— Кто же мне их даст?
— Я, — ответил Сальватор.
Открыв небольшой секретер, в потайном ящике среди многочисленных бумаг он нашел подписанный паспорт, в котором не хватало только имени владельца и описания примет.
Он заполнил пустые строки: в графе «имя» написал «Брат Сальватор», а в другой графе указал приметы Сарранти.
— А виза? — спросил Доминик.
— Вот виза сардинской миссии до Турина. Я собирался поехать в Италию (инкогнито, разумеется) и предусмотрительно обзавелся этим паспортом, он вам пригодится.
— А после того как я дойду до Турина?..
— В Турине вы скажете, что дела вынуждают вас отправиться в Рим, и вам без всяких трудностей завизируют паспорт.
Монах схватил обе руки Сальватора и крепко их пожал.
— Брат! Друг! Как я отплачу за все, что вы для меня сделали?! — воскликнул он.
— Как я вам уже говорил, брат мой, — улыбнулся Сальватор, — что бы я ни сделал, я навсегда остаюсь вашим должником.
Вернулась Фрагола. Она слышала последние слова.
— Подтверди нашему другу, что это так, дитя мое, — попросил Сальватор, подавая девушке руку.
— Он обязан вам жизнью, святой отец. Я обязана ему своим счастьем. Франция, в той мере, в какой это по силам одному человеку, будет ему, возможно, обязана своим освобождением. Как видите, долг огромный. Располагайте же нами!
Монах посмотрел на прекрасные лица девушки и ее возлюбленного.
— Вы творите добро: будьте счастливы! — благословил аббат молодых людей жестом, полным отеческого и милосердного снисхождения.
Фрагола указала на сервированный стол.
Монах сел между Сальватором и его подругой, неторопливо прочел «Benedicite»[15]; те выслушали его с невозмутимостью чистых душ, убежденных в том, что молитва доходит до Бога.
Ужинали быстро и в полном молчании.
Сальватор прочел в глазах монаха нетерпение и, не ожидая окончания трапезы, встал.
— Я к вашим услугам, святой отец, — сказал он. — Но перед тем как отпустить вас в дорогу, я дам вам талисман. Фрагола! Принеси Шкатулку с письмами.
Фрагола вышла.
— Талисман? — переспросил монах.
— О, не беспокойтесь, святой отец, это не идолопоклонство. Я вам говорил, какие трудности ждут вас в пути, пока вы доберетесь до святого отца.
— Так вы и там сумеете мне помочь?
— Может быть, — улыбнулся Сальватор.
Фрагола вернулась со шкатулкой в руках.
— Свечу, воск и гербовую печатку, девочка моя! — приказал Сальватор.
Девушка поставила шкатулку на стол и снова вышла.
Сальватор отпер шкатулку золоченым ключиком, висевшим у него на шее.
В шкатулке лежало десятка два писем; он выбрал одно наугад.
В это время Фрагола возвратилась, неся свечу, воск и печатку.
Сальватор вложил письмо в конверт, запечатал воском и надписал:
«Господину виконту де Шатобриану, в Риме».
— Возьмите, — сказал он Доминику. — Три дня назад тот, кому адресовано это письмо, устав от бессмысленной жизни в Париже, уехал в Рим.
— Господину виконту де Шатобриану? — переспросил монах.
— Да. Перед его именем распахнутся любые двери. Если вам покажется, что трудности непреодолимы, дайте ему это письмо; скажите, что вам передал письмо сын того, кто его написал, и сошлитесь на воспоминания об эмиграции. Тогда виконт станет вами руководить и вам останется лишь следовать за ним. Но вам следует прибегнуть к этому средству лишь в случае крайней нужды, иначе тайна станет известна уже трем людям: вам, господину де Шатобриану и нам с Фраголой (мы с ней — одно целое).
— Я готов слепо исполнить ваши указания, брат.
— Это все, что я хотел вам сказать. Поцелуйте у этого праведника руку, Фрагола, а я провожу его до городских ворот.
Фрагола подошла и приложилась к руке монаха; тот следил за ней с ласковой улыбкой.
— Еще раз благословляю вас, дитя мое, — проговорил он. — Будьте так же счастливы, как чисты, добры и хороши собой.
Потом, словно все живые существа в этом доме заслуживали его благословения, монах прикоснулся к голове собаки и вышел.
Перед тем как последовать за ним, Сальватор нежно поцеловал Фраголу в губы и шепнул:
— Вот именно: чиста, добра и хороша собой!
И он пошел догонять аббата.
XXIX
ПАЛОМНИК
Прежде чем отправиться в путь, аббату необходимо было зайти к себе; молодые люди направились на улицу Железной Кружки.
Не успели они пройти и нескольких шагов, как комиссионер, которому закутанный в плащ господин передал письмо, отделился от стены и последовал за ними.
— Могу поспорить, что у этого комиссионера дело на той же улице, куда направляемся мы, — заметил Сальватор, обращаясь к монаху.
— За нами следят?
— Еще бы, черт побери!
Молодые люди трижды оглядывались, в первый раз — на углу улицы Эперона, в другой — на углу улицы Сен-Сюльпис, потом — перед тем как войти в дом аббата. Казалось, у комиссионера дело в том же месте, куда они идут.
— О-о! — пробормотал Сальватор. — До чего ловок этот господин Жакаль! Но Бог на нашей стороне, а Жакалю помогает только сатана; может быть, мы окажемся удачливее.
Они вошли в дом. Аббат взял ключ. С привратницей разговаривал какой-то человек, поглаживая ее кота.
— Приглядитесь к этому господину, когда мы будем выходить, — предупредил Сальватор, поднимаясь с Домиником по лестнице.
— К какому господину?
— Который разговаривает с вашей привратницей.
— Зачем?
— Он пойдет за нами до заставы, а может быть, последует за вами и дальше.
Друзья вошли в комнату Доминика.
После Консьержери и префектуры комната им представилась оазисом. Заходящее солнце неярко освещало ее в этот час; из Люксембургского сада доносилось пение птиц в цветущих каштанах; воздух был свеж, и на душе становилось радостно, стоило лишь войти в этот уголок.
У Сальватора сжалось сердце при мысли, что монах должен оставить эту тихую комнату и отправиться в странствие по большим дорогам, из страны в страну под палящими лучами южного солнца и пронизывающим ночным ветром.
Аббат остановился на мгновение посреди комнаты и огляделся.
— Как я был здесь счастлив! — сказал он, попытавшись облечь в слова то, что испытывал в эти минуты. — Я провел самые приятные часы моей жизни в этом тихом уголке, где единственной радостью мне были мои занятия, а утешение мне давал Господь. Подобно монахам Табора или Синая, я порой переживал нечто сродни воспоминаниям из прошлой жизни или предвидениям жизни предстоящей. Словно живые существа, проходили здесь перед моим взором самые счастливые мечты моей юности, блаженные воспоминания о моем отрочестве. Я просил у Бога лишь послать мне друга — Господь дал мне Коломбана; Бог взял его у меня, но ниспослал мне вас, Сальватор! Да свершится Божья воля!
