смеемся.
«Кстати, "Виагру" что ли "изобрести"?! Надо поискать в интернете инфу. Может и реально… И деда порадовал бы! И Митричу завез бы упаковку… Сам не успел дожить до "полшестого", но могу представить, каково это осознать, что ты больше не мужик… Мдя… Хм… Да и денег немерено срублю! Мдя!»
И снова, столь умиротворяющий меня, стук колес. Всполошенные тени мечутся по стенам нашего СВ.
КГБ… КГБ… КГБ… — выстукивают колеса. Но звучит эта зловещая аббревиатура сейчас, почему-то, совершенно безобидно.
«Что ж, за добрые дела, и правда, иногда воздается. Кто б мог подумать… Вон, сама тётя Нина промолчала, а Ирка рассказала… Хотя, похоже обычная проверка перед выездом в капстрану. Не знаю, как она должна проходить эта "обычная проверка" — надо воспоминания в интернете поискать, но то что Ирина рассказала… именно на "обычную проверку" и похоже! Стандартные вопросы: как жила семья Селезневых, какие отношения у сына с матерью, с соседями, как оба отзывались о государстве и партии… Конечно, напрягает копание в — "давно ли у парня талант к музыке и языкам прорезался"? Но на этот вопрос, если моя симпатичная соседка не придумывает, то её мама очень удачно вспомнила, как я частенько "тренькал" на пианино, а с ней здоровался на лестнице по-английски! Хм… И было-то, по-моему, один раз — в шутку, а смотри ж ты…»
На соседнем месте сладко сопит Леха, под нашими полками надежно покоятся четыре объемные сумки с килограммами банкнот, золота и патронов. Под моей подушкой лежит, с трудом оттертый от смазки, ТТ. Впрочем, под Лехиной тоже.
Мерный стук колес…
Глаза закрываются сами.
Утром, по возвращению в Москву, я не сделал даже попытки попасть в школу…
Позавчера, Леха специально заранее припарковал наш "москвич" на Комсомольской площади, вызывать авто из гаража МВД или везти "сокровища" на такси, нам показалось перебором. А вот без носильщика, как и в Ленинграде, не обошлось: четыре сумки и свежекупленный чемодана для "шпильмановского" барахла, плюс костюм, который приходилось нести чуть ли не на вытянутой руке. Милиции на перроне не было вообще, урки нас тоже проигнорировали, агенты КГБ из-за урн не выглядывали и все наши переживания остались беспочвенными…
Хотя переоформление документов в гаражном кооперативе еще не прошло, но ключи бывшая хозяйка сразу отдала Лехе, в обмен на деньги, да и замки "мамонт" уже поменял. Поэтому, кое-как замаскировав бесценные сумки лысой резиной оставшейся от "запорожца", мы сразу поехали в Студию…
Новый ПАЗик, пусть и с "милицейской" серией "МКМ", но хоть без ведомственной раскраски, доставил всю нашу гоп-компанию в киноконцертную студию "Останкино" и сейчас грел мотором сам себя где-то на полупустой служебной стоянке.
Все, по традиции… Репетиция обязательна для всех, кроме "мэтров". Отрабатывается заглавный выход участников, поклоны, расстановка на сцене, музыкальные "отсечки" оркестра и вступительная "подводки" ведущих — Маслякова и Жильцовой.
Светлана Жильцова меня оставила равнодушным, как с "исторической" точки зрения, так и… с чисто мужской. А вот "бессменного ведущего" КВН я порассматривал с интересом.
Есть такие редкие типажи, что со временем почти не меняются. Конечно, сейчас морщины — пореже (а если быть точным — их, почти, нет!), вес — поменьше, но в целом и через 40(!) лет Масляков будет оставаться все таким же… "масляным". Круглое, как блин лицо и масляная улыбка сверху. Зато сколько плохо скрываемого высокомерия за кулисами… Но ровно до момента, пока к нему не обращается кто-то из "равных". Тогда лицо "папы КВН-на" снова заливает здоровая порция "масла" — неискреннего и неприятного.
Странно. В "прошлой" жизни, я хоть и не был фанатом Маслякова, но относился к нему вполне лояльно. Он прочно ассоциировался у меня с студенческим весельем и остроумными шутками. А сейчас вызывает прямо острую неприязнь.
Проблема послезнания? Но ничего криминального я за Масляковым вспомнить не мог. Конечно, ходили какие-то слухи, но про кого их не было?! "Монетизация" юмора? Даже не грех… Все зарабатывают на жизнь, как могут.
Я мысленно пожал плечами и еще раз отметил для себя аляповатый галстук ведущего, совершенно неподходящий под его некрасивый серый костюм.
«Впрочем, у Жильцовой платье еще бездарнее. Наши девицы тут станут верхом элегантности и вкуса! Правильно, что мы не потащили их наряды на репетицию — сюрпрайзом будет…»
Режиссер концерта, руководивший репетицией, являл собой очередного деятеля искусств "типичный наружности". Впрочем, не только режиссер. Пока ехали в Останкино, Клаймич, как раз, рассказал в автобусе очень жизненный анекдот:
— Конферансье торжественно объявляет: — Дорогие зрители! Начинаем эстрадный концерт! Перед вами выступят именитые певцы, знаменитые скрипачи, замечательные танцоры, лучшие юмористы… Голос из зала: — А можно сегодня без евреев? — Можно. Но тогда концерт окончен!
Все посмеялись. Громче других наши музыканты — Глеб, Владимир, Михаил и Борис. Понятно, что и про них анекдотец… Впрочем, по поводу Глеба не уверен, а с остальными — к гадалке не ходи.
Что-то я сегодня критично настроен… Но такое количество певцов, композиторов, поэтов и музыкантов в одном месте — прямо, наглядная иллюстрация клаймичевского анекдота. С музыкантами, хотя бы, все ясно, а вот зачем тут все эти поэты и композиторы — для меня непонятно. Им-то не выступать.
Вся эта братия находится в непрерывном броуновском движении: они постоянно передвигаюся, приветствуют друг друга, обнимаются, лобзаются, лицемерно улыбаются и участливо заглядывают друг другу в глаза. Они сбиваются в тесные кучки и что-то шепчут на ухо своему визави, тихонько смеются и нежно держатся за руки. Их лица оживленные и полные благожелательности, в один момент, неожиданно тускнеют и замирают как посмертные маски, когда они поворачиваются друг к другу спиной, и снова начинают лучиться жизнью и добротой, когда глаза находят очередного собеседника.
«Мерзкие шакалы… Слишком трусливые и подлые, чтобы решиться на что-то пока Союз жив, но обгадившие и духовно изнасиловавшие все, когда он испустил свой последний вздох. Бесполезная и лживая "прослойка"… и дело не в национальности… а в сути…»
— Лицо сделай попрощее, — Альдона, незаметно подошедшая в тот угол зала, где я предавался мизантропии, смотрит в сторону, но обращается ко мне, — заа что ты так возненавидел окружающиих?!
— А тебе они внушают добрые чувства? — я даже не пытаюсь спорить с очевидным.
Девушка наводит на меня синий прицел глаз и еле слышно хмыкает.
— Так зачем ты саам так активно сюдаа лезешь?
Ответно утыкаюсь в неё взглядом и, как можно весомее, чеканю:
— Уж не затем, чтоб стать таким же.
— А зачеем? —
