Удивительно, что манифестанты, несмотря на преграды, все-таки прорвались на Дворцовую площадь. Но здесь толпу расстреливали в упор.
Сначала Фрунзе не поверил, что солдаты стреляют боевыми патронами. Но вот он увидел, как упал простосердечный старый рабочий, наивно хранивший надежду на доброту царя-батюшки и теперь столкнувшийся лицом к лицу с жестокой правдой. Старик нес, как носят икону в престольный сельский праздник, портрет царя в тусклой золоченой раме. Сусальный царь на портрете выглядел добродушным и совсем не походил на подлинного царя, осторожно выглядывавшего из окна своего дворца. Пуля попала в портрет, в самую физиономию самодержца, пробила картон и вонзилась в сердце доверчивого рабочего. Он упал. Кровавое пятно расплылось на портрете. Царскую бородку смочила рабочая кровь.
Фрунзе наклонился над рабочим, и в это время другая пуля ранила его самого. Рана была легкая, пуля не задела кость. Все же это была рана. Фрунзе пришел в себя лишь в приемном покое, где ему забинтовали руку. Первое, что он увидел, - участливое лицо врача, приговаривавшего: "Легко отделались, молодой человек! Поздравляю, вам еще повезло!"
Как и всякий другой, день 9 января 1905 года кончился. Стемнело. Настала черная тяжелая ночь. Стрельба прекратилась. Повсюду на улицах валялись неубранные трупы, безмолвно кричавшие об отмщении. А в больницах до утра работали операционные. Непрерывно двигались носилки. Кого несли на больничную койку, кого - в морг. Царь мог подвести итоги: тысяча убитых, пять тысяч раненых. Это ли не успех!
Забрызганы кровью стены дворцов, залита кровью торцовая мостовая. Каждый убийца стремится замести следы преступления, отмыть пятна крови на рукавах. Глухой ночью, крадучись, строго наблюдая, чтобы никто ничего не увидел, развозили по кладбищам мертвецов. Грузили на подводы без разбору, навалом. Грузили молча. Приказано было шума не производить. Рассеяли толпу, собравшуюся у Александровской больницы, - нечего глазеть. Разогнали и родственников. Но Фрузне все видел.
В два часа ночи везли трупы на Смоленское кладбище. В следующую ночь вывезли трупы из Обуховской больницы. Их на скорую руку закопали на Преображенском кладбище. Тут надо было обеспечить следование подвод до Николаевского вокзала. Генерал-майор Лангоф рапортовал о выполнении этой малопочетной задачи. Генерал-майор барон Неттельгорст позаботился, чтобы оттеснили толпу, собравшуюся на кладбище. Барон службу знает! Энергично действовал и генерал-майор барон Гернгрос, не жалея ни сил, ни времени. На Охтенском кладбище учащаяся молодежь хоронила своего товарища студента. Конная полиция следила, чтобы не пели "Вы жертвою пали".
Много хлопот с покойниками, еще больше с живыми. На заводах разместили улан. Рота под командой штабс-капитана Лимберга наводила порядок в Василеостровском конно-железнодорожном парке. На ликерном заводе Бекмана 60 тысяч ведер спирта. Войска несут цареву службу около спирта, оберегают ликерную территорию, даже ходят провожатыми штрейкбрехеров, чтобы тех не побили, когда они возвращаются домой. На меднопрокатный завод Розенкранца пристав Шолтинг тоже вызвал эскадрон драгун. Для спокойствия.
Палачам и убийцам было не по себе, их преследовали призраки убитых. Среди ночи вскакивает с постели в холодном поту великий князь Сергей Михайлович, названивает по телефону и истерическим голосом отдает приказ немеденно привести в боевую готовность кавалергардский полк. Скачут отборные войска по пустым безлюдным улицам, по Литейному мосту, по Дворцовому мосту, вдоль Малой Конюшенной, по Лиговке, по набережным Невы... Охраняют фабрику Лаферм, оружейный завод Шафа, лицеистов, институты благородных девиц, керосиновые склады на Обводном канале...
Фрунзе ночевал в квартире знакомого рабочего. Там уже знали все новости. Рассказывали, что Николай II сразу же сбежал в Царское Село, наглухо заперся в Александровском дворце и дрожал мелкой дрожью. Окружив дворец самыми надежными войсками, он решил постоять за себя. Вся округа поднята на ноги. Всё на военном положении. Разъезды, приказы, рапорты. Вот скачет во главе своих кирасир полковник Раух разгонять почудившиеся в ночном мраке народные массы. Никого не обнаружив, кирасиры возвращаются назад. Вот отправляется в разведку поручик Старженецкий-Лапп. Вот по боевой тревоге некий грозный генерал атакует деревню Пулково, полагая, что там собралась вооруженная разгневанная толпа. Дежурят ночи напролет. Звонят по телефону. Назначен пост даже возле Чесменской богадельни!
3
Большие события в жизни человека никогда не стираются, врезаются в мозг, постоянно хранятся где-то в архивах памяти. В минуты раздумья или затронутые случайным словом в разговоре, они вдруг всплывают во всей полноте и яркости, как будто все это произошло только вчера.
Так прочно запечатлелся у Фрунзе поход рабочих к царскому дворцу. Врезался в память сраженный пулей старик рабочий, раскинувший руки на мостовой, а рядом простреленный царский портрет, обагренный рабочей кровью...
Этот день решил дальнейшую судьбу Фрунзе. Все, что он видел на Дворцовой площади, а затем в приемном покое, до глубины потрясло его. И, шагая по опустевшим улицам Петербурга, Фрунзе поклялся до конца своих дней бороться с властью царей, со всеми врагами народа.
Вскоре он очутился под надзором полиции, затем был выслан... Партия направила его на подпольную работу в славный революционными традициями Иваново-Вознесенск. Началась полная опасностей жизнь подпольщика...
...Зеленый свет абажура мягко ложится на стены. Стакан чаю отбрасывает лучистых зайчиков на потолок. Чуть колышется светло-зеленая штора на открытом окне. Какая замечательная ночь! Доносится равномерный гул, мощное дыхание Москвы. Пахнут тополя. Удивительные стоят деньки. В полдень жарко, а в полуночные часы - упоительная свежесть и прохлада.
Фрунзе откинулся в кресле. Он думает. Он вспоминает. И перед его взором проходят одна за другой памятные картины...
В лесных чащобах, на затерянных среди ельника полянах шуйские и иваново-вознесенские рабочие учатся стрелять из винчестеров и револьверов. Серьезно и деловито готовятся они к предстоящим боям. Руководит обучением Фрунзе. Оружие доставать трудно. Вооружались своеобразно: ночью дружинники подстерегали городовых и, пригрозив револьвером, отнимали у них оружие. Так предложил Фрунзе.
- Это только восстанавливает справедливость, - смеялся он. - Оружием, предназначенным для нашего истребления, мы сокрушим самодержавие.
Фрунзе тоже усердно учился стрелять и вскоре стал отличным стрелком. Когда звуки выстрелов долетали до постороннего уха, всегда находился человек, который пояснял с самым невинным видом:
- Не иначе как по уткам стреляют. Сейчас самая охота на дичь.
Но утки могли спокойно плавать в озерках, среди густого ивняка и кустов черемухи. Никто не покушался на их спокойствие.
- Рабочему вот как пригодится военная подготовка, - радовался Фрунзе. - Ведь никто нам добровольно власти не уступит.
По всей России шли ожесточенные сражения. Новое сражалось со старым.
Некоторые отставшие от жизни политические эмигранты заявляли, что это "вспышкопускательство", что не надо было начинать. Нет, дело было посерьезнее. Недаром даже самые заядлые реакционеры кляли в эти дни Николая и, не мысля России без царя, прочили на престол великого князя Дмитрия Павловича. В кадетских кругах, представлявших революцию по образчику буржуазных революций Западной Европы (так же мыслили и меньшевики!), прочили в президенты своего ставленника. Все это свидетельствовало о смятении умов, о том, что трон зашатался, что Россия была накануне государственного переворота.
Революция 1905 года открыла новую страницу в истории. Таких революций еще не происходило. Это сразу же понял Ленин, утверждая, что победа буржуазной революции в России невозможна как победа буржуазии. Этого так и не поняла отсталая русская буржуазия, не уразумели выездные лакеи буржуазии - меньшевики.
Революция выявила расстановку сил. Стали ясны чаяния буржуазии. Полностью разоблачили себя меньшевики, вполне заслужившие резкую, но точную оценку Ленина, который назвал их ликвидаторской сволочью.
Нет, не пропали даром усилия, не были напрасными жертвы! Вспоминая об этих стремительных днях, Фрунзе и сейчас еще испытывает волнение. Глаза загораются, кровь приливает к лицу. Презрительно усмехается, когда приходят на ум все дешевые отговорки ликвидаторов: рабочий класс-де не созрел, надо, мол, с социалистической революцией смиренно ждать до тех пор, пока пролетариат в результате экономического развития общества не станет большинством нации.
- С этой дрянью, - бормочет Фрунзе, щуря глаза, - с этой увертливой публикой еще придется повозиться! Тысячу раз прав Ильич, что считал этих маневрирующих мещан более страшными, чем Деникин!
