зеркала и была натянуты занавеска для "примерочной".
— Да, тут жить можно! — пошутил Леха.
Шпильман-младший шутливый тон не принял, пожал плечами и тяжело вздохнул:
— Обэхэсэсники свирепствуют… Дома уже ненадежно, поэтому — извиняйте за условия… И чем-таки могу быть полезен?
Я, конечно, понимал, что впереди была Италия, и одежду нужно покупать там, но лететь в Европу тоже нужно в приличном виде. К тому же, и собственный гардероб, и мамин, и даже Лехин давно пора было пополнить новыми вещами. В Москве до этого, элементарно, не доходили руки. Понятно, что ходить раздетым и босым не приходилось. Что-то сторговали у московских фарцовщиков, "сосватанных" нашим маклером — Яковом Эделем, что-то просто купили "по случаю", но, например, жутко модная в Москве "аляска" с капюшоном, отороченным мехом, и югославская дубленка для Сан-Ремо совершенно не годились. И по большому счету сейчас мне кроме пары джинсов и нескольких водолазок из тонкой шерсти, с собой взять было нечего.
Понятно, что в будущем, зная все тенденции моды на сорок лет вперед, я сам буду создавать моду и являть собой "икону стиля". Но сейчас, "губу нужно закатать" и соответствовать западному образу. Почерпнутому мною, в основном, из французских фильмов с Аленом Делоном!
Выслушав пожелания, Борис понимающе кивнул головой:
— Понятно… После вчерашнего звонка, эти вещи я собирал со всех "точек", специально под тебя. Есть очень приличные… Дорого, конечно, но давай я все покажу, а ты уж сам выбирай, что возьмёшь…
"Выбирай", конечно, громко сказано! Плохих или немодных вещей младший Шпильман не предложил, поэтому взял я все, что подошло по размеру.
Выглядеть в Сан-Ремо убогим сиротой я позволить себе не мог. Благо из прошлой жизни прекрасно знал, что плохо одетые люди уважения не вызывают. А ведь Италия должна стать первой ступенькой в лестнице моего стремительного взлета на вершину мирового музыкального Олимпа.
В итоге, со склада в "Скорую" перекочевали: светлый ультрамодный плащ, короткая куртка-"пилот" из коричневой замши, твидовый пиджак "в ёлочку" (для моих водолазок) и трое джинсов разных цветов и оттенков. До кучи, присоединились белые кроссовки и черные 'казаки'. Уже потеряв предположения о конечном ценнике, добавляю в "корзину" мужскую и женскую парфюмерию, алкоголь и даже сигары.
Ловлю пристальный взгляд Бориса. Не говоря ни слова, он вопросительно косит глазами в спину Лехе, помогающего плюгавому водителю "Скорой" паковать вещи и относить их в машину.
— Естесссственно…
— Я так и подумал, — Шпильман довольно прикрывает глаза.
— Лёш, иди сюда…
— НУ, А МНЕ-ТО ЗАЧЕМ?!
Страдальческий вопль "мамонта" отклика жалости в моей душе не находит…
Дежурный по Василиостровскому РОВД нас, с Лехой, сразу узнал:
— А Ретлуев на вызове, ребята! У нас на Декабристов, алкаш с ножом семью на улицу выгнал… Капитан сам поехал разбираться. Подождите его в "Красном уголке" или попозже заезжайте…
Все "ментовки" — места крайне унылые, и тратить время на изучение традиционного бюста Ленина и пропагандистских плакатов мне жутко не хотелось. К тому же, на улице нас ждала, "выданная в пользование", служебная "Волга" деда.
— А не скажете, по какому адресу уехал Ретлуев?
Я вежливо улыбаюсь пожилому старлею и тот начинает водить толстым пальцем в журнале дежурств:
— Во! Я же говорю, Декабристов… Пятый дом. 66-я квартира…
«Ха… Прямо под нами. Тетя Нина и Ирочка. Понятно!‥»
Невнятный шум и агрессивные выкрики мы услышали ещё на первом этаже.
То что дядя Сережа запойно пил, в подъезде ни для кого секретом не являлось. Хотя раньше, его дебоши за пределы квартиры и пусть и бывшей, но семьи, не выходили. К тому же, он имел привычку, периодически обходить соседей и занимать "по три рубля". Когда свои деньги и соседский кредит заканчивались — заканчивался и запой. Худой, с ввалившимися глазами и крайне молчаливый, дядя Сережа мог неделями спокойно ходить на свой завод, где работал токарем. Работником он был отличным, поэтому, за пьяные прогулы его так и не увольняли.
Да и долги соседям всегда и всем возвращал. В каком бы состоянии не занимал. Поэтому до сих пор и давали.
Тётя Нина с мужем развелась давно. Дочку — сначала школьницу, а затем и студентку, она поднимала одна. Бывший муж, который хоть и жил в соседней комнате небольшой двухкомнатной квартиры, никакого материального участия в судьбе собственного ребенка не принимал.
Из общения соседки с мамой, я знал, что разговоры о размене квартиры звучали постоянно. Но то "Ирочка должна закончить 8-й класс", то 10-й, то "варианты далеко от дочкиного института"… Сама тетя Нина высшего образования не имела и работала медсестрой в больнице, а учебу дочки тянула на себе изо всех сил, чтобы "Иришка выбилась в люди" и стала врачом.
Такое множество подробностей возникло в моей голове, пока мы неспешно поднимались до третьего этажа. А ведь в начале своей "эпопеи" даже имя красивой девушки с трудом вспомнил, встретив её у подъезда.
«Правда, в ресторан тогда сразу позвал, кобель старый!»
Небольшая лестничная площадка на три квартиры, была непривычно полна народа. Тут были сам Ретлуев, по обыкновению, в штатском, участковый и спаринг-партнер Лехи — Михалыч, еще один незнакомый мне милиционер, тетя Нина в халате и тапочках на босу ногу и Ира в красных спортивных штанах и легкой салатного цвета футболке. Так же на ступеньках толпились дворник и пара соседок, пытавшихся увещевать разбушевавшегося алкаша.
А дело-то серьезное… Что вступило дяде Сереже в голову, в этот раз — белочка ли навестила или окончательно мозги пропил, но диспозиция выглядела следующим образом: дверь в 66-ю квартиру была приоткрыта на ширину цепочки и снаружи ее удерживал за ручку, не давая закрыть, здоровенный Михалыч. В проёме маячил бледный, как тень, дядя Сережа с огромным кухонным ножом для мяса и безумным взглядом. Этим ножом он периодически тыкал вперед, заставляя всех держаться на почтительном расстоянии, а Михалыча прятаться за дверью. Соседки перекрикивали друг друга, пытаясь усовестить ничего не соображающего алкаша, тетя Нина плакала, дочь прижимала маму к себе и пыталась успокоить. Ретлуев с покрасневшим злым лицом, делал какие-то знаки Михалычу, незнакомый мне сержант тихонько стоял в углу и откровенно скучал, отдав инициативу в руки, присутствовавшего здесь начальства. Дворник воинственно держал свою метлу наперевес, как винтовку, и угрожающе ею помахивал, находясь от ножа на безопасном удалении.
— Я ееееей разме… ик… няю… Сукаааааа… Бляяяяя… нее подходиииии… Убьююю!!! — страшно вращал глазами и рычал спятивший сосед.
В царившей какофонии звуков, криков и мата
