– И что бы это значило? Ты сама никого не подозреваешь? – Дара смотрела на крестницу весьма неодобрительно. В конце концов, не для того Сана окончила Курсы, чтобы сразу не почувствовать на себе дурную энергетическую подвеску. Да и давать сдачи ее учили – так в чем же дело? Вот разве что изысканный и утонченный почерк Фердиада, который почти неощутим…
Сана задумалась. Если бы порча проявилась сразу! Но она явно была миной замедленного действия, как гейс Дары…
– Фердиад! Ну точно – Фердиад! Помнишь, на Йуле?
– Да! Верно! Тогда, на Йуле?
– Ну да! Я ведь там, у него, чуть не спятила! Если бы не ты – он бы меня, наверно, до палаты номер шесть довел!
– Меня тоже. Вот ведь чертов сид… А ты вот что скажи – был у него на руке перстень? Такой довольно крупный, серого металла, со странным камнем, тоже серым, почти черным, который в работе светлеет?
Сана попыталась вызвать перед глазами того Фердиада, который одолел ее в ночь Йула. Тут выяснилось, что она очень многого не помнит, как будто кто-то поработал с ее памятью без лишней деликатности, вырезая целые куски и не заботясь о том, как состыкуются остальные.
– Не вижу я перстня, вообще ничего не вижу. Я там, в номере, поняла, как чувствует себя выжатый лимон…
– Перстень, скорее всего, был, – подумав, решила Дара. – Вообще-то ты, крестница, заварила какую-то малосъедобную кашу. Молчи, не встревай – я тоже кашу заварила! Еще почище твоей!
Сана ожидала взрыва злости, но крестная вздохнула и отрешенными глазами уставилась в окно – как будто там, за стеклом и за снегопадом, было что-то, одурманивающее ей душу.
– Враг Фердиада, говоришь? Я найду этого врага. Я даже знаю, как именно я его найду. Сегодня же… нет, сегодня не получится, я же обещала сделать талисман! – значит, завтра я выезжаю в Москву. И там я поймаю за хвост этого врага!
– За хвост?!
– Вот именно.
– Крестненькая! А что, если в шаре посмотреть? – предложила Сана.
Когда ей пришла в голову мысль о хрустальном шарике, она пылала желанием, пока не установила шарик перед собой. А тогда только задумалась – не выйдет ли какой ерунды? И решила не пробовать в одиночку.
Дара задумалась.
– В шаре?… Нет. Пока не разберемся с твоей порчей – ничего лишнего ты делать не будешь. Ты же можешь примитивной обратки не выдержать.
Но дело было не только в Сане – что-то запрещало Даре нацеливаться шаром на лицо, которое пребывало где-то на грани миров, и это сильно смахивало на страх увидеть Диармайда таким, что реальность портрета разручит обаяние образа.
– А теперь скажи-ка мне – после Йула эта порча хоть как-то давала о себе знать? Ты работаешь с клиентами без проблем, или проблемы все-таки были? Ну?
Сана задумалась.
– Вроде бы нет… Но с одним клиентом было что-то такое, чего я объяснить не могу. Помнишь, перед Йулом, когда еще салон не открылся, забрел какой-то алкоголик?
– Какой еще алкоголик?
– Ну, помнишь?… Который к тебе приставал?
– Ко мне, алкоголик? В салоне, что ли? – тут Дара услышала умирающий голос неподвижной мумии и невольно рассмеялась. – Ну?!
– Из которого прямо сифонило?
– Да вспомнила я, вспомнила! Сифонило – а дальше?
– Я его поправила, подстроила ему тело в лучшем виде. Но назначила еще три сеанса. И хорошо, что дала ему свой телефон для контрольного звонка. Ведь после Йула – сама знаешь, что вышло…
– Ну, дальше?
– На втором сеансе – сифонит хуже прежнего! Я опять залатала. Третий сеанс! Не человек, а ходячий сквозняк! То есть, ни малейшей защиты, и отрицательная подвеска нечеловеческой силы, даже непонятно, кто у нас в городе лепит такие подвески. А может, он ее откуда-то привез, я спрашивать не стала. В общем, я понимаю, что это у меня клиент навеки, сегодня поправлю, завтра опять дырявый, и ко всему впридачу у него еще голова дырявая – время путает. И четвертый сеанс я ему вообще назначаю у себя дома и даже кладу ему в карман бумажку с адресом и временем, чтобы ничего не перепутал. А теперь смотри – я его лечила, лечила я его… Тридцатого декабря. До второго января он должен был вообще рассыпаться прахом! А приходит вполне нормальный, как будто первые сеансы наконец-то дали какой-то общий эффект. Ну вот – до сих пор не могу разобраться, почему так получилось.
– И где он теперь, этот алкоголик?
– А знаешь, он, кажется, вовсе не алкоголик… – задумчиво сказала Сана. – Он попал под сильнейший удар и сам не понимал, что делает. Я еще сеанс провела, он расплатился, и больше я его не видела.
– Да, действительно, странная история. Но о том, что на тебе порча, она не свидетельствует. Ладно… Битую посуду запиши на мой счет. Я тебе потом, когда вернусь, целый сервиз подарю.
– Ты уходишь? – огорчилась Сана.
– Ухожу. Мне нужно побыть одной. Но вечером я засяду в салоне – делать и освящать талисман для Фаины. Ты с ней поработай как следует! Не может быть, чтобы не удалось ей хотя бы пяти сантиметров роста прибавить!
Дара сказала правду – она действительно хотела побродить под снегопадом и доказать самой себе необходимость поездки в Москву. На эту мысль ее, как ни странно, навела маленькая горбунья со своими стихами о прекрасной сиде Нуав.
Поблизости от салона Дара послала зов Изоре, но откликнулся Кано. Они были там вместе – и Дара решила продолжить прогулку.
А в салоне тем временем шла работа.
Сашка, придя сюда после семинара, опрашивала невест и заносила информацию в компьютер, сразу по-английски. Зоя гадала. Еще одна сотрудница, Ирма, готовилась выезжать к клиенту – ее позвали чистить бизнес от сглаза, так прямо и сказали. Изора с наслаждением командовала. Кано развалился в кресле и наслаждался временным бездельем.
– Кто там еще записан? – спросила его Изора.
Кано потянулся к столу и вытащил на монитор дневной план.
– Беляева какая-то, с семейной проблемой. По-моему, она уже сидит в коридоре…
– А по-моему, не сидит, – прислушавшись к внезапному шуму, заметила Изора.
И точно – дверь распахнулась, на пороге оказалась немолодая женщина, отпихивающая кого-то незримого.
– Знаю, что без очереди! – выкрикнула она. – Мне очень срочно! Ребенок умирает!
Изора с Кано переглянулись.
– Входите, садитесь, – вежливо сказал Кано. – Сейчас разберемся.
– Да что разбираться! Врачи говорят – не можете оплачивать реанимацию и аппарат, так забирайте домой! А ему четырнадцать лет всего!
– Лейкемия, – вслух прочитала Изора то слово, которое большими желтыми буквами написала незримая рука изнутри мгновенно сомкнувшихся и распахнувшихся век.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
