— Начали уже беспокоить Зорастан. Посол к Володу вчера приезжал. Просят военной помощи, но при этом ещё и торгуются, как на базаре. Практически просят им помочь в обмен на их доброе слово и хорошее отношение.
— Ну, взаимопомощь — тоже нужная вещь.
— Согласен, если помощь действительно взаимная. А они нам великую услугу обещают — сообщать о передвижениях регулярных частей противника.
— И в чём подвох?
— Да в том, что хозарские шайки с ними делятся добычей за то, что те их беспрепятственно пропускают на наши земли.
— Но ведь они обещают…
— Они обещают о регулярных частях сообщать, а их там уже лет четыреста не бывало. А про банды они ничего не обещают. Чисто восточное коварство.
— Так за что тогда им помощь оказывать?
— Вот мы так Володу и сказали. Он согласился, сейчас посол голубиной почтой своему шаху послание отправил, ждёт новых инструкций. Думаю, пока за они кошелёк держаться будут, их кызбеки с потрохами слопают.
— А сам Джура-хан далеко?
— Пока не знаем. В Зорастане его ещё точно нет, птичья разведка работает плотно, — он отчаянно зевнул, с хрустом раздирая челюсти.
— Вот что, друг, — тяжёлая ладонь гнома легла на плечо, — поспи-ка ты немного, совсем, смотрю, замотался.
— Хорошая мысль, — согласился Акела. Через минуту он уже храпел, упав головой на постель.
…Вернувшись в город, Славку он застал в покоях. Тот мрачно пил пиво в гордом одиночестве. Акела присел рядом и радостно хлопнул друга по плечу, налил себе пива и с удовольствием сделал большой глоток.
— Ну, ваше сиятельство, как дела кнезские?
— Хреново, Борисыч.
— Что так?
— Бояре эти уже вот где у меня, — Клим резанул по горлу ребром ладони, — некоторые, правда, нормальные мужики, занялись делом. А большинство… — он обречённо махнул рукой, да сейчас сам увидишь.
— В смысле?
— Сейчас Дума боярская соберётся.
— Интересно, конечно, только я тут с какого боку? Я ж простой витязь, это вы князья да воеводы.
— Борисыч, не будь занудой, а? Чего это ты заприбеднялся? У тебя грамота такая, что любого кнеза построить можно, а тут… — и вдруг, сбившись с тона, попросил чуть ли не жалобно, — ну, помоги, будь человеком! Веришь, они мне уже всю плешь проели.
— Ладно, не журысь, кнез. Охранников строили только так, а тут какие-то бояре.
…Дума заседала в главной палате. Нарядный Клим сидел на резном троне, перед ним по обе стороны у стен расположились на широких резных скамьях разодетые бояре. Позади трона стояли два стража с традиционными топориками, да ещё пара у входа. Как-то замысловато их, помнится, звали. А, рынды, вроде. Чтобы не сидеть на положенном ему месте в самом конце скамьи, Акела, воспользовавшись служебным положением, встал возле трона.
Первым поднялся толстый седой боярин, занимавший место у самого трона, видимо, глава этого сборища. Поглаживая рукой, унизанной перстнями, роскошную бороду, он начал речь. Толстяк долго размазывал манную кашу по чистому столу, рассказывая о своих славных предках, веками служивших верой и правдой кнезу и Руссии, о своих заслугах. В итоге всю эту ахинею он завершил вполне ожидаемым выводом — негоже отступать от освящённых веками традиций. Это, дескать, «временщикам» (так, это уже в наш огород булыжник) к лицу. А как они, представители славных родов, Великому Кнезу в глаза посмотрят, ежели вдруг чего не так… Ну, и далее в том же духе.
Затем слово взял сидящий напротив первого широченный чернобородый боярин.
— Хорошо, что глава наш Славодум о чести нашей печётся. Только, ежели сейчас напасть эту не остановить, ни кнеза нового не будет, ни Думы нашей, ни Руссии. Так на чью ты мельницу, боярин, воду льёшь? Кому на руку твои речи?
Славодум, побагровев, разинул рот.
— Погоди, я тебе говорить не мешал. Я так мыслю, бояре — если прёт на нас эта саранча, крови русской алкая, нечего тут в думках копаться. Вместно ли, вишь, осиновой палкой их бить или дубовую взять, дабы честью боярской не попуститься. Чести нашей урон будет, если врагам землю нашу отдадим. Ты дедов-прадедов поминал, а ежели они бы так же дурью маялись, ты бы и не родился вовсе.
— Негоже, Мирослав, боярину думному такие речи, — вскочил худой желтолицый бородач, потрясая посохом, — лучше погибнуть, нежели чести боярской урон нанести.
— Что-то ты погибнуть не торопился в последний хозарский набег, — прогудел чернобородый, — как мы в бой, так у тебя то грыжа вылезла, то понос приключился.
— Кого срамословишь, худородный? — вскинулся желтолицый, тряся жидкой бородой.
— Это я худородный? — вскинулся чернобородый «шкаф», сжимая кулак размером с голову оппонента. Клим не вмешивался, ожидая «продолжения банкета». Зря он так ситуацию отпустил, этих раздолбаев надо строить, и чем быстрей, тем лучше. Акела выступил вперёд.
— Тихо, бояре! — гаркнул он.
— Ты ещё кто таков? — буквально взвился Славодум, вскакивая с непостижимой для его веса лёгкостью.
— С этого и начнём, — спокойно ответил возмутитель спокойствия, — зовут меня Акела. А право моё — вот! — и он хлопнул о ладонь своей грамотой с двумя печатями, Волода и Ставра. Он ещё не очень разбирал рунную грамоту, но содержание её знал хорошо. Права там были такие, что Джеймс Бонд с его правом на убийство был смешон, как Мурзилка.
Славодум прочёл грамоту, побагровел, но, прочистив горло, ничего не сказал, передал Мирославу.
— Дельно, — сказал тот, прочтя и возвращая свиток Акеле, — и с чем же пришёл ты к нам, посланец Великого Кнеза и Собора Русского?
В рядах бояр пронёсся удивлённо-испуганный шепоток.
— К вам, — с нажимом ответил Акела, — с миром. А вот к той саранче, что к Руси уже подбирается — нет. Голосуем, бояре. Кто согласен с уважаемым Славодумом, поднимите посохи. Хорошо.
Посохи подняли пятеро — Славодум, жидкобородый и ещё трое. Взгляд Акелы стал жёстким.
— Уважаю ваши убеждения и ни к чему вас принуждать не могу и не хочу. Раз это противно вашей чести, идите домой и без зова не являйтесь.
Вид у бояр-диссидентов стал растерянным. Желая заставить нового кнеза плясать под свою боярскую дудку, они в открытую лезли на конфронтацию. Теперь они, по сути, сами себя вывели из игры, потеряв всякую возможность влиять на ход событий. Их оппоненты прятали в бородах язвительные улыбки. Медленно, один за другим, несогласные вышли вон.
— Ну, что, братья, зададим ворогу? — широко улыбнулся Витязь особого назначения.
…Войдя в покои, Акела сел за стол. Устал он что-то сильно, особенно последнее время. Да и неудивительно — носятся как бобики, спят по три-четыре часа. В баню, что ли, сходить? А что, хорошая мысль.
Он скинул доспехи и оружие и пошёл по коридорам терема. Тут, в принципе, опасаться было нечего, помещение хорошо охранялось и снаружи и внутри. Парился он около часа, обливался ледяной водой и снова нырял в раскалённый воздух парилки. Расслабленный и довольный, Витязь возвращался в покои.
В коридоре навстречу ему попались двое челядинов, один нёс стопку чашек, другой поднос с ложками. Акела чуть посторонился, пропуская их. Он погрузился в свои мысли, что, как ни странно, и спасло ему жизнь.
Поднос с ложками вдруг полетел ему в лицо. Подсознание дало телу команду с упреждением на долю секунды, едва тело нападавшего изменило положение. Нож в руке убийцы ткнул то место, где Акелы уже не было. Отшатнувшись, он сместился влево и вперёд, за правое плечо атакующего.
Захватив левой рукой запястье вооружённой руки, правой он резко ударил его в печень и обоими руками вывернул руку с ножом узлом наружу. Раздался хруст связок и тот с воплем рухнул на пол. Помня про второго, витязь вслепую крутанул «хвост дракона». Вовремя. Подбитый подсечкой, второй убийца рухнул рядом. Удар кулаком в голову лишил его сознания, нож выпал из руки. Подхватив его, Акела снова повернулся к первому.
Тот, придерживая покалеченную руку, медленно поднимался с пола. Не мудрствуя лукаво, Акела двумя точными пинками отправил его в надёжную отключку. Подбежали стражники и замерли, ожидая разноса. Неохота было ничего говорить. Витязь молча указал на тела и скрестил пальцы решёткой. Кивнув, стражники вывернули нападающим руки и потащили их по коридору. Акела поднял полотенце, повесил его на плечо и пошёл дальше, крутя между пальцев трофейный нож.
В покоях его ждал сюрприз, — за столом сидели Андрей со Светланой. Девица явно повзрослела и расцвела в своей первой любви. На щеках румянец, на губах улыбка, в нарядном сарафане и ярких лентах. После рукопожатий и объятий Светлана вдруг спросила: «А что с тобой случилось?»
— С чего ты взяла? — удивился Акела.
Девочка пожала плечами.
— Просто. Чувствую.
— Нештатка? — спросил Барс без всякого выражения.
— Да тут, когда из бани шёл, какие-то двое челядинов решили посмотреть, что у меня внутри.
