеваю даже осознать, как он размахивается и швыряет о стену стоявший на столе графин. Раздается мой крик и сильный треск бьющегося стекла. Я отскакиваю в сторону от осколков. На стене появляется яркое пятно.
— Что ты делаешь? Прекрати! — бросаюсь я к разгневанному Адаму. Чувствую сильный толчок и приземляюсь на пол.
— Проваливай… — раздается его отстраненный голос, когда я с потрясением встаю на ноги. — Проваливай!
Адам снова зарывается рукой в волосы, и я дергаюсь. Разглядываю перекосившееся от злости лицо и на трясущихся ногах отхожу в сторону.
Стою пораженно какое-то время, пытаясь понять, что происходит. Стекло вдребезги, крик, толчок. Я медленно разворачиваюсь и, находясь в прострации, молча ухожу к выходу.
— Убирайся к своему папочке! — слышу за спиной отчаянный голос и пропадаю.
Весь мир, в котором я жила, рушится в пропасть, утягивая меня за собой. Слёзы не дают себя долго ждать. Быстро заполнив глазницы, они градом начинают течь. Все то, что я строила в своей голове, рассыпается как песок.
Я еле сглатываю ком, душащий мое горло, и медленно разворачиваюсь обратно к нему, стараясь не упасть на пол, покрытый мелким стеклом.
— Мой отец мертв… — еле выдавливаю я из себя.
Его лицо, что до этого выражало ярость, меняется. Но я не собираюсь дальше лицезреть это. С меня достаточно! Я не выдерживаю и выбегаю из квартиры.
Не хочу ни о чем думать. Ни об Адаме, что за долю секунды переменился в лице, превратившись в демона, ни о наших отношениях.
Ничего не хочу знать. Единственное, что мне сейчас необходимо, это оказаться дома, рядом с родными…
Раскрываю дверь нараспашку, забегаю домой и разглядываю родные стены. На шум из кухни выбегает мама и замирает, заметив меня на пороге.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Мама… — еле шепчу я.
Голос пропадает, оставляя только хрип.
Глаза мигом заполняются слезами, от чего перестаю видеть её расстроенное лицо.
— Луиза, девочка моя! — движется силуэт мамы и заключает в своих объятиях. Меня обволакивает знакомый запах её цветочного парфюма.
— Прости меня. Я такая… мне не стоило уходить… — лепечу в ответ, не отпуская её. Стыдно смотреть в глаза…
— Все хорошо. Главное, ты дома.
— Он… Он прогнал меня, мам!
Глава 37
Луиза
Лежу в комнате, уткнувшись взглядом в белый прямоугольный потолок. Я уже успела пересчитать все детали на люстре, что висит над моей головой, включая даже самые мелкие. Вчера поставила новый рекорд, добавив к очередному их подсчету ещё три детали из тех, что упускала каждый раз. А теперь, не найдя дополнительных, я смотрю на потолок, ища в нем изъяны. К слову, их предостаточно, как и во всей нашей квартире.
Понятия не имею, что мне делать. Как мне справиться со всем, что гложет, мучает и истязает изнутри? Дело в голове. В мыслях, что крутятся там, не давая и минутной передышки моей душе. Каждый раз, пытаясь отвлечься, я ловлю себя на мысли, что опять возвращаюсь к одному и тому же. К тому, что я хочу забыть. Я будто засыхаю.
Прошло ровно три недели и два дня с того момента, как я ушла от Адама. Три долгих, мучительных недели в ожидании. Он должен был прийти. Должен был все исправить. Пообещать, что всё будет в порядке и забрать к себе.
Но вместо этого, я здесь, у себя — измученная, разбитая вдребезги о стену, как тот графин.
И есть ли надежда, что он придёт? Есть ли смысл надеяться на саму надежду? Лишь знаю, что с каждым днём я все больше заполняю сердце пустотой.
Боже! Когда это закончится?
Оглядываюсь на телефон, что без надобности валяется на тумбе рядом с кроватью и разочарованно закрываю глаза. Он так и не прозвенел за эти три недели…
А я перестала ждать…
Я ждала слишком долго. Была уверена, он ворвётся в мою комнату.
Первая ночь после моего возвращения домой была невыносимой. Я проплакала до утра, а к следующему вечеру была готова к тому, что он появится… Мне были нужны его крепкие объятия и головокружительный аромат тела.
Но этого не случилось. Мне казалось, хуже некуда. Как же я ошибалась… Это была верхушка айсберга. Дальше все шло вниз по нисходящей.
В первую неделю я все ещё надеялась. На второй же моя надежда начла потихоньку угасать. К тому времени я уже привыкла засыпать поздно ночью с мокрыми глазами, и просыпаться в жуткую рань. Ближе к третей неделе я перестала прислушиваться к шуму. Перестала ждать. Я смирилась.
Он больше не придёт, не скажет, как по мне скучал. Он и вправду прогнал меня. Сказал всё, что хотел и выгнал ко всем чертям. Его взгляд… То, как посмотрел на меня… Как на Киран тогда в баре. А после потребовал, чтобы я убиралась из его дома.
Что я чувствую? Унижение. Противно ощущать себя использованной. Мне мерзко.
Лучше бы он уволил меня в первый же день. И не зашло бы всё так далеко. Я бы ничего не чувствовала.
Как-то, когда я плакала четвёртый день подряд, не выходя из комнаты, мама сказала: «Тебе будет грустно, и это будет длиться долго. Но, потом, тебе станет всё равно, а это — лучшее чувство в мире».
Но не стало, мам… Мне не всё равно!
Хочется кричать что есть мочи. Хочется крушить всё вокруг от невыносимой боли. Но вместо этого мне приходиться обречённо пялиться в потолок, пропуская слёзы по опухшим глазам. Я не могу их остановить. Да и надо ли? Зачем? Они приносят хоть какое-то облегчение.
Неужели всё так закончится?
Вопрос, который я задаю себе по сто раз ко дню. И отсутствие ответа причиняет больше боли.
За дверью комнаты раздаётся мамин голос. Я выхожу из своих мыслей и встаю с кровати. Забегаю в ванную и умываю покрасневшие глаза под холодной водной. Хотя чем это поможет?
