Сон незаметно втянул Лёна в себя, обволакивая мягкими волнами и убаюкивая чуть заметной мелодией. Казалось ему, что летит он высоко-высоко над странной местностью — так летают в детстве. Где-то далеко в тумане невысокие горные вершины, а внизу — гладкая равнина, покрытая кое-где редким травяным покровом жухлого цвета. Равнину надвое делит ровная, прямая, как нить, дорога, а по ней бредут люди. Откуда бредут, куда бредут?
Лён посмотрел туда, откуда вытекала эта длинная людская река, и увидел, что исток её лежит меж двух горных вершин. Непроходимые гряды кольцом охватили равнину и образовали глубокую чашу, с одной стороны в которую просачивалась длинная процессия, и вытекала с другой стороны — в такую же воронку между двумя горами. Значит, там, откуда входят — прошлое, а в другой стороне — будущее? Идут, идут они по этой дороге, нескончаемо идут. И всё никак не покинут котловину. Страшно тут, как будто время остановилось.
Непонятно как он сумел снизиться и полетел над головами толпы, причём, никто не обратил на него внимания. Вот идёт мама, как тогда…
— Мама, почему ты тут, а не в Сумраке? — спрашивает он, и сердце сжимается от тоски по ней.
— А я в Сумраке, — спокойно отвечает мама, не глядя на него и продолжая мерно идти вперед — переход через узкую горловину был совсем близок, рукой подать.
Он поднял голову и посмотрел на всю толпу, идущую за мамой, как будто она была их предводительницей, вожаком. Вон их сколько, его предков. Вон видна среди пеших людей высокая фигура на коне. Кажется, что это далеко, но почему так хорошо видно? Лён уже знает, что это — Елисей. А ещё дальше — красная фигура — очень далеко, но всё видно. Это Финист.
Всё так же неведомым путём рея в воздухе над идущей мамой, он оглянулся и посмотрел вперёд, и сердце ёкнуло в груди — в той одинокой фигуре, что далеко шла впереди всей колонны, он узнал себя. Но как же так? Вот же он, парит вверху — он вообще вне времени!
Отлетев от мамы, Лён подлетел к невысокому подростку с рыжими волосами — отчего же раньше он себя не видел? Да, таким, наверно, он и был в тринадцать лет, когда первый раз попал в Селембрис. Как странно себя видеть — словно бы чужой.
— Куда идёшь ты, Лён, — спросил он у самого себя.
— Вперёд, — ответил тот, — к тому, кто будет после меня.
И указал рукой в горный проход.
— Там Румистэль? — в волнении спросил старший Лён, витающий в воздухе над дорогой.
— Конечно, — уверенно ответил подросток и замолчал так, что Лён понял: больше тот ничего не скажет.
"Как преодолеть время?" — подумал Лён. В прошлый раз оно сопротивлялось, и каждый шаг давался страшным усилием. И не заметил сразу, что начал скольжение в воздухе — прямо по направлению к проходу среди гор. Так легко было теперь, как трудно в прошлый раз. Наверно, это потому что тогда он шёл по дороге, а теперь летит! Но радость от своей власти над Дорогой переполнила его сердце — так, что он смеялся.
Оглянулся назад — как все далеко! Посмотрел вперёд: близко выход! Сейчас он минует это узкое горлышко и увидит Румистэля! Наконец, он спросит: скажи, Румистэль, где тебя искать? Кто ты такой, Румистэль?
И видит: правда, не обманул он сам себя — впереди идёт фигура. Знакомый плащ из чернобурки, пепельные волосы. Ты, Румистэль?
Он подлетает ближе, боясь, что принц исчезнет. Всё так же с воздуха, чуть опережает кого-то такого знакомого и заглядывает в лицо.
— Гедрикс?! — отшатывается он так, что чуть не падает на землю.
И видит он, что впереди толпа — все идут по длинной-длинной дороге, уходящей туда, куда Лён только что вошёл — в будущее. Как он попал опять в начало?! Там, откуда он вышел, должен идти он сам — последний в роду Гедрикса! Парадокс, небывальщина, абсурд!
— Да это же сон, сон! — говорил он сам себе, в отчаянии оттого что ничего у него не получилось. Сон обманул его, вывернул видения наизнанку и склеил события в непрерывную ленту. Такое бывает во сне, когда никак не освободишься от кошмара, от однообразно повторяющейся чуши.
Гедрикс уходил по Бесконечному пути вперёд и никак не удалялся — его высокая фигура всё так же маячила на ровной, гладкой ленте дороги.
"Если там будущее, — думал Лён, паря в воздухе, — то прошлое в другой стороне".
Нигде на всей этой дороге он не нашёл Румистэля — этот таинственный потомок Гедрикса скрыт во времени. И Лён быть им никак не может — он только что видел себя.
— Где ты, Румистэль?
Взгляд его обратился к узкой горловине, которую он только что миновал. Будущее его обмануло. А прошлое?
Медленно, словно боясь спугнуть догадку, он двинул по воздуху туда, откуда вышел Гедрикс, племянник волшебницы Эйчварианы, уничтожившей по глупости целый мир и поплатившейся за то своей головой, навеки сброшенной племянником в лимб, ледяное узилище навеки погибших душ.
Едва он оказался в горловине меж двух гор, как на дороге образовалась человеческая фигура — она шла в одиночестве. И в первый миг Лён подумал, что увидел Румистэля. Но это был не он — по дороге шла женщина.
Недоумевая, он приблизился и вдруг вскрикнул в гневе:
— Эйчвариана?!
Молодая женщина, закутанная в синий плащ, подняла голову и посмотрела наверх.
— Гедрикс, мальчик мой! — вскрикнула она, а в следующий миг разочарованно опустила голову — нет, ошиблась.
Нет, то была не волшебница Рагноу, не царственно-прекрасная Эйчвариана. Её лицо, её красота, но глаза выдавали иную душу. И тут вдруг Лён с внезапным всплеском сердца понял кого видит: мать Гедрикса, сестру Эйчварианы! Ту, что погибла при осаде замка Вероньяр, когда шестилетний Гедрикс бежал через тайный ход. Об этом он забыл. В памяти осталась только Эйчвариана, эта ненавистная убийца, а про её сестру он забыл.
И далее взгляд его с твёрдостью устремился вперёд — туда, где прошлое открывает все тайны. Сегодня его день.
Словно из воздуха вышла высокая худощавая фигура — с каждым шагом она становилась отчетливее. А в следующий момент это уже был всадник, но конь под ним менялся каждый миг. То это белый крылатый лунный жеребец, то вдруг он превращается в грифона и так же торжественно шествует по полотну дороги. То превращается в гигантского орла и тут же — в белого дракона. Яркий свет вдруг охватил фигуру принца, и все краски померкли в этом сиянии — теперь фигура была серебряной.
"Великий волшебник Джавайна!" — сами собой всплыли в памяти Лёна слова Эйчварианы — так она сказала о своем отце, деде Гедрикса. Том самом, который создал для своих дочерей целый мир и отбыл неизвестно куда. Вот эта фигура всегда была за пределами внимания Лёна! Он не вспоминал об этом! А тот, в кого пошёл своим магическим дарованием Гедрикс, прародитель всех, кто прошёл по Бесконечному пути, тот, кто говорил ко всем стихиям, и был Румистэль! Вот почему его не видно на дороге! Он вне времени! Повелитель времени! Волшебник Джавайна! Не Дивояра — нет! — древнего эльфийского Джавайна!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
