- Да, товарищи, - волновался Фрунзе, - военно-техническое оснащение нашей армии - это фундамент, на этом зиждется наша мощь. Не секрет, что исход будущих столкновений зависит теперь от людей чистой науки даже в большей степени, чем от командования.
Конструктор Поликарпов, участвовавший в этом разговоре, скромно произнес:
- Люди чистой науки не заставят себя ждать.
Присутствующие посмотрели на его многозначительное лицо и дружно рассмеялись: все они так же верили, что ждать они не заставят и сделают все от них зависящее.
- Одно крупное изобретение или открытие в области военной техники сразу дает колоссальное преимущество, - продолжал Фрунзе.
- Если даже одно крупное изобретение дает такой перевес, то нужно дать сто крупных изобретений! - предложил молодой изобретатель, пришедший вместе с Поликарповым.
- Всем известно, какими семиверстными шагами идем мы вперед, любуясь юношей, сказал Фрунзе. - Вот вам цифры: в двадцать втором году мы покупали за границей девяносто процентов самолетов для наших нужд, в двадцать третьем - только пятьдесят процентов, а сейчас, в двадцать пятом году, вовсе не покупаем, стали делать свои! Нужно ли пояснять, как это важно?
- То ли еще будет! - сказал Поликарпов, кое-что знавший о новых работах Чаплыгина, Туполева, инженера Ветчинкина.
- Как дальновиден был Владимир Ильич, когда говорил, что без новых научных открытий мы коммунизма не построим!
- Он еще утверждал, что дюжина наших, советских учреждений стоит меньше, чем одна хорошо работающая лаборатория. Так, кажется?
- Совершенно верно. Не помню слово в слово, но мысль была такова.
- Но если одна лаборатория представляет ценность, - снова не выдержал юный изобретатель, - то еще лучше, если мы откроем тысячу лабораторий.
- Ты, Вася, прав, - серьезно отозвался Поликарпов, - тысяча в тысячу раз больше единицы.
Молодой человек не был обижен, когда эта шутка вызвала общий смех. Эти люди были дружной семьей, и в этом был залог успеха. Ни конкуренции, ни происков, ни подсиживания. Ведь в основе их труда не было стремления личного возвеличивания, карьеры или обогащения. Ими двигали высокие чувства патриотизма. И они так любили свое дело! Это были неисправимые энтузиасты. А когда человеком владеет вдохновение, он может совершать даже невозможное, так как известно, что "тот, кто верой обладает в невозможнейшие вещи, невозможнейшие вещи совершить и сам способен".
4
Фрунзе часто думал, глядя на самолеты, взмывающие ввысь:
"Километр над землей, десять километров над землей... Но и это не предел? Ведь не предел? Вот безграничная сфера деятельности для будущих Колумбов!"
Фрунзе вглядывался в синие глубины небосвода, и ему уже рисовались будущие воздушные бои, будущие воздушные трассы... Фрунзе предугадывал большое будущее наших авиационных сил. Из небольшой, созданной по указанию Ленина "Летучей лаборатории" вырос солидный аэрогидродинамический институт, именуемый сокращенно ЦАГИ. Здесь Фрунзе был частым гостем. И какой радостью наполнялось его сердце, когда он любовался фигурами высшего пилотажа при испытании первого советского истребителя, созданного конструктором Поликарповым и испытываемого отличным летчиком Владимиром Филипповым! Самолет был послушен в его руках.
- То ли еще будет! - басил стоявший рядом с Михаилом Васильевичем Поликарпов, скромник и труженик.
И он был прав. Усилиями Фрунзе дан толчок, поставлено дело на правильные рельсы. Теперь оно пойдет, теперь не остановишь!
Группа летчиков стояла невдалеке от Фрунзе. Они делились впечатлениями.
- Хорош, что и говорить!
- Уж во всяком случае не хуже заграничных! - прозвучал чей-то сочный голос.
Фрунзе прислушался. Это оценка Российского, одного из славных зачинателей летного дела в России. Он зря не скажет!
"И все до последнего винтика - все наше, отечественное! - размышлял Михаил Васильевич. - Те капиталистические страны, которые упорно не желали нам ни в чем помочь, оказали нам большую услугу: поняв, что нам рассчитывать не на кого, мы поднатужились, приналегли и сами стали налаживать все необходимое. И то сказать - богата наша страна, все у нас есть, потому и в будущее смотрим мы бодро. Тысячу раз прав товарищ Поликарпов: то ли еще будет!"
- Вы чего-то улыбаетесь, товарищ Фрунзе, - подошел летчик Громов и показал в небо на делающий мертвую петлю самолет. - Неплохо, а? Одобряете?
- То ли еще будет! - повторил Фрунзе понравившиеся ему слова Поликарпова.
- А как же! - отозвался уверенно Громов, поняв, о чем идет речь. Это обязательно!
Фрунзе видел, что их обоих наполняет одно чувство: гордость достигнутым и нетерпение двигаться дальше, дальше, ведь нет предела для человеческих устремлений, а счастье человека в том, чтобы созидать, доискиваться, творить.
Оба сильные, оба воодушевленные торжественностью минуты, летчик и любимый народом нарком стояли и молча любовались самолетом, который по воле пилота то падал камнем, то взмывал ввысь, то кружил и кувыркался, как жаворонок, упоенный простором и солнцем.
5
Дела, дела. Нужно обладать кипучим характером Фрунзе, чтобы успевать повсюду и не суетиться. Ведь это он принимал самое живейшее участие в разработке плана первой пятилетки. Ведь это он разъезжал по стране, проводя инспекторские смотры, он нанес визит Германии, прибыв в Кильскую бухту на линкоре "Марат". Он присутствовал при передаче авиаэскадрильи имени Дзержинского в распоряжение Военно-воздушных сил.
- Редко нам удается видеть папу, - говорит Софья Алексеевна, когда Тимур и Танечка забираются на колени отца.
- Соскучился я по вас, - признается Фрунзе, - но что же делать? Надо. Время такое. Вот в Ленинград на днях поеду. Ведь надо?
24 февраля 1925 года Фрунзе выступает на торжественном заседании расширенного пленума Ленинградского губисполкома. Заседание посвящено 7-й годовщине существования Красной Армии.
Настроение у всех приподнятое, праздничное. Как там ни говорите, а дела идут успешно, усилия всего народа, всей страны не напрасны. И всем без исключения нравится этот коренастый, деловитый, без всякой позы и аффектации человек.
Как тепло он говорит о Ленинграде:
- Каждая улица, каждый камень на его мостовых являются свидетелями величайших событий и могут многое рассказать нашим грядущим поколениям.
Да! Конечно! Все ленинградцы любят свой город и любят, когда о нем говорят хорошо.
Фрунзе напоминает о некоторых этапах истории Ленинграда, говорит о тех днях, когда армия Юденича появилась на подступах к городу и встретила достойный отпор. Он выражает надежду, что и в будущих столкновениях, если таковые произойдут, Ленинград будет стоять несокрушимым форпостом на крайнем фланге наших войск.
- Сейчас в заграничной прессе немало шума, призывов к крестовому походу против коммунизма. Мы знаем, что лягушки квакают к дождю, поэтому принимаем кой-какие меры, чтобы дождь не застал врасплох.
Заканчивая речь, Фрунзе с большим подъемом провозглашает здравицу:
- Вашему городу, стальному городу Ленина, живому горячему сердцу революции, оплоту и надежде наших октябрьских заветов - слава и наш братский привет от Красной Армии!
Умеет Фрунзе затронуть большие чувства в душе человека, умеет воодушевить. Среди присутствующих и Николай Лаврентьевич Орешников, уж ему-то больно по душе слова Фрунзе.
Крупными мазками набрасывает Фрунзе облик страны, определяет задачи Красной Армии. Затем делает обзор международных событий.
До чего хотелось бы Орешникову поговорить с Фрунзе! Но куда там! До Фрунзе и не добраться! Его окружили, его засыпали вопросами, его куда-то увезли, кажется, выступать на заводе или в воинской части.
Орешников уже примирился с тем, что не удалось побеседовать с Фрунзе или хотя бы поблагодарить его за выполненное обещание: за перевод в Ленинград.
И вдруг - на следующий же день после собрания - звонок в дверь, и на пороге появляется коренастая фигура Фрунзе.
В квартире поднялся переполох. Быстро подхвачено и унесено какое-то белье, висевшее на спинке стула, ловким движением ноги задвинут под кровать детский горшочек. Любовь Кондратьевна сбросила передничек, который надевала, когда мыла посуду, а Лаврентий Павлович натянул на плечи заслуженный, сшитый еще в 1912 году, синий в полоску пиджак.
- Показывайте, показывайте вашего Вову, который решил копить деньги при коммунизме! - слышался голос в прихожей. - Знакомьтесь, никак не мог доказать, что найду как-нибудь Васильевский остров и без сопровождающего, сам когда-то на Васильевском жил...
Фрунзе сопровождал чистенький, молоденький военный из управления. Сначала с Фрунзе намеревался охать командующий военным округом, но Фрунзе решительно запротестовал, объяснив, что хочет посетить знакомых не как нарком, а как обыкновенный смертный.
Выражение "обыкновенный смертный" вызвало дружный взрыв смеха и возгласы одобрения. Однако сопровождающего все-таки подкинули, уверяя, что он и город знает и что вообще невежливо бросать высокого гостя на произвол судьбы.
