Рядом с ним шли его верная овчарка Блонди и генерал Бургдорф. С некоторым отставанием от Гитлера шел Альберт Шпеер.
Когда Гитлер подошел к Францу, тот вытянулся по стойке смирно и четко доложил свою фамилию, должность, звание. Фюрер пожал ему руку. Пожатие было слабым, рука слегка подрагивала. Нацистский вождь внимательно посмотрел в глаза Франца и тихо произнес:
— Я знаю о вас все, майор. Вы, 'ариец'. Угадал? — Потом фюрер сделал шаг назад, окинул бледным взором Франца с ног до головы. — Да, вы настоящий ариец. Вы образец немецкого солдата. — Гитлер оглянулся по сторонам. Шпеер и Бургдорф кивнули головами, поддержав его. — Мне о вас все доложили. Только такой как Буш — этот бездарный фельдмаршал, я отправил его в резерв, смог развалить фронт, имея все данные о наступлении русских, уехать в отпуск, оставив умирать солдат в лесах Белоруссии. — При этих словах глаза фюрера лихорадочно заблестели, однако больше Францу он ничего не сказал, повернул голову в сторону генерала Вейдлинга. Сделал шаг к нему. Тот доложил о себе по указанной форме.
— Я с вами знаком? — спросил Гитлер, пожимая генералу руку.
-Да, мой фюрер. 13 апреля этого года в Бергофе я получал из ваших рук награду — дубовые листья.
-Да, да помню. С вами был еще генерал-лейтенант Хаузер на костылях. Мне легче запоминаются фамилии, а лица нет. — Гитлер впился глазами в лицо Вейдлинга, как бы стараясь его запомнить и больше не забывать. Генерал не отвел взгляда. Гитлер одобрительно покачал головой. — Мне доложили, что вы готовили операцию 'Glaube', что последним оставили свои позиции, что проявили храбрость в боях, — он повернул голову и посмотрел с упреком на Бургдорф. Мол, где награды? Тот побледнел, молчал, вытянувшись в струну. Фюрер не стал затягивать паузу и легко похлопал по плечу Вейдлинга. — Вы достойны тех дубовых листьев, генерал. Солдаты Вермахта достойны, иметь такого командира. И они бы выстояли, удержали фронт, если бы..., — Гитлер нервно дернулся, повысил голос, — если бы не бездарный Буш. Я ошибся в нем. И эта ошибка мне очень дорого обошлась. Мы потеряли группу Армий Центр. Мы потеряли лесные массивы Белоруссии, мы потеряли плодородные земли Украины. Я передал ему 5 танковую дивизию генерала Деккера с батальоном из 76 танков 'Пантер' и усилил 505 батальоном тигров из 45 'Тигров'— лучших танков в мире. Его пушка KwK 36 L/56 калибра 88 миллиметров, производимая заводом 'Wolf' в Магдебурге на дистанции 2000 метров поражает любой танк. Ему нет равных противников в бою. Днепровская цитадель должна была устоять. Каждый город — крепость, каждая река — непроходимая водная преграда. Если бы не Буш! Этот выскочка, Эта бездарь! ....— Гитлер возбужденно забегал по кабинету, входя в раж. Руки по-прежнему он держал за спиной. Ему так было привычнее, чтобы левая, отнявшаяся рука, не болталась как плеть. — Но не все потеряно, — истерично выкрикнул фюрер. — Германия выстоит. Армия Вермахта непобедима. Чем сильнее нас бьют, тем наши армии становятся белее закаленными, более опытными, более неуязвимыми, более сильными.
В жизни существует только один вечный 'закон культуры' — отбор и выживание сильнейших и храбрейших. Он проявляется в жизнедеятельности простейших клеток и пронизывает существование всех живых организмов — от микробов до высших млекопитающих и человека. Человек,— громко произнес Гитлер, закатив глаза, — сформулировал на основе высших принципов такие понятия как справедливость, мораль, — все это лишь вспомогательные средства для поддержания общественного порядка в рамках той или иной социальной системы. Эти средства ни в коем случае не отражают вечного закона борьбы и отбора. Решающее значение имеет по-прежнему лишь воля к жизни; в жизни побеждает сильнейший, и только он определяет, что такое справедливость и мораль.
Лицо Гитлера покраснело, глаза выпучились. Он начинал входить в состояние нервного исступления, двигаясь туда-сюда мимо небольшой группы генералов.
— Германия никогда не была свободной и самостоятельной в принимаемых ею решениях, она всегда должна была в своем политическом и экономическом развитии лавировать между Востоком и Западом.
Сегодня она ведет борьбу не на жизнь, а на смерть — если она проиграет ее, то проявит свою биологическую слабость и, следовательно, должна будет отвечать за все последствия этого факта. Но если западные державы считают, что победа будет на их стороне, они заблуждаются. Если им удастся сокрушить тот бастион, которым является Германия, следуя своей политике 'безоговорочной капитуляции', победа достанется не Западу, а Востоку, которую тот заслужил. В результате совершенно безразлично, какие политические позиции будут заняты по отношению к Востоку. В случае поражения немецкий народ должен будет безропотно покинуть авансцену истории.
Поэтому я требую! — голос Гитлера приобрел характерную хриплую окраску, подобную скрежетанию ржавого железа, волосы разметались по лицу, глаза загорелись яростным огнем, он затрясся, исступленно взирая на генералов снизу вверх, — напряжения всех сил и средств, борьбы — до последнего патрона, до последнего солдата, до последнего вздоха....
Все присутствующие в кабинете замерли, стояли, не шелохнувшись, восхищенно внимая спонтанную, взрывную речь своего вождя. Когда тот подбежал к столу, генералы как по команде развернулись на сто восемьдесят градусов. Было видно, насколько сильно внушение его слов и жестов на людей. Высказанные, подготовленные для большого совещания, а здесь репетируемые фразы Гитлера, выстреливали прямо в сердце. Когда Рейхсканцлер сделал паузу, сел за большой стол чтобы передохнуть, генералы Шпеер и Бургдорф захлопали в ладоши и главный адъютант выкрикнул: — Хайль, Гитлер!
Франц и Вейндлинг переглянулись, мол, подождем, что будет дальше.
-Может придушить его, Франц? — вдруг раздраженно подал голос Клаус. — Одним пальцем проведу — нет фюрера. Нет этого маразматика, нацистского Дьявола.
-Даже не думай! — послал приказ Франц. — Погубим себя, генерала Вейдлинга и нашу мечту.
-Я вижу, ты тоже попал под магию слов Гитлера, — сокрушенно вздохнул Клаус. — Я слышал об этом, но не был уверен, что это так. В наше время многие немцы удивляются, как и почему весь немецкий народ слепо пошел за Гитлером, поверил ему, подхватив его национальную идею о превосходстве немецкой расы над всеми другими. Стал под ружье и с иезуитским воодушевлением, безжалостно выполнял его приказы, по уничтожению евреев, цыган, славянских народов, во второй мировой войне. Этому нет оправдания.
Франц молчал, не зная, что ответить другу. Воспитанный в те годы в духе ура патриотизма, он и сам порой, будучи юным, сливаясь в толпе, выкрикивал слова восхищения Гитлером на феерических манифестациях. Он видел, как кричали исступленно люди в слезах, приветствуя своего вождя. — Толпа и есть толпа, — вдруг подумалось ему. — Человек в толпе мгновенно заряжается ее духом и настроением. Управляет толпой лидер, а плох он или хорош, разбираются позже, когда прольется кровь. В эту минуту после горячей речи Гитлера Франц не был готов разговаривать с Клаусом на эту тему.
