Аликс была разочарована. Она так надеялась, что Мэвис сообщит ей, где останавливалась в Америке ее мать. Тут вмешался Хэл.
— Мисс Роукби, — начал он.
Она добродушно рассмеялась:
— Зовите меня Мэвис, меня все так зовут.
— Ладно, Мэвис. Почему леди Ричардсон выставила вас и остальных слуг за дверь, как вы выразились?
— Вот это вопрос, мистер Хэл. Я сама часто себя спрашивала и точного ответа не нашла. Альберт говорит, мол, это потому, что она твердо решила не оставлять никого, чтобы не напоминали ей о тех днях, когда были живы мистер и миссис Невилл и Изабел. Но я тут не вижу смысла. У нее ведь все равно оставались близнецы — вы, мисс Аликс, с мистером Эдвином да еще малышка Утрата.
— Тетя Труди считает: бабушка чувствовала, что нам с Эдвином будет легче, если ничто не станет напоминать о родителях. Наверное, поэтому она так поступила.
— Видимо.
— А сколько слуг уволили? — спросил Хэл.
— Да всех. По крайней мере тех, что работали в доме, а нас там было много. Всех до одного, кроме Альберта. А уж почему его оставили — для меня загадка. Он сказал, сэр Генри воспротивился, но я не верю. Он темная лошадка, Альберт, всегда умел держать рот на замке. Но я никогда не завидовала тому, что его оставили. Он очень доволен службой у вас в семье, мисс Аликс, заработал на хорошую пенсию и на упоминание в завещании сэра Генри — так сказал ему сэр Генри, хотя, будем надеяться, до этого еще далеко.
— А наша семья очень довольна его службой, — искренне произнесла Аликс. — Мы не могли бы и мечтать о более верном слуге.
— Таков уж он, Альберт. Я думаю, вам с Эдвином пришлось нелегко, когда вас отправили в школу-интернат, а няне дали от ворот поворот. Как она плакала, когда ей пришлось уйти!
— Бабушка сказала, что она сама хотела уйти, ей представилась возможность получить хорошее место в Австралии, а она всегда стремилась туда уехать.
— Вам так объяснила ее светлость? Нет, ваша няня мечтала отправиться в Австралию не больше, чем улететь на Луну. Она до того любила вас с мистером Эдвином и привыкла к мисс Изабел — не могу вам передать. Все глаза выплакала, когда ваша сестра погибла. Только ей дали понять, что у нее возникнут трудности с рекомендациями, если она останется в Англии. Ну она и постаралась сделать что могла, и в конце концов все устроилось к лучшему. Она вышла замуж в Австралии, обосновалась и очень счастлива. Имеет троих деток, пишет мне каждый год.
— Она обещала писать и нам, но писем не было.
— Как вы сами сказали, осмелюсь заметить: ваша бабушка не желала, чтобы вам напоминали о тех временах.
Разговор с Мэвис породил больше вопросов, чем дал ответов. Они выпили чаю, и Мэвис рассказала им, что покидает Лондон, возвращается на север и выходит замуж за Джозефа Харкнеса, хозяина «Куинс хед».
— Он был моим возлюбленным еще до того, как я уехала, но наши дорожки разошлись. Потом он прибыл в Лондон, разыскал меня, ну и вот, сами видите.
Аликс порадовалась за бывшую горничную, а Хэл отправился поздороваться с Джо, которого знал еще по старым временам. Вскоре они распрощались и тронулись в обратный путь.
— Один тупик за другим, — вздохнула Аликс, когда они медленно ехали по обледеневшим дорогам.
— Будьте благоразумны, — промолвил Хэл. — Если сэр Генри и ваша бабушка не желают помогать, а Труди запечатала свои уста, попытайте счастья у попечителей вашего наследства — они должны знать подробности о семье вашей матери.
— Все они у дедушки в руках, — мрачно возразила Аликс. — Они станут мямлить, запинаться и посоветуют обратиться к нему. А он скажет: спроси у бабушки. Нет, это заколдованный круг. Но я не намерена сдаваться. Я выясню, что произошло в том году, — нравится это бабушке или нет.
— Что ж, когда вернетесь в Лондон, первым делом надо связаться с юрисконсультами. Нет, не говорите мне, что они входят в семейную фирму. Пойдите к другим, я дам вам адрес; это фирма, абсолютно не связанная с вашей семьей и со здешними местами. Вы попросите их проследить пути следования своих родных. Они все сделают, хотя это займет время. И будет дорого стоить, так что очень удачно, что у вас есть деньги и вы можете им заплатить. Если они не добьются успеха или поиски затянутся, тогда я по приезде в Нью-Йорк свяжусь со своими адвокатами, чтобы те провели для вас расследование. Там, на месте, им будет легче наводить справки. Они могут обратиться в агентство, которое специализируется на розыске людей.
— К Пинкертонам?
— Вероятно. Тогда вы получите нужные детали. А если удастся, возьмете отпуск на службе и, сев на первый же пароход до Америки, посетите родной город вашей матери, навестите ее могилу и могилу сестры.
— Я бы хотела это сделать, — сказала Аликс. — Спасибо, Хэл. В Уэстморленде человек оказывается так укутан в семейный кокон, что забывает обо всем на свете. — И добавила: — Вы наблюдали за Сеси и Майклом?
— Занимаетесь сватовством? — засмеялся Хэл.
— Вовсе нет. Мне нравится Майкл. Он, кажется, чем-то встревожен. Надеюсь, это не оттого, что Гриндли его отвергают?
— Гриндли, похоже, вообще не обратили на него внимания. Он небогат и неродовит, не имеет хороших связей отношения к сантехническом у оборудованию. Трудно ожидать, что они им заинтересуются.
Некоторое время они ехали молча. Солнце садилось, расцвечивая небо на западе красными полосами и превращая ледяное озеро в пламенеющий мираж.
— Вам, вероятно, было тяжело в довершение ко всему потерять еще и няню, — промолвил Хэл.
— Мы были в замешательстве, так что это было просто еще одним непонятным обстоятельством. Бабушка заявила, что большим мальчикам и девочкам няня не требуется, а у Утраты появится новая няня, которая не станет ухаживать за нами. Эдвин все равно должен был после Рождества уехать в школу-интернат. Она отправила в школу и меня.
— Жалеете?
— Нет. Неплохая школа. По правде сказать, она мне нравилась гораздо больше, чем следующая, которая была просто отвратительной. Видите ли, если мне в любом случае было суждено расстаться с Эдвином, то не имело значения, осталась бы я в «Уинкрэге» или уехала в школу. По крайней мере там у меня образовалась компания. Стыдно признаться, но я ужасно завидовала Утрате — тому, что она маленькая, сирота и получала гораздо больше внимания. Не от бабушки, конечно. Та всегда относилась к ней с презрительным снисхождением. Нет, от дедушки и тети Труди. Да и слуги тоже считали Утрату несчастной сироткой и очень с ней носились. Так что мне было лучше в школе.
— В Америке мало семей отправляют своих отпрысков в школу в восемь или девять лет. Они склонны держать их под крылом.
— Неужели?
— Они считают нас, англичан, жестокими — из-за того, что мы сплавляем своих детей из дома в интернаты.
— А вам было плохо в школе?
— Я терпеть ее не мог, но жаловаться не имело смысла.
— Если я выйду замуж и у меня появятся дети, я не стану отправлять их в интернат.
— Ваш муж может настаивать на этом.
— Я не выйду за такого человека. — Аликс засмеялась. — Подобный вопрос вряд ли возникнет. Не думаю, что когда-нибудь вообще выйду замуж, не говоря уже о детях. Того, что я насмотрелась из семейной жизни, довольно, чтобы отвратить меня от самой мысли.
Глава сорок восьмая
— А где Утрата? — спросила Аликс Урсулу, которая в холле обувалась в сапоги.
— Наверху, в детской, играет на пианино. Она сказала, что от всех этих рождественские гимнов и праздничных мелодий ей захотелось опять вернуться к Бетховену. На самом деле она играет гаммы. Попробовали бы меня заставить в каникулы упражняться. Правда, я не помешана на музыке.
Аликс поинтересовалась, не возражает ли Урсула, что ее оставили в одиночестве. Как-никак она все-таки гость, Утрата пригласила ее.
— Ничего, я к ней привыкла! — бодро заверила Урсула. — Когда на нее нападает музыкальное настроение, ее ничем не проймешь. Сомневаюсь, что даже леди Ричардсон сумеет оттащить ее от фортепьяно. А иначе, у меня тут есть одно дело, так что я не возражаю. Честное слово, Аликс.
«Она думает, я переживаю, создаю ажиотаж, — решила Аликс. — Для нее я взрослая, озабоченная только хорошими манерами, тем, что положено и что не положено. В общем, зануда».
— Идешь кататься на коньках? — спросила она Урсулу, которая надевала пальто.
— Сейчас — нет.
А вот теперь Аликс вела себя как любопытствующая взрослая.
— Какая хорошенькая шляпка и шарф!
Урсула хихикнула.
— Не такая хорошенькая, как та, что вы мне подарили, но она наверху и слишком хороша для сегодняшней прогулки. А эти вещи принадлежат милой Розалинд, она оставила их здесь в Рождество. Я возьму их с собой, когда соберусь домой, а пока поношу. Кажется, они из ангоры или мохера, с шелком. Немного не сочетаются с моими волосами, зато теплые.